В гостиной щенок, рыча, расположился в гнездовье из рваной бумаги.

— Что случилось?

— Просто я в туалете был… — Финн поднял собачку и прижал ее к груди, испуганно глядя на отца. — Это очень-очень плохо, да?

— Нет, Финик, нет.

По лицу сына Том понял: ребенок страшился чуть ли не умерщвления своей любимицы за то, что она сотворила с произведением миссис Троллоп «Домашние нравы американцев». Том поднял изжеванный клочок:

«Идея книги все равно ни к черту, — подумал Том. — Фанни Троллоп — чепуха». Он рассмеялся.

— Это собака — литературный критик. И собака-патриот, Финн. А куда ты, кстати, убрал ее еду?

— У, друг! — Плечи Ласаро, обычно понуро опущенные, теперь тряслись от смеха. — Знаешь, как он звать тебя? Онассис. — Смуглое рябое лицо мексиканца никогда еще не было столь оживленным.

— Смешной тип. — Чик резко и смачно сплюнул на асфальт.

— Он заставить тебя купить дерьмовый посудина.

Оба посмотрели за верфь, на паровую баржу, темный силуэт которой заслонял все прочие суда.

— Он не «заставить». Мы с ним заключать сделка. Ему выгодно, мне выгодно.

— Он выгодно, друг. Он всегда выгодно.

— Не знать ты ни хрена. У меня право владения.

— Ему выгодно с налоги, у тебя только с проблема и выгодно. — Ласаро чуть снова не расхохотался.

— Что имеешь в виду?

— Он по уши в дерьме — экологи, береговая охрана, да еще городские власти. Дамочка писать письмо, говорить, баржа ей вид поганить. Дон сказать на той неделе — собираться вытащить свою посудину на буксире в море, далеко, очень далеко и потопить ее. Только бояться — береговая охрана заметить.

— Тогда распрощаться он с хороший цветной металл, — презрительно ответил Чик. — Есть латунь. Есть медь. Есть свинец. Плюс баржа сам. Следи за расчет!

— Только проблемы и есть, друг.

— Бизнес есть.

— Экологи приходить, смотреть. Береговая охрана, и из город тоже. Надувать он тебя ради свой выгода.

Чик недоверчиво хмурился. Потом вроде поверил — и снова разуверился. Его бесила глупая ухмыляющаяся физиономия Ласаро. Китаец прикрыл веки и с усилием растянул губы в улыбке.

— Может, он так считать.

— Говорить я тебе, друг, конец месяц, Дон требовать плата за швартовку, минимум тысяча доллар. Ты не платить, он приказать — вышвырнуть этот козел с моего судна! Ты владеть! Делать надо что-то! Как ты уметь крутиться? Он нагреть тебя!

— Дон так говорить?

Том совершил вылазку в университет — настоящий полет на малой высоте, когда ты засечен неприятельским радаром. На фоне горы Рейнир кампус, залитый лучами февральского солнца, смотрелся не по сезону мило. Том шел быстро, опустив голову. Он — движущаяся мишень.

Огонь зенитной артиллерии настиг его в Пейделфорд-холле, при входе в лифт. Расс Ван Стрэнд тоже ехал наверх. Доцент отыскал чрезвычайно интересную царапинку на лакированной деревянной панели и подвергал ее всестороннему семиотическому анализу. Небольшой ярко-фиолетовый рюкзак Ван Стрэнда, туго набитый не то книгами, не то продуктами, выглядел новехоньким. Двери лифта задвинулись, и доцент пробормотал:

— Рад снова тебя видеть.

Не найдя подходящего ответа, Том спросил:

— На прогулку собрался?

— Нет, а что?

— Ну, так упаковался.

На третьем этаже Ван Стрэнд пулей вылетел из лифта, словно борзая, несущаяся за электрическим зайцем. Он свернул направо, Том налево. Унылый пустой кабинет, чисто вымытый за время отсутствия своего владельца, вызвал в памяти неприятное воспоминание о мрачноватом рабочем месте Пола Нэйджела в департаменте шерифа округа Кинг. Том написал на листе бумаги график приемных часов и кнопками прикрепил его к доске объявлений за дверью, а рядом с графиком поместил небольшую приписку, гласившую: «Начало занятий по расписанию с 03.02.00». Затем оповестил по электронной почте одиннадцать своих студентов, будущих магистров искусств, посещающих семинары по литературе. Потом снял с полки «Сестру Керри» и делал вид, что читает Драйзера, пока собирался с духом перед тем, как пересечь коридор и зайти к Бернарду Голдблатту.

Если неприятности, приключившиеся с Томом, разбудили призраков из прошлого Бернарда, то теперь было ясно одно: заведующий кафедрой изо всех сил пытается их унять. Стоило ему увидеть в дверях Тома, и лицо Голдблатта стало встревоженным, а в глазах появилась мольба. Не успели они обменяться любезностями, а Бернард уже заговорил о «спорном вопросе» с «Ассоциацией» Рэя. Некоторое время назад Том высказал в электронном письме предложение, что университет мог бы в порядке благотворительности все же выполнить свои обязательства по отношению к писателю, явно имевшему поклонников в студенческой среде.

— Абсолютно невозможно. Абсолютно. — Бернард наградил Тома своей иронической оксфордской улыбкой. Косой луч солнца, освещавший кабинет с окнами на юг, играл на серебристых прядях парика. — Это же годовая зарплата классного специалиста по литературе средних веков! Я хочу сказать — вспомни, кто у нас сейчас преподает Чосера.

Том понятия не имел, кто сейчас преподает Чосера, и не собирался спрашивать.

— Учитывая обстоятельства, Дэвид наверняка согласится на меньшее… или мы могли бы пригласить его на один семестр преподавателем за те же самые деньги.

— Писатели-романисты прямо-таки наводняют университет.

Том прекрасно понимал Бернарда — вот оно, подтверждение словам заведующего кафедрой — здесь, повсюду. Кабинет Голдблатта был от пола до потолка забит томами в одинаковых переплетах: Остен, Бенн, Берни, Эджворт, Филдинг, Радклифф, Ричардсон, Смоллетт, Стерн… И точно так же кабинет наводняли поэты. Они, правда, занимали меньше места. Из-за представленной здесь коллекции доказательство значительности Скотт-Райса становилось делом весьма трудным. «Тристрам Шенди»[174] и «Хрустальный дворец»: сравните и сопоставьте.

— Я имею в виду, ты мог бы читать курс викторианской литературы, по крайней мере на младших курсах. Нет, я действительно выяснил все в отделе развития, и лучшее, что мы можем сделать, — это убедить Скотт-Райса принять наши искренние извинения и чек на тысячу долларов.

— С ужасом предвижу реакцию Дэвида.

— Отдел развития очень озабочен самой формой извинения и предпочел бы не извиняться вовсе. В любом случае придется еще проконсультироваться с юристами, прежде чем отправлять Скотт-Райсу какие-либо письма. И остается вопрос: как нам обосновать выдачу чека, если, конечно, он понадобится.

Отчаявшись достучаться до Бернарда-человека и затронуть таким образом его лучшие качества, проявляющиеся в критических ситуациях, Том понадеялся, что скорее достигнет успеха, воззвав к Бернарду — любителю собак. Почтительным тоном новичка, ищущего совета у признанного собаковода, Том поведал историю о щенке Финна. Уловка не подействовала вопреки ожиданиям.

— Кларисса скончалась. На следующей неделе будет год. Рак мочевого пузыря.

— Извините. Я не знал.

— Знали практически все. Я получил довольно много открыток с соболезнованиями.

Значит, так тому и быть. Уже у выхода Том сказал:

— Я хотел вас поблагодарить за…

— Ерунда, — отрезал Бернард, закрывая тему и освобождая Тома от дальнейших умственных усилий.

Дома ждало потрясение. Все утро Чик покрывал новое крыльцо и колонны серой грунтовкой, и дом теперь словно щерился на окружающих огромными, торчащими вперед зубищами, а фасад походил на лицо с выражением безумной — нет, даже маниакальной бодрости. Никакой темно-зеленой краске не стушевать этой чудовищной усмешки. Подрядчик будто бы придал дому сходство с самим собой.