Внутри щенок тоненько завывал в своей конурке, обвиняя хозяина в непростительном эгоизме и небрежности. Том выпустил собачонку, та немедленно сделала на ковре лужу. Он стал вытирать, а Душечка наблюдала за ним, и на ее нелепой мордочке читались печаль и недоверие. Этот взгляд был знаком Тому. Никогда ему не удавалось задобрить обладателя такого взгляда, а теперь, когда грустно и укоризненно смотрела собака, и подавно непонятно, с чего вообще начинать. Том продемонстрировал ей миску, наполненную сухим кормом, однако собачонка презрительно обнюхала еду и попятилась. Том достал поводок. Смутно припомнилось слово, которое произносят в подобных ситуациях:

— Гулять!

Тому показалось, он видит некоторое понимание в Душечкиных темно-коричневых глазах. Собака позволила пристегнуть поводок к ошейнику и с видом почти дружелюбным потрусила к двери.

На улице Тому хотелось рассмеяться над самим собой. С таким же успехом он мог бы везти на веревочке утенка на колесиках, с той лишь разницей, что у Душечки поминутно пропадало желание продолжать путь, и тогда слышалось царапанье когтей по бетонному покрытию, ибо Тому приходилось волочь упирающегося щенка волоком. «Душечка! — постоянно повторял хозяин вполголоса, — Душечка, нельзя!» На «Душечку» собака не реагировала, зато пару раз вопросительно задирала голову при слове «нельзя», будто именно это и была ее настоящая кличка.

Том замедлял шаг и глядел в небо, пока Душечка совала нос в трещины тротуара. Оттаскивал ее от валяющихся на земле собачьих экскрементов. Дорога до магазина приобретала грандиозные размеры Орегонской тропы, по мере того как Тома одолевал голод, а щенка — усталость. Супермаркет «У Кена» был уже в поле зрения, но, казалось, все отдалялся куда-то за горизонт. Последние четыре квартала Душечку пришлось нести на руках. Том привязал ее к автомату с мороженым рядом с магазином, и она повалилась наземь безжизненным коричневым комком.

Выйдя через несколько минут уже с покупками, Том наблюдал полнейшее перевоплощение. Душечка натягивала поводок, высунув язык, виляла хвостом и молотила по воздуху коротенькими передними лапками.

Женщина, сидевшая рядом на корточках, подняла голову.

— Ничего, если я ее поглажу? Как ее зовут?

— Ду-ушечка, — протянул Том, неосознанно подражая Финну.

— О, необычное имя! Двойное — Ду Шечка. Ду! Шечка!

Собачонка подпрыгивала на месте и так часто дышала, что Том опасался, как бы она ненароком не упала замертво от разрыва сердца.

— Это не моя, — поспешил уточнить Том, — это моего ребенка.

— Такая миленькая. У вас мальчик или девочка?

— Мальчик.

Женщина напомнила ему Бет — не теперешнюю Бет, а такую, какой она была до поступления в компанию Стива Литвинова. От этого сходства стало тревожно. Та же короткая черная кожаная куртка, стройные ноги, светлые волосы и прелестная асимметричная улыбка, когда один уголок рта приподнимается чуть выше другого. В принципе общего немного, но достаточно, чтобы привести Тома в замешательство.

— Постойте, а ведь я вас знаю…

Она внимательно разглядывала его. Интересно, сколько же сотых долей секунды ей понадобится на идентификацию личности?

— Вы — Том Дженвей.

— Да.

Женщина все улыбалась.

— Я слышала вас по Национальному радио. И книгу вашу читала… «Коридоры»?

— «Тоннели».

— Да, точно, «Тоннели».

Поразительно.

— Мне как-то муж подарил на Рождество. Я большая любительница Диккенса. Знаете, какое место мне больше всего понравилось? Где Квилп[175] начинает подъезжать к Бекки Шарп, а генерал Уильям Бут отправляет его в тюрьму. Животики надорвешь.

— А, наверное, вы как-то связаны с литературой, — сказал Том. — Вы преподаватель? Или над диссертацией работаете?

— Я? Нет, я работаю в сфере маркетинга.

Последнее больше всего понравилось Тому.

Возвращаясь домой по Шестой авеню, он посмотрел на собачонку другими глазами. Надо признать, в ней есть некоторое своеобразное и не сразу заметное очарование. Душечка, очевидно, приносит социальную выгоду и может помочь Тому вновь стать частью этой жизни, частью окружающего мира. Ну приспичило ей остановиться у вишни, обнюхивать всякую гадость и есть траву — что ж, Том полностью одобряет ее действия.

Они как раз проходили улицу Гарфилда, когда против них притормозил автомобиль и окошко рядом с передним сиденьем отъехало вниз.

— Эй, Том! Эй, Ду Шечка! — и машина умчалась.

Сегодняшняя встреча, слава богу, не возымеет последствий. У женщины есть муж, но даже если б и не было, тревожное сходство с Бет сразу и надежно поместило ее за пределы интересов Тома. Однако легкость и непринужденность их короткой беседы намекнула ему, дала украдкой взглянуть на некую жизнь, все еще скрытую от него. И как же приятно думать, что женщина никогда не узнает об истинном значении случайно сделанного ею подарка.

Бет заскочила буквально на несколько минут. Она выглядела совершенно разбитой, под глазами залегли фиолетовые тени бессонных ночей.

— Я совсем ненадолго, — сказала, входя, Бет.

Финн познакомил ее с Ду Шечкой.

— Ой, надо же! Прелесть какая!

У Тома Бет поинтересовалась:

— Ей прививки делали?

— Сомневаюсь.

— Надо отвести собаку к ветеринару. Завтра, например. Мало ли где твой китаец ее достал. У этого щенка может быть… да бог знает что! Чумка, глисты, блохи. А вдруг бешенство?

— Ну, она меня тяпнула пару раз, и, как видишь, я пока с пеной у рта не бегаю.

— Придется держать ее только здесь. У меня нельзя с животными — такое правило.

— К тебе на работу можно, в случае чего…

Бет нахмурилась.

— Я думала, ты собак не любишь.

— Ну а к этой вроде привыкаю потихоньку.

Повернувшись спиной к Финну, Бет прошептала:

— Щенок страшный на редкость.

— Ничего, со временем он начинает нравиться. Постепенно, не сразу.

— Тогда лучше пусть нравится тебе, чем мне. Ой, Финик, она бедокурит прямо на полу!

Финн уже умел мастерски управляться с пакетами из-под сандвичей, которые шли на собачий туалет, и теперь все убрал с гордостью настоящего владельца, собственника.

— Еще чуть-чуть — и было бы где надо, — объявил мальчик. — Мы почти приучили ее ходить в одно и то же место.

Теперь время перед сном вместо мистера Гадкера целиком принадлежало «Собаке в вашей жизни», а Душечка даже выполняла команду «сидеть!». По крайней мере так утверждал Финн.

— Как там Чикаго?

— Что? А, сущий кошмар. Открытие задерживается на три недели, Стив рвет и мечет. Что с акциями происходит, ты видел?

— Нет.

— Повсюду о них трубят. Вчера намечался полный обвал. Потом вроде обошлось. Финансовый директор шлет и шлет письма — мол, не паникуйте. Ну, от этого всеобщая истерия только усиливается. Слухи ползут сумасшедшие…

Тем не менее голос Бет звучал отрешенно, происходящее даже как будто забавляло ее. Том хотел было сказать о 1720 годе и крахе «Компании Южных морей», но вспомнил свое последнее несвоевременное упоминание об этом событии, а потому спросил:

— О чем слухи?

— А, знаешь, временные увольнения, сокращение штата, слияние и поглощение. На прошлой неделе Стив полетел в Сан-Франциско, так у всех случился приступ паранойи. В Силиконовой долине есть компания под названием «Риал Уорлд»… И я точно слышала, будто нас продали ей. Оказалось — рано себя хороним. Да сейчас стоит Стиву в туалет пойти, уже возникают новые слухи.

— Тебе спать вообще удается?

Бет искоса взглянула на Тома, словно он задал лишний вопрос.

— Не очень. Как говорится, работа двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Сможешь остаться на ужин?

— He-а. Я пообещала вернуться в офис к восьми, да и перекусить уже успела. Все равно спасибо.

— Думаешь, оно того стоит?

— Что? — Она опять странно, пронзительно на него посмотрела.

— Твоя… такая жизнь. Ты выглядишь вконец измотанной.