— Вы говорили с продавцом на автостоянке?
— «Дерганый… деньги еле сосчитал…», — прочитал детектив по своим записям. — Рассказывайте почему, Томас.
— Я незадолго до того мысленно ссорился с женой.
— Это мы проходили. Примерно пятьдесят минут спустя. Около половины первого, вы в гриль-баре «Трилистник». Бармен свидетельствует, что вы спросили пива, однако пить не стали, заказали чизбургер, но не притронулись к нему, потом зажгли сигарету, и ее не выкурили. Так с супругой и спорили, да?
— Нет, нет, тогда уже нет. Я… — Том усиленно пытался сохранить собственное достоинство в этой унизительной беседе. — Вообще-то чизбургеры там, наверное, самые отвратные на всем западе штата Вашингтон.
— И это мы тоже проходили. Некая картинка вырисовывается, Томас. Очень бы не хотелось мне переходить наличности, но обсудить положение вещей надо. Мы уже опросили немало людей, видевших вас во время той прогулки, и практически все сходятся водном. Согласно их показаниям, вы разговаривали сами с собой. Знаете, бормотали что-то себе под пос. Часто с вами такое бывает, Томас? Или опять будем валить на жену?
Том пришел в ужас.
— Я… не знаю, — пролепетал он. — Кажется, нет. Понимаете, я обдумывал будущую книгу и…
— Вы, значит, строчку придумаете и проговариваете ее вслух, чтобы прикинуть, как звучит?
— Ну да, вроде того.
— Да, я тоже так поступаю. Но не здесь, не в здании. — Нэйджел расхохотался. — Пенсии неохота лишиться. Ладно, поехали дальше. Редмондский бар, «У Вальдо». Натикало уже без четверти пять. Вы, по вашим рассказам, взяли скотча и воды, причем настоятельно просили лед в воду не класть. Бармен упомянул о вашем весьма приподнятом по неизвестной причине настроении, а также поведал, что вы с ним поговорили про «Сониксов»[134].
— Это он со мной говорил о «Сониксах».
— Бармен убежден — вы болельщик тот еще.
— Я просто поддакивал ему. Я ничего не смыслю в баскетболе, правил и тех не понимаю.
— Дело вот в чем, Томас. Парень из редмондского бара — человек веселый, контактный, с незнакомцами заговаривает, спортом интересуется. Совсем другое дело, нежели тип с Ботелл-вей в Вудинвилле, вам так не кажется?
— Да, точно… у меня как раз тогда появилась идея.
— Не поделитесь ли?
— Идея книги. И не думайте, тут совсем ни при чем… В общем, я думал о книге про британцев, побывавших в США в викторианскую эпоху.
Нэйджел удивленно заморгал, лицо его при тусклом свете лампочки казалось серым. Черепом детектива заинтересовался бы френолог: сквозь редеющие коротко остриженные волосы под кожей угадывались странные выпуклости и шишечки.
— Вот в чем нестыковка, Томас. Хочется вас исключить из списка подозреваемых, да только субъект вы слегка чудной. К тому же курите — еще один минус в данном случае. Я бы с радостью занимался другими делами, а не со всем этим возился, да и вы тоже. Но надо разобраться кое с чем еще…
Нэйджел положил на стол пластмассовую дощечку с зажимом.
— Здесь много всяких странностей, да только обратите внимание на черные крестики, обведенные кружками, — они изображают вас.
К дощечке прикреплялась некачественная ксерокопия карты местности. Саммамишская Топь идет через весь лист, сверху донизу. Тропа намечена зеленым фломастером, пунктиром. Участок длиной около двух миль обведен узким красным прямоугольником, скорее даже овалом. Маленькие крестики в кружочках сплошь усеяли карту. Рядом с каждым крестиком — циферки.
Наблюдая за Томом, Нэйджел сказал:
— Не смотрите, что их столько. Люди видели вас повсюду. К нам поступили звонки аж из Уэнатчи и Спокана. Приглядитесь к тем значкам, которые идут вдоль тропы.
Цифры располагались в беспорядке. Отслеживая свой маршрут, Том обнаружил 1007,1218,1615,1305,1150, 1702, 1350, 1600, 1425… Теперь все носят электронные часы, и время фиксируют с изощренной точностью, но в половине случаев оно указано ошибочно, а какие-то данные вообще из области фантастики. Тем не менее среди общей путаницы намечалась определенная система — в целом последовательность часов и минут совпадала с тем, что запомнил он сам.
— Сколько человек вам позвонило?
— Где-то около трехсот, по моим последним данным. Но это если считать соседей, университетских студентов и преподавателей.
Соседи? Студенты? — мелькнули вопросы в голове Тома. Ответы на них таятся словно за закрытой дверью, и лучше ее не открывать.
— А эта красная сосиска что означает?
— Промежуток времени, в который пропала девочка. С трех часов десяти минут до без десяти четыре. Я наметил временной отрезок в соответствии с моментами, показавшимися мне в вашей прогулке основными. Здесь вы со мной согласны, Томас?
— Да, вроде… Получается, где я отошел от туалета, там начало. Тут, по-моему, все верно. Погрешность минут в десять…
— В туалете кого-нибудь встретили?
— Я же вам сказал — я не заходил туда. Посидел снаружи на лавке, выкурил сигарету. Вторую сигарету.
— А теперь вот этот красный крест, посмотрите.
Крестик стоял в нескольких сотнях ярдов от Северо-Восточной магистрали № 124, пересекавшей Топь. Том помнил тот мост.
— Место исчезновения Хэйли?
— Да. Поняли, в чем у меня выходит нестыковка?
Крест помещался в самом центре сосиски.
— А кого вы там, говорите, не видели, Томас? — Детектив выложил на стол еще пару фотографий. — Забудем пока о Хэйли. Вот двое других детей. На Мэдди, девочке-подростке, были тогда розовые теплые брюки и короткая куртка. На Тэйлоре — синие джинсы и серебристый пуховик с капюшоном.
— Я их не видел.
— Они видели вас.
— Видели до… или после?
— Около половины четвертого. Мэдди уже начала беспокоиться.
Том поглядел на карту и на снимки. В памяти шевельнулась лишь миссис Троллоп со своими наполеоновскими планами относительно зарабатывания денег в Цинциннати в 1928-м. Это он помнил четко, а Мэдди с мальчиком совершенно не отпечатались в памяти.
— Мне жаль, но я их просто не заметил. Я думал о другом…
— Ладно. Еще разок. Я хочу, чтобы вы меня провели по отрезку от туалета до южной оконечности моста.
Том очень старался, однако мог сказать не больше, чем в первый раз. Он описал, как остановился понаблюдать за краснохвостым канюком. Перед глазами до сих пор стояли подрагивающие в вышине крылья птицы, замершей в небесах, неподвижной, словно воздушный змей на туго натянутой нити.
— Да, вы говорили. И я люблю посмотреть на птичек.
— А вы не думали, может быть, это медведь утащил девочку? Или пума?
— Нет. Мы бы обнаружили останки. — Нэйджел воззрился на голую стену кабинета так, будто на ее месте было окно, из которого открывался вид на море или на луга. — Хэйли — уже третий пропавший в этом районе ребенок. Исчезают только девочки. Прошлой весной тело одной из них нашли около Сэнд-пойнт в Айдахо. Другая — до сих пор не обнаружена. Сюда обратимся, Томас, — сказал детектив и, перегнувшись через стол, раздраженно ткнул пальцем в карту.
— В общем, прошло около десяти минут, значит, скажем… э-э… в четверти мили отсюда я остановился и закурил новую сигарету. Четвертую по счету.
Взгляд Нэйджела не выражал одобрения. Том объяснил, что некоторое время он стоял и наблюдал за течением реки.
— Понимаете, именно в тот момент у меня выкристаллизовалась идея книги, ну, то есть я вам расскажу сейчас, и мы тогда сможем…
— Вы мост видели с места, где стояли?
— Я не знаю. Я смотрел на воду. Я думал. Когда мысленно проживаешь некие события, внешний мир вроде совсем исчезает, понимаете?
— Так, значит, вы и не могли ничего увидеть, вроде как слепота на вас напала. Правильно я понял?
— Нет, все не совсем так — у меня просто крайне сузилось поле зрения. К примеру… Нет, прошу прощения, это совсем не относится к делу.
— В моей работе не относящегося к делу не бывает.
И Томас рассказал — с большим красноречием, нежели ему удавалось выжать из себя до сих пор.
