Том ухватился за услышанное имя. Оно придало его странной ночной беседе некую приятную обыденность.

— Понимаете, я даже не видел тех детей.

— Что ж, может, вы видели что-то еще. Незначительное для вас, но важное для следственной группы.

— А есть следственная группа?

— Ну, ведь не только одна эта девочка пропала в означенном районе.

Значит, серийный маньяк гуляет на свободе, а полиция только и может показать по ТВ какую-то идиотскую картинку. Немудрено, что большинство преступлений остаются нераскрытыми. А если бы тем ребенком был Финн? Том не положил, а бросил трубку в гнездо.

Он поднялся и успел выпить кофе задолго до телефонного звонка, раздавшегося в 8.30. Детектив Нэйджел держался, пожалуй, чересчур непринужденно.

— У меня с утра столько дел — черт ногу сломит. Вы бы видели, такая куча отчетов — и над каждым нужно посидеть… А это что было? Землетрясение у вас там, не иначе!

— Строители, — ответил Том.

— Все одно к одному. Я же говорю, накрылось утро. Как вам два тридцать дня — в ваш график вписывается?

Время тянулось еле-еле. Том через силу пробовал заинтересоваться строительством крыльца. Возводимый каркас из голых сосновых бревен напомнил о пробковых корпусах самолетиков, модели которых он мастерил в детстве у себя в спальне. Прилежно, часами — в руке ножик с выдвижным лезвием, к кончикам пальцев присох клей.

Чик сидел на корточках поперек узкой перекладины и осматривал алюминиевый уровень[132].

— Я думаю, площадку можно выкрасить в зеленый. Насыщенный темно-зеленый, — сказал Том.

— Вы его получить, — ответил подрядчик, не поднимая головы.

Строители работали над внутренней конструкцией крыльца. Один из мексиканцев, стоявший за деревянным каркасом, Хесус или Луис, уставился на Тома так внимательно, что тот почувствовал, как краснеет. После он целое утро во всем винил приступ паранойи, но воспоминание о досадном эпизоде то и дело возвращалось, и Том снова ощущал на себе до неприличия пристальный взгляд человека, постепенно узнающего известное лицо.

К зданию суда округа Кинг Том ехал сквозь сырую мглу, больше похожую на туман, чем на дождь. На перекрестке Третьей улицы с улицей Джеймс сомнительные типы в свитерах с капюшонами курили, стоя у края тротуара, и Том, которому надо было как-то убить двадцать с лишним минут, составил им компанию, обогатив криминальную атмосферу еще одной сиротливой струйкой дыма. Когда проходившая мимо женщина пробуравила его злобным взглядом, он затоптал каблуком сигарету и направился внутрь здания, всерьез опасаясь, что еще какой-нибудь незнакомец чего доброго набросится с кулаками.

На пропускном пункте вышла небольшая суматоха: заработала сигнализация. Раздался такой пронзительный, мерзкий вой, будто Том утаил в кармане брюк целый «узи». Извлекая на свет божий весь свой солидный запас ключей, он сообразил: в этом здании они будут смахивать на комплект отмычек. Охранник-латиноамериканец перебрал их, не спеша, досконально, и долго разглядывал огромный старый ключ с двумя бородками, отпиравший когда-то угольный склад в Илфорде. Страж показал связку коллеге женского пола, та раздраженно пожала плечами в адрес Тома и махнула рукой — проходите, мол.

Он назвал свою фамилию секретарше в приемной шерифа, получил отрывистое приказание сесть и ждать — детектив Нэйджел занят, говорит по телефону и никого не принимает. Узкий коридорчик чем-то напоминал приемную врача в какой-нибудь стране третьего мира, а именно — своим резким освещением, аляповатыми пластиковыми стульями и старым-престарым столиком, заваленным журналами. С обложки «Тайм» взирала вытянутая физиономия Джеффа Безоса, нареченного «Человеком Года».

Действуя исключительно ради секретарши, Том сделал вид, что устраивается поудобнее, нацепил очки для чтения с полукруглыми стеклами и якобы ушел с головой в журнал. «Джеффри Престон Безос, — читал Том, — разделил известный каждому опыт, впервые вступив в лабиринт соединенных между собой компьютеров, именуемый Мировой паутиной. Джеффри понял: именно здесь блестящее будущее розничной торговли». Том поднял голову и обнаружил: у суровой секретарши, если верить табличке на ее столике, необычная фамилия — Криминос.

Наконец освободился Пол Нэйджел. Детектив не стал подходить к Тому, однако кивнул в знак приветствия. Похожее выражение появлялось на лицах экспертов из «Антикварных гастролей», когда кто-нибудь приносил настоящую севрскую вазу или неизвестную доселе картину Джона Копли[133].

То был кивок оценщика, неожиданно распознавшего подлинный экспонат среди подделок.

— Томас, — сказал детектив, — идемте, я проведу вас.

Он двинулся вперед по коридору и спросил:

— Вы преподаете в университете?

— Да.

— Я, можно сказать, ваш студент. Посещаю курсы повышения квалификации — хожу на вечерние занятия посемейному праву.

— Я работаю в несколько другой сфере. Я писатель вообще-то.

— Да, и я тоже писатель в некотором роде.

Он указал на дверь своего кабинета, совершенно пустого, если не считать мигавшей под потолком лампочки и стола, усеянного клочками бумаги. Войдя вслед за Томом, Нэйджел взглянул на экран компьютера, щелкнул чем-то на телефоне, потом сказал:

— Да, день не задался. Раз уж вы преподаватель, я могу не канителиться и не зачитывать вам вслух… Вот, держите. Изучите внимательно сами и где сказано, поставьте автограф. Идет?

Так Том отказался от использования своего конституционного права, а Нэйджел тем временем заполнял какой-то из многочисленных бланков, конечно же, требовавший фиксации всевозможных подробностей.

Продолжая старательно выводить буквы и даже не поднимая головы, детектив спросил:

— Вы видели пропавшую девочку? Хэйли? По телевизору?

— Да, видел.

— Но вы не видели ее во время своей прогулки?

— Нет.

— Посмотрите.

С ловкостью карточного шулера Нэйджел метнул перед собой на стол с полдюжины снимков. Вот Хэйли, одетая как для похода в церковь и послушно улыбающаяся в объектив, позирует школьному фотографу; вот кадры со дня рождения — Хэйли среди своих маленьких друзей — обведена красным кружком; а вот смеющаяся Хэйли оседлала бронзового поросенка на ярмарке в «Пайк-плейс». До боли знакомые сюжеты, похожие фотографии хранятся и у Тома.

— У вас есть свои дети, Томас?

— Да, один. Мальчик. Ему четыре года и девять месяцев.

— А у меня двое, мальчик и девочка. Восемь лет и десять. Выходит, мы оба с вами отцы, оба беспокоимся, верно? Как зовут вашего сына?

— Финн.

— Ирландское имя?

— Моя супруга выросла в ирландской семье.

— Ладно. — Нэйджел откинулся на стуле и сцепил пальцы за головой (ее покрывал ежик темных волос). — Попробуем так. Снимки пусть лежат — может статься, они возьмут да и напомнят вам о чем-то существенном. Я хочу послушать про вашу прогулку. С самого начала. Не торопитесь. Мне надо знать абсолютно все.

Детектив задавал множество вопросов, подводил к ответам, и Тому потребовалось немало времени на изложение своего маршрута. Рассказ, если рассмотреть его в качестве повествования, катастрофически нуждался в теме, сюжете, ключевых событиях и развязке. Все держалось на восьми выкуренных Томом сигаретах — они по крайней мере худо-бедно устанавливали хронологические рамки событий того вечера. В остальном же история представляла собой нагромождение банальных случайностей. Том закончил тем, как на такси добирался до своей машины. «А потом я поехал домой». Произнеся это, он подумал: «Подобных глупостей мне еще не приходилось плести».

— Ладно, хорошо. Уже кое-что. А теперь… — Нэйджел полистал желтые линованные странички записной книжки. — Одиннадцать сорок. Вы, по вашим же словам, находитесь на Ботелл-вей. Продавец из магазинчика на автостоянке — индус, помните? — утверждает, будто вы были взвинчены и вели себя невежливо.