Нэйджел выслушал его без улыбки, и финал истории встретил молча, недовольно барабаня пальцами по столу.
— Сигарету рыба съела.
— Да.
— Знаете что, Томас? Люди, до такой степени погруженные в себя, мне, кажется, еще не попадались.
— Примерно то же самое говорит и моя жена.
Том тихонько засмеялся — примирительно, желая разрядить ситуацию.
— Сообщите супруге — я полностью на ее стороне. — Судя по тону, детектив не шутил.
Подперев подбородок рукой, он продолжал, устало и монотонно:
— Я против вашего вовлечения в расследование, Томас. Свидетель из вас никакой, и самого преступления вы не совершали. Беда в одном: я не вижу, как снять с вас подозрение, по крайней мере сейчас.
— Может быть, мне следует сдать кровь? Или пусть меня проверят на детекторе лжи?..
— И что это даст?
— Не знаю. Я просто думал — так делается в подобных случаях…
Нэйджел взглянул в воображаемое окно.
— Вы ни черта не запомнили. А другие люди только вас и запомнили. Все сводится, в конце концов, к одному. — Он собрал фотографии и спрятал их в ящик стола. — Вероятность вашей причастности такова, что следственная группа будет требовать повторной беседы с вами.
— Да, разумеется, когда скажете.
— У вас нет гражданства.
— У меня британское гражданство.
— Значит, паспорт вы должны иметь при себе.
— Да, он у меня есть.
— Планируете куда-нибудь выезжать?
— Нет.
Они вышли в коридор, и Нэйджел положил руку Тому на плечо, чем немало его удивил.
— Я был с вами резковат, извините. День сегодня тяжелый.
— От меня вам никакой пользы, мне так жаль. Почему же, черт возьми, я оказался таким ненаблюдательным!..
В фойе детектив вручил Тому свою визитку.
— Надумаете уехать из города, не важно зачем, — звоните мне. Всплывет у вас хоть какая-нибудь мелочь — тоже звоните. Никогда не знаешь наверняка — а может, память к вам и вернется. Начнете вспоминать, что видели, — очень себе поможете, Томас. Через пару ли дней, через неделю ли, но мы с вами свяжемся.
Он протянул руку, улыбаясь устало и вымученно.
— Я хотел спросить, — сказал Том, — а что вы пишете?
— Киносценарии, — сварливо ответил Нэйджел, пресекая дальнейшие расспросы.
Том вернулся домой, и еще пятнадцать минут оставалось в запасе перед тем, как ехать в «Стебелек» за Финном. «Одно непрочитанное сообщение» в электронном почтовом ящике оказалось письмом от Бет:
Привет, Том!
Этот ПОРТРЕТ! Просто ужас, что творится, но я уверена, ты недоразумение уладишь и через день-другой все встанет на свои места. Надеюсь по крайней мере! Бог ты мой, наверняка фоторобот тебя шокировал! Ты и правда шел по той дороге, когда произошло похищение? Видел детей? Сочувствую их родителям. Кошмар. Раз все только об одном и говорят, тебе, по-моему, будет жутко неудобно появиться в «Стебельке» именно сейчас. Так что я заберу Финна, и пусть он севодня останется у меня. Так будет во всех отношениях лучше — думаю, ты согласен (?)
Пока.
До встр.,
Бет.
До встр.? От одной коротенькой фразы Том вздрогнул и вообще счел сам тон письма подозрительным. Бет никогда раньше не писала «севодня». Словами из одних заглавных букв и восклицательными знаками она тоже не злоупотребляла. Неспроста эта оживленная болтовня, и очень Том сомневался, что жена хочет уберечь его от неловкости и только поэтому решила перехватить Финна.
Том рассчитывал, сын поможет ему уберечься от безумия. Он испытывал необходимость приготовить ребенку макароны с подливой, растянуться рядом на полу и вместе смотреть «Охотника на крокодилов» или «Планету животных» и слушать прибаутки Финна про «тук-тук!». Хотелось искупать мальчика, рассказать ему сказку на ночь, полежать с ним перед сном.
Том набрал номер рабочего телефона Бет, услышал автоответчик. Подумал было отправиться в «Стебелек» и опередить ее, по не хватило мужества — с такой пугающей ясностью представилась вспышка супружеского конфликта на глазах у воспитателей, детей и их родителей. Все они встанут на сторону Бет.
Без Финна процесс приготовления макарон и подливы казался невыносимым, и Том кое-как состряпал на ужин никудышный омлет по-испански. Кусочки яйца подгорели, кусочки картофеля, наоборот, остались сырыми и напоминали редис. Пока Том через силу ел, и тут возникла новая мысль. Полицейские, наверное, захотят обыскать дом. Так всегда делается. Об этом в первую очередь пишут в газетах. «Полиция произвела обыск жилища…» Если они заявятся в дом, то обнаружат Чика с мексиканцами. А если обнаружат Чика с мексиканцами, ответственность ляжет на него, Тома. Еще Бет говорила: «Помнишь Зои Баярд». Он окажется — какой там есть юридический термин — «соучастником постфактум». Могут и депортировать за сокрытие нелегалов, и не просто могут, а депортируют.
Том представил: под конвоем его заталкивают в самолет, вылетающий рейсом «Бритиш Эйрвейз», Финн рыдает в отдалении, а громилы-охранники не пускают ребенка к отцу. Том подумал: неразумно так паниковать. Но чем больше он размышлял, тем больше собственные страхи представлялись ему неким предвидением, даже делавшим картину возможных бед менее ужасной. Впрочем, есть еще время действовать — а ничего другого и не остается.
Только после двух выкуренных сигарет у Тома хватило духу спуститься в подвал к Чику.
— Пива хотеть? — Подрядчик открыл дверцу своего новенького холодильника, демонстрируя освещенные лампочкой полки, заставленные нехитрыми припасами.
— Нет, спасибо, сейчас не буду. Послушай, знаю, жутко неудобно получается, но тут наметилась одна проблемка. Понимаешь, полиция может приехать.
— Полиция? Вы звать полиция? — Лицо Чика начало мрачнеть и приобретать крайне неприятное выражение.
— Нет, нет, я не звать… — Том почувствовал, как сам переходит на ломаный язык, и ему тут же захотелось взять обратно повисшие в воздухе слова. — Это только… Ну, понимаешь, они могут здесь появиться. Чтобы со мной поговорить. А если ты будешь находиться здесь, и мексиканцы, то я подумал… Совсем было бы другое дело, имей ты гражданство или… грин-кард, вид на жительство…
— У меня водительские права, — отрезал Чик так, будто пригрозил: «У меня пушка».
— Да, но тебе, наверное, нужен именно вид на жительство, согласен? Просто не хочу втягивать тебя в неприятности, только и всего. Через пару дней дело уладится. И потом…
— Хесус говорить, он вас видеть по телику. Я ему сказать — нет. Парень-то тупой как пробка.
— Вышла дурацкая путаница. Полицейские пытаются разобраться. Но следующие дня два вам бы лучше тут не появляться. Извини.
— Он сказать, вы вляпаться по-крупному, — нахмурившись и ссутулив плечи, Чик угрюмо оглядел обстановку своего убежища.
— Он ошибается. Это все сплошная неправда. Вот он-то и вляпается, если полиция увидит, как он тут вкалывает. — Тому вдруг захотелось наказать Хесуса.
— Мексиканцы говорить, полиция бояться нечего. Только Иммиграционная служба.
— А мне так не кажется. Раз вы, ребята, без документов, отвечать придется мне, правильно? Тогда я в самом деле вляпаюсь.
— Крыльцо не готов еще. Нужен отделка. Сегодня краска достать, темно-зеленый, как вы сказать.
— Прекрасно. Слушай, я вам предлагаю всего лишь отложить работу, ну, вот только завтра и послезавтра повременить. Я, конечно же, хочу, чтобы вы вернулись потом, — обратился Том к телевизору, к стопке одежды на диване, к холодильнику и половичкам.
Аккуратное прямоугольное пространство, с которого подрядчик убрал всевозможный хранившийся в подвале хлам, смотрелось куда уютнее беллтаунской квартиры. Чик штудировал Доктора Сьюсса[135] и пил «Севен Ап». На телевизоре лежал уровень, сам телевизор помещался на подставке, чья единственная ножка была не просто вкопана в землю, а укреплена на дощечке. Том и в мыслях не имел выставлять человека из обжитого помещения, и ему неожиданно стало стыдно.