Но Ваганов в конце концов почти всех сумел убедить в том, что даже если 26 марта и не состоится «хлопушки» Турецкого, то все равно такой человек просто находка, — ведь он свой человек, который вхож и в кабинет нового генерального прокурора, и в кабинет его заместителя, а при желании и в «Белый дом».

К тому же для подстраховки на совещании 26 марта под рубашкой этого следователя будет жилет, начиненный той же пластиковой взрывчаткой «С-4», так что в случае чего… В случае, если следователь окажется рядом с Медведем, он сможет стать камикадзе, взорвав себя и стоящих рядом людей. Взрыв жилета будет производить, естественно, не следователь Турецкий, а наблюдающий за ним человек из состава охраны «Белого дома».

Ваганов категорически отверг избитые варианты «дня икс», варианты, которые уже были: Медведь уезжает в отпуск или на какую-нибудь очередную встречу в верхах — в Америку или во Францию… А в это время… Нет, все это уже было.

Медведь должен быть устранен сразу же и здесь, в Москве! И без всяких проволочек, тут же должны ударить «молоковозы» и «бензовозы», стоящие на улице Академика Королева, на автозаправочных станциях, в лесопарке Лосиный остров…

Ракеты «Пика-2», закамуфлированные под молоковозы и междугородные трейлеры, подчиняясь новой программе, безошибочно найдут поставленные им цели.

— Главное в нашем вопросе не побольше шума, а побольше решительности, главное — стопроцентная решительность! — кричал уже охрипшим голосом Ваганов. — Если председатель Телерадиокомитета будет финтить — команда на пуск, ракета с кумулятивным снарядом летит на Шаболовку, и все дела! Не стоит напоминать, что в случае неудачи с нами никто церемониться не станет! Через два часа объявляется военное положение, дается информация по радио и телевидению — и без проволочек, что группа военных заговорщиков совершила попытку захвата власти. Но, благодаря своевременным усилиям, заговорщики обезврежены, некоторые уничтожены, но Медведь, к несчастью, тоже убит. На десятидневный срок власть в стране переходит в руки Временного комитета обороны страны, председателем которого является ваш покорный слуга, единодушно выбранный на совместном заседании коллегий Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Через день все новые путчисты будут выявлены и обезврежены, кандидатуры мы уже подготовили. Отказавшиеся сотрудничать с нами покончат с собой или будут застрелены при попытке оказать сопротивление… Самое главное, чтобы в ближайшие несколько часов вся страна, весь бывший Советский Союз, вся наша империя была накрыта одной большой армейской панамой, нашей панамой!..

Федору Полетаеву не удалось съездить в райцентр.

Ранним утром скончался Юрий Королев, и Кузьмин, позвонив Феде домой по внутреннему телефону, попросил его присутствовать для засвидетельствования смерти, подписаться под актом.

В свидетельстве о смерти значилось, что Королев скончался от сепсиса, заражения крови. Травм или повреждений на теле не обнаружено, кроме маленького пореза на щиколотке ноги.

Федя хотел взбунтоваться против подобной липы, но, рассудив, что безопасность Турецкого, Найденова и полковника Васина важнее его праведного гнева, поставил свою подпись.

Турецкого куда-то увезли, и Федор Полетаев страшно беспокоился по этому поводу. Контролеры сказали, что приезжала за больным Ивановым черная «Волга», которая и увезла его в неизвестном направлении. А ночью зачем-то приезжал генерал Ваганов, фактический хозяин Ильинского.

Полетаев подумал, что Турецкий, скорее всего, находится у него, у генерала. Но не ехать же ему в воинскую часть разыскивать похищенного следователя! Оставалось только молить Всевышнего и ждать. Кроме того, следователь требовал пистолет, нужно его раздобыть!

«Как бы пистолет мне самому не понадобился, — думал Федя Полетаев, шагая в рассеянности по коридору и, словно случайно, поглядывая в открытую дверь комнаты контролеров, где, как он знал, в углу металлического ящика с ключами висели дубликаты ключей от сейфа начальника охраны Зарецкого. — Надо их как-то выкурить отсюда», — думал Полетаев, глядя на контролеров, которые пили чай с бутербродами с маслом и колбасой.

Некоторые из контролеров брезговали есть то, что готовили для психов. Но не брезговали таскать мясо и прочие продукты. Эти двое были из тех, что брезговали.

Федя Полетаев пошел в свое третье отделение и пообещал Сеньке Камышину, который когда-то «съехал» на почве ревности и поджег свой дом в деревне и колхозную ферму, что отменит ему галоперидол, если Сенька устроит сейчас небольшое буйство, чтобы прибежали контролеры и надели на него смирительную рубашку. Полетаев последний раз вколет ему галоперидол, а потом отменит.

Сенька Камышин согласился.

И как только Полетаев услышал вопли и крики Сеньки, он побежал за контролерами. Контролеры, оставив бутерброды, помчались в палату, а Федор Полетаев немного отстал. Он повернул обратно, влетел в комнату контролеров, взял из железного ящика, висящего на стене, ключи и побежал вслед за контролерами.

Сеньку Камышина быстро скрутили, завязали на спине рукава смирительной рубашки, подоспел Полетаев со шприцем, и через несколько минут Сенька Камышин уже вяло мычал нечто нечленораздельное.

Сеньке все это было не впервой, ничего, через пару суток очухается. Главное, ключи были уже у Полетаева.

Потом Федя направился в крошечный кабинет Зарецкого, который, как и всегда в дневное время, был открыт; сам Зарецкий ходил и проверял, правильно ли тянут провода сигнализации, которую решили недавно поставить на стекла окон.

В кабинете начальника охраны нечего было красть. В нем стоял только огромный сейф в углу, пара сломанных стульев и допотопный круглый стол. Да висело на стенах несколько плакатов и с десяток акварельных рисунков, где были изображены сцены войны. Танки, взрывы, самолеты в небе. Все это были акварели когда-то находившегося здесь, в Ильинском, одного художника-диссидента, в недавние перестроечные времена срочно признанного здоровым.

Федя Полетаев быстро открыл сейф и почти сразу обнаружил в нем то, что искал. В коробке из-под обуви, завернутый в чистую тряпицу, лежал «стечкин», вычищенный и блестящий маслом. Полетаев подумал, что в присутствии генерала Зарецкий, пожалуй, должен иметь пистолет в кобуре. Значит, скоро может хватиться пропажи. Но раздумывать было уже некогда.

В коридоре слышались чьи-то голоса, кажется, Нины, медсестры, и кого-то из больных. Полетаев сунул пистолет себе в карман, запахнул края халата, быстро закрыл сейф и осторожно выглянул в коридор.

Невдалеке действительно стояла Нина, уговаривавшая больного укутать горло полотенцем, — тот шел зачем-то на улицу. К счастью, Нина стояла к нему спиной.

Полетаев незамеченным выскочил из кабинета Зарецкого, прошел по коридору, вежливо улыбнувшись Нине, и прямым ходом направился в отделение, где была палата Турецкого.

У нужной двери он на всякий случай оглянулся, не видит ли кто, и открыл дверное окошечко. Волна холодного страха обдала Полетаева с ног до головы: палата Турецкого была пуста.

«А что, если его вообще не привезут?» — с ужасом подумал Полетаев.

…Турецкого привезли под вечер.

Оказавшись в своей камере, он с удивлением обнаружил висящий на стене цветной портрет улыбающегося Президента страны.

«Это зачем еще повесили? — подумал Турецкий. — Чтобы я не перепутал, не обознался? Может быть, это юмор? Или психологическая обработка? Чтобы я, глядя на Ельцина круглые сутки, наливался праведным гневом?»

Турецкий отказался есть принесенную кашу и, когда контролер ушел, лег на одеяло в своем выглаженном костюме.

В голове был кавардак. Нужно принимать решение, хотя, видимо, времени уже нет. Либо он доводит свое «расследование» до Москвы, может быть, даже вплоть до обещанного заговорщиками совещания. Либо — если Полетаев уже сообщил Меркулову и Грязнову — ждет, когда ребята вместе со следственной группой и милиционерами из Смоленска самолично здесь объявятся…