Первого президента России взбесила не только ирония известного журналиста, но и взгляд. В нем было недоверие, скептицизм и капелька презрения. И это в то время, когда вся Россия была без ума от своего президента.
Хоть и почитал Борис Николаевич свободу слова превыше всего, но Андреева возненавидел. С «легкой» руки президента журналиста так задвинули, что головы было не поднять. Газеты и телевидение резко закрыли свои двери перед мэтром. Его перестали издавать. А старые друзья отворачивались при встрече.
Не отвернулся только один — Александр Павлов. Он не позабыл телефон старого товарища, как некоторые. Позвонил и предложил работу. В благодарность Андреев создал в «Молодежке» такой отдел новостей, какого еще не было ни в одной газете Советского Союза. Стиль работы он изучил на Западе. Для советской журналистики главной была не информация, а правильная позиция автора. Навыки Андреева до поры до времени оставались невостребованными. И лишь в «Столичной молодежи» он показал, как надо работать. На его отдел новостей стали равняться и другие издания.
— Вам звонит Гольцов из Интерпола, — сообщила Андрееву секретарь.
— Соедините.
С Михальским они решили, что встречаться с журналистом лучше коллеге, хоть и бывшему военному, но журналисту. Поэтому на связь с Андреевым и вышел Гольцов.
— Здравствуйте, с вами говорит старший оперуполномоченный по особо важным делам национального бюро Интерпола майор Георгий Гольцов.
— Очень приятно, — ответил Андреев. — Какое государство объявило меня в международный розыск?
— Пока никакое. Я подготовил статью для вашей газеты. Хотел показать. И обсудить возможное сотрудничество.
— Хорошо, приезжайте.
Андреев постоянно курил сигары. От этого в его кабинете стоял стойкий сладковатый аромат.
— Неплохо, очень неплохо, — произнес он, бегло пробежав глазами статью Гольцова. — Только надо кое-что поправить.
— Ваша рука — владыка.
Дверь кабинета распахнулась. На пороге появилась молоденькая блондинка с двумя косичками, торчащими на голове, как маленькие рожки.
— Вадим Саулович, почему вы сняли мое изнасилование? — расстроенно спросила она.
— Возьми «Молодежку», — Андреев зажатой в руке сигарой показал на журнальный столик, стоявший перед большим экраном домашнего кинотеатра. Поверх пачки газет лежал свежий номер «Столичной молодежи».
— Смотри подвал первой полосы, — сказал он.
Девушка схватила газету, ее глаза забегали от заголовка к заголовку. Нашли нужный, остановились.
— Нашла? Читай.
— «Зверское изнасилование в Жулебине. Пять пьяных подонков затащили в подвал двух школьниц…»
— Достаточно, — оборвал ее редактор. — «Молодежка» отвякалась. А вот где ты была вчера, мне не понятно.
— Вадим Саулович, — плаксивым голосом произнесла корреспондентка, — я не могла дозвониться до начальника райотдела милиции. Он как раз был на этом деле. Зато сегодня у меня есть все подробности и фамилии.
— Дорога ложка к обеду.
— Вадим Саулович, а суд над Белугиным давать? Сегодня будут слушать экспертов.
— Кому сейчас интересен этот Белугин? Там есть какой-нибудь информационный повод: осудили, выпустили, арестовали кого-то еще?
— Нет.
— Тогда забудь. Ищи еще что-нибудь…
— А вы знали Белугина лично? — спросил Гольцов, когда девушка вышла.
— Да, — хмуро ответил Андреев.
— За что его могли взорвать?
— А вы разве не знаете? — Редактор с хитрецой посмотрел на Георгия.
— Мне интересно ваше личное мнение.
— Видите ли, Георгий… Это дело темное и очень опасное. Вы даже не представляете, насколько оно темно и опасно.
Внезапно телефоны на столе редактора разорвались трелями, словно пулеметными очередями.
Андреев включил громкую связь.
— Вадим, это дежурный редактор беспокоит. — В динамике зазвучал взволнованный голос. — В Ираке война начинается. Что будем делать?
— Еще не начинается. Я слежу за ситуацией.
— А если начнется?
— Ставим на международную полосу с «паровозом» на первую. Вместо беспорядков в Аргентине.
— Аргентину вообще убираем?
— Нет. Отправляем на международную полосу в один объем с заварухой в Афганистане.
— Не влезет!
— Сократи и ногами запихай.
Гольцов отметил, что редактор успевал одновременно разговаривать по телефону, следить за лентами информационных агентств на мониторе компьютера и краем глаза коситься в телевизор, где шли новости…
— Так почему вы интересуетесь убийством Белугина? — Андреев посмотрел на Гольцова.
— По поручению Генерального секретариата мы готовим справку-доклад о расследовании самых громких преступлений в России. В том числе — убийства Белугина. Рутина. Но приходится ею заниматься.
В кабинет постучали.
— Здесь нам не дадут поговорить, — произнес редактор. — Если вы действительно хотите узнать про дело Белугина, пойдемте выпьем по чашечке кофе.
Ресторан редакции находился этажом выше. Для начальства был оборудован отдельный кабинет, с кожаными диванами, камином, картинами на стенах.
— А что за скандал вышел в Испании с солнцевскими? — вдруг спросил Андреев.
Гольцов понял: чтобы рассчитывать на откровенность, надо произвести эдакий чейнч, обмен информацией. Георгий ответил на все вопросы редактора — не скрытничая, но и не раскрывая особых секретов. Андреев был удовлетворен.
— Откуда Белугин брал информацию? — спросил Гольцов, когда разговор перешел к интересующему его делу.
— Ему сливали, — спокойно ответил редактор.
— Кто?
— Разные люди. Я всех не помню. Один примелькался, молодой человек. Всегда в хороших костюмах. У него густые брови, сросшиеся на переносице забавно, как галочка или силуэт чайки, который рисуют на афишах. Потому я и запомнил его.
— Как его звали? Где он работал? — Гольцов спрашивал мягко и с интересом, как любознательный студент уточняет у профессора детали его лекции.
— Не знаю. Насколько я понимаю, в вашей службе тоже не принято раскрывать источники информации? Вот и Белугин не особо распространялся про своих людей.
— А какие у них были мотивы? Почему они приходили в газету? — Прямолинейность вопросов смягчалась тоном непонимающего студента, который уважает профессора, восхищается его знаниями и очень хочет разобраться. Но ничего не понимает.
— Кому-то мы платили за интересную информацию. Но деньги были небольшие — не озолотишься. Большинство людей сливали компромат, преследуя какие-то свои цели. — В голосе Андреева были покровительственные нотки, как у доброго профессора, растолковывающего урок.
Это был не допрос, даже не дружеская беседа, а именно консультация. В глубине души Андрееву это даже льстило: у него спрашивали совета как у признанного специалиста (каким он действительно был), и не кто-нибудь, а представитель Интерпола (тоже неплохо звучало). Что же касается дела Белугина, так в нем у Андреева не было никакой личной заинтересованности. Просто история, случившаяся на его глазах. Да, знал парня. Да, жалко его. Ну и что?
— С кем Дима дружил в редакции? — поинтересовался Георгий.
— Ни с кем.
— Вот как? — удивился Гольцов.
— А чему вы удивляетесь? Хотите ром?
Официантка принесла на подносе две рюмки с желтоватой жидкостью и тарелочку с нарезанным лимоном. Гольцов отказался. Редактор залпом выпил одну рюмку. Поставил перед собой вторую.
— Белугин пришел с улицы, по объявлению, — произнес он, закусывая лимоном. — К тому же он закончил инженерный вуз. А большинство мальчиков и девочек «Молодежки» пришли в газету с журфака МГУ. Они в штыки встретили Диму. А Петр Тинкин до сих пор помнит первую заметку Белугина…
Сентябрь 1992 года.
Молодой человек, на первый взгляд совсем еще мальчишка, отметил пропуск у охранника.
— Куда дальше идти?
— Прямо и направо. — Мужчина в черной форме махнул рукой в глубь коридора.