— Зачем шум? — спросил Яцек.

— Не знаю. В университете у нас были курсы пиарщиков, я ходила на них. Пиар — это…

— Знаю: паблик рилейшнз. Создание общественного мнения и все такое.

— В общих чертах да, — подтвердила девушка. — Кстати, у нас преподавали журналисты, в том числе и из «Столичной молодежи». Нам говорили интересные вещи. Наш мир становится все более виртуальным, искусственным. Мы судим о нем по телевизору, газетам, Интернету, а личные впечатления уходят на задний план.

Впереди стояла машина ДПС с работающим маячком. Милиционер в ярко-желтом жилете махал жезлом: проезжайте.

Автомобили сбивались на одну полосу и медленно ползли мимо «ментовозки», белого авто с эмблемой «Дорожный патруль», и трех иномарок всмятку.

— Ого! — воскликнул Яцек.

— Страшная катастрофа, — сказала Ксения. — Главное — приехали журналисты. Значит, авария состоялась: ее покажут по телевизору. А если бы корреспонденты застряли по дороге или вообще не захотели ехать, то, по нынешним временам, аварии как не бывало.

— Да, — согласился Яцек.

— У большинства людей серая, неинтересная жизнь. Надоевшая работа, дом, зачастую тоже надоевший. И полная беспросветность. Уткнуться в свой ящик, а журналистам того и надо.

— Вы строги.

— Я справедлива. Правители виртуального мира имеют большую власть. Они свергают королей и назначают халифов на час.

— Сильно сказано. Но какое это имеет отношение к Белугину?

— Чтобы стать великим писателем, недостаточно написать гениальную книгу. Чтобы стать известным певцом, мало иметь бесподобный голос… — Ксения, сама того не замечая, жутко разволновалась и заговорила на повышенных тонах. — Надо, чтобы тебя раскрутили. Затолкали в ящик, перемололи в фарш и стали насильно пичкать тобой зрителей, как детей манной кашей. При этом сам ты можешь быть полным го…

Девушка резко осеклась, оборвав себя на полуслове…

— Продолжайте, — Михальский улыбнулся. — Так что вы хотели сказать?

— Думаю, вы прекрасно меня поняли. — Ксения нахмурилась, злясь на себя.

— А почему вас так волнует чья-то манная каша?

— Я хочу танцевать балет, а мне предлагают только стриптиз. — Ее голос дрогнул.

Михальский задумчиво покачал головой: мол, бывает. Представил Ксению, танцующую танец маленьких лебедей, потом — стриптиз. Последнее вышло бы гораздо красочнее, ярче и интереснее. «Дура она, что отказывается, — подумал Михальский. — Ей дело предлагают. Кому сейчас нужен этот балет?»

— Полностью согласен с вами, — вслух произнес он. — Но все-таки при чем здесь Белугин?

Он вернулся к этой теме не оттого, что верил, будто девушка может сказать нечто путное. Просто не хотел углубляться в обсуждение преимуществ балета перед стриптизом, дабы не ляпнуть что-нибудь неуместное.

— За последние годы убили десятки журналистов, — продолжала Ксения. — Но какие убийства из них на слуху? Листьева, Белугина… еще двух-трех.

В поддон машины что-то стукнуло. Яцек чертыхнулся.

— С Листьевым ясно, — продолжила Ксения. — Он был очень популярным человеком. Его убийство было обречено стать громким. Но с Белугиным все не так однозначно. При всем уважении к «Столичной молодежи» ее журналисты не могли претендовать на всенародную любовь. Особенно в то время, когда газета распространялась только по Москве и была, по сути, городской газетой. Но взрыв очень грамотно подали, раскрутили. Дмитрия Белугина объявили звездой — посмертно.

Она на секунду замолчала. Потом продолжила:

— Это очень похоже на грамотную пиаровскую акцию.

Опять тишина. Чуть слышно гудит мотор, как майский жук.

— Может, это и было убийство ради пиара? — почти шепотом предположила она.

— Эврика!

Яцек ударил по тормозам. Джип резко остановился. Ксения чуть не вылетела через лобовое стекло.

Если бы позади кто-то ехал, не избежать аварии. Настоящей, не виртуальной. Но, к счастью, дорога за спиной была пуста.

— Точно! — воскликнул Михальский и посмотрел на Ксению влюбленными глазами. — Вот оно: убийство было пиаровской акцией. Это же все объясняет! Я так и знал, что ключевое слово «шум». Но вы, Ксения, вы…

Его глаза так горели, что девушке стало не по себе.

— Молодец! — выдохнул он. — Вы умница. Я хочу вас поцеловать!

— Этого я и боялась, — печально ответила Ксения.

На следующий день Михальский позвонил Ксении. Он поинтересовался, не осталось ли у нее телефонов журналистов, преподававших на курсах в ее институте нелегкое искусство жечь газетным глаголом сердца людей.

— Особенно тех, кто работает или работал в «Молодежке».

— Сейчас посмотрю в записной книжке, не кладите, пожалуйста, трубку.

— Вас, Ксения, я готов ждать всю жизнь.

— Смотрите, я могу поверить… Так, открываю на букву «А». Вот, Вадим Саулович Андреев.

— Сам Андреев? — спокойным тоном уточнил Михальский, хотя на самом деле он крайне изумился. Андреев был очень известным журналистом еще с советских времен.

— Сам Андреев, — подтвердила Ксения. — Вот рабочий, мобильный, домашний…

— Большое спасибо, Ксения. А кто он сейчас?

— Заместитель главного редактора в «Репортере». В девяносто четвертом году работал в «Столичной молодежи». Думаю, знает про убийство Белугина все. Или почти все.

Когда-то его лицо было известно всей стране. Те, кто постарше, и сейчас узнавали Андреева. С тех пор он мало изменился: невысокий, с черными кучерявыми волосами, похожий на мулата. Таким он больше тридцати лет назад переступил порог редакции. Таким он передавал репортажи из Анголы, Португалии, Никарагуа, Афганистана — отовсюду, где шла война. Такой, только чуть пополневший, он курировал ведущие отделы одной из самых респектабельных и уважаемых в пределах Садового кольца газеты — «Репортер».

Он всегда работал в центральных газетах. Но часто его приглашали и на телевидение. Его книги миллионными тиражами расходились по всему Советскому Союзу…

Все рухнуло в один миг: осенью 1991-го. Тогда президент России пообещал журналистам на брифинге, что ляжет на рельсы, если цены в России повысятся. Все тщательно записали. И лишь Вадим Саулович с усмешкой спросил:

— Вы действительно ляжете? Не обманете, Борис Николаевич?