— Давай исходить из самого худшего. Я считаю: они нашли любовницу Белугина. Надо подумать: где мы могли просчитаться, раз не нашли ее.

— Анатолий Борисович, это всего лишь предположения.

— Ты хочешь сказать, что раз только предположения, то и работать по ним не стоит? Нет, Костя, ты не прав. Теперь цель номер один — баба Белугина. С чего предлагаешь начать?

— Надо подумать. Доложу завтра.

— Сейчас. — В голосе адмирала звучали стальные нотки.

Костя пожал плечами: сейчас так сейчас:

— Надо набросать ее психологический портрет. Потом очертить его круг общения и возможные знакомства. И вычислить.

— Хорошо, давай набрасывать психологический портрет.

— Сейчас? — удивился Костя.

— А когда? Времени нет. У тебя есть фото Белугина?

— Да. В досье.

— Достань.

Снимок положили в центр стола. Улыбающийся Дима наивно смотрел на своих убийц.

— Думаем: какая женщина могла его полюбить? — приказал Ермаков.

Контрразведчики склонились над полированным столом. Полировка, как зеркало, отразила их волевые подбородки.

— Любовь с первого взгляда или с какого? — без улыбки спросил Костя.

— Не шути, — серьезно ответил адмирал. — Думай.

«Действительно, как можно полюбить такого? — мелькнуло у Ермакова. — Это же зеленый юнец. И хвастливый выскочка».

Костя тоже недоумевал. Женщин он делил на три части. Самая маленькая — счастливые. Это его жена и пара нынешних любовниц. Затем — вторая категория: разбитые сердца. Это те, с кем он переспал хотя бы разок. Если собрать их вместе, то хватило бы на пятиэтажную хрущевку. Правда, некоторые квартиры пришлось бы сделать коммунальными.

Последнюю и самую многочисленную группу составляли обделенные. Это все женское население планеты, не исключая жительниц Папуа — Новой Гвинеи и сельвы Амазонки. Большинство из них вообще не подозревало о существовании Кости и даже теоретически не имело шансов попасть к нему в постель. Несчастные.

— Я думаю, его любила какая-то неказистая или перезрелая, — произнес Костя. — Отчаялась найти свое женское счастье. А тут подвернулся Дима. И она уцепилась за него.

— Почему же он скрывал ее?

— Стеснялся. Уродка ведь.

Ермаков вопросительно смотрел на фото Белугина, словно ждал подтверждения. Но карточка была безучастна к происходящему.

«А ведь похоже на правду, — подумал адмирал. — Подцепил страхолюдину, которую и показать-то страшно. Вот и конспирировался».

Но на фото у Белугина были счастливые глаза. Такие вряд ли бывают у тех, кто встречается со страхолюдинами. И все-таки он из газеты. Полно баб, которые от журналюг тащатся.

— Не то, — твердо произнес Анатолий.

«Почему? На такого можно клюнуть только от безысходности, — гадал Костя. — Если не страхолюдина, то кто?»

— Может, увечная какая? — задумчиво произнес он.

— Что тебя все на чернуху тянет? «Страшная», «увечная»! — возмутился Ермаков. — Напрягись. Мне нормальная версия нужна.

«Чем тебе эта не подходит?» — рассердился Костя, но промолчал.

— Что, если, наоборот, молодая, — вдруг вспомнил свою догадку адмирал. — Допустим, школьница. А ему уже под тридцатник. Вот никому и не говорил.

— Это мысль, — согласился Костя. — Молоденькие ничего не соображают. Могут и на такого клюнуть. А на людях появляться с соплячкой неудобно.

— Тогда все сходится, — сказал Ермаков.

— Не совсем, — спохватился Костя.

— Почему?

— Малолетке ценные документы не доверишь. А если б доверил, все бы давно уже об этом знали.

— Да, — со вздохом согласился адмирал.

Он вспомнил Лену, ее милое, но абсолютно безответственное личико. Она порхала в другом мире. Разве можно с ней было говорить… да хотя бы о теперешнем деле? Она бы абсолютно ничего не поняла. И могла сболтнуть подружкам.

— Значит, малолетка отпадает, — заключил Костик. — Кто же тогда?

Будь на их месте, обычные люди из сугубо штатской организации, они бы давно поручили психологическую экспертизу ситуации профессионалам. Но Анатолий и Константин — офицеры, а это совсем другой тип взаимоотношений. Если Ермаков сказал: сами разработаем портрет, значит, это нужно сделать, не сходя с места. Иначе пострадает авторитет адмирала. А уж какой результат получится у такого мозгового штурма — правильный или нет, — это уже дело десятое. Военные привыкли засекречивать свои провалы так, будто их и не было.

— Получается, взрослая и умная женщина, — произнес Ермаков. — Столько молчала!

В его голосе звучал скепсис. То, что взрослая и умная женщина не полюбит такого зеленого юнца, как Белугин, было аксиомой. Но сейчас нужна хоть какая-то версия!

— Это не исключает того, что она была страшной, — произнес Костя. — Даже, наоборот, подтверждает.

— Не зацикливайся. Это нормальная женщина. Почему он скрывал ее?

Они, как и положено оперативникам, были неплохими психологами. Но в силу профессии и личных склонностей давно не верили ни в мораль, ни в мужскую порядочность. В их кругу было принято хвастаться победами, живописуя под водочку самые интимные подробности.

— Может, она замужем? — неожиданно для себя ляпнул Костя.

Он вспомнил одну из своих любовниц: умная, красивая, замужняя. С ней можно было поговорить по душам, как с другом. Ей можно было доверить даже самые ценные документы. И в постели она была как фейерверк: горящая, яркая и громкая. В общем, не женщина — мечта.

Но о ней Костя предпочитал не распространяться. Муж ее — тоже офицер — был вспыльчив. Мог и пристрелить соперника.

— Ты прав: она замужняя, — кивнул Ермаков. — Будем придерживаться этой версии. Проверь круг знакомств Белугина. Скорее всего, это жена кого-то из его товарищей.

— Или соседа.

— Или соседа, — соглашаясь, повторил адмирал. — Действуй в этом направлении. И еще…

Он выдержал паузу. Костя внимательно взглянул на начальника. Так волкодав смотрит на хозяина, зная, что тот собирается бросить ему кость.

— У меня к тебе личный вопрос.

В желудке у волкодава приятно заурчало. И только лишь чувство собственного достоинства не позволяло ему радостно вильнуть хвостом.

— Мне поступило предложение перейти в «Гособоронэкспорт», — сказал адмирал. — Я думаю согласиться. Нивы там, сам знаешь, непаханые. Придется засучить рукава и работать. Мне потребуются свои люди.

У Костика потеплело в груди.

— Так что подумай, не перейти ли туда вместе со мной, — заключил адмирал.

— Какие условия и чем мне придется заниматься? — спросил Костя для порядка, хотя оба понимали, что он не откажется.

— Примерно тем же, что и здесь.

— Это предложение адресовано мне одному?

— Всем. Подумай, поговори с ребятами, вдруг кто-нибудь захочет остаться, — произнес адмирал. Костик прекрасно понял: Ермаков хочет забрать с собой всю команду. И это не могло не радовать.

Двое парней в легкомысленных толстовках, обсуждавшие схемы ликвидации Яцека и Георгия, еще не дождались звонка. За окном бывшей фотолаборатории стемнело. Брюнет в серенькой толстовке с симпатичным «мячиком» на груди, отдаленно похожим на советский герб, стал собираться. Второй, высокий блондин с нежным взором, достал из-за металлического шкафа раскладушку.

Он не любил спать на служебной кровати, стоявшей в другой комнате конспиративной квартиры. Полированные спинки давно потрескались, полосатый матрас обтерся, а сама кровать скрипела и шаталась, как старый совратитель, разбитый добрым десятком болезней.

— Смотри не усни, — заметил брюнет, смотрясь в замызганное зеркало.

— Пошел на хрен, — добродушно ответил блондин, пробуя на прочность пружины раскладушки. — Сейчас хоккей начнется. Так что уматывай и не мешай смотреть.

— На каком канале? Он вчера барахлил.

Словно подтверждая его слова, старенький черно-белый телевизор зашипел на тумбочке армейского образца.

— Черт, звук пропал! — Блондин заглянул с обратной стороны. Крышки не было. Тусклый свет ламп едва пробивался из-под слоя пыли.