Мы долго не могли «расколоть» Андриевского. Он не признавался ни в чем, пока я не разозлился и не решил его достать, просто так, чтоб сделать себе приятное.

— Юрий Владимирович, я ведь знаю, почему вы упираетесь. О деньгах думаете, которые вас ждут в некоторых не наших банках. Думаете, перетерплю, вырвусь отсюда, а там!..

Я начал перечислять ему суммы и время, в которое он приносил деньги Моисееву. Я видел, как меняется его лицо.

— Видите, все ваши финансовые операции нам известны.

— Ну и что?

— Семен Семенович Моисеев — наш сотрудник. Путем сложной оперативной игры мы вывели вас на него, — вдохновенно блефовал я. — А он аккуратно менял ваши денежки на меченые, которые затем изымались из ваших любимых банков в доход того государства, интересы которого вы были призваны защищать по долгу службы. Мы можем устроить вам очную ставку, и вы во всем убедитесь лично…

Он поверил. Два дня была истерика, а потом он начал рассказывать все с таким захлебом, словно прошлое держало его за горло.

Пермитин в конце концов оказался прав в своем утверждении, что суд над Андриевским будет вершить только служба. Нашли Юрия Владимировича повешенным в камере Лефортовской тюрьмы. Финита…

А боец Дмитрий Каратаев, позывной Крот, умер в больнице от внезапного обострения. Тот, кто помог ему отправиться в мир иной, наверное, предполагает, что я, как человек до идиотизма совестливый, буду терзаться оттого, что убил человека. Он ошибается.

Сегодня, впервые после похорон Валерки Чекалина, пришел на работу Костя Меркулов. Через пару дней Новый год. В Костином доме не будет весело, но мы с Ириной обязательно заглянем к ним…

Кто-то постучал в дверь.

— Войдите.

— Можно, Александр Борисыч?

— Можно, Олег.

Посерьезневший Олег Величко подходит к столу.

— Вот взгляните.

Яркий конверт. Адрес и адресат — Олег Величко — написаны по-русски. А вот обратный на немецком. Из города Франкфурта-на-Майне письмо.

«Привет, Олежек!

Я никогда не забуду те полчаса в темном, холодном городе Грозном. Там, наверное, уже вовсю идет война. Извинись за меня перед своими начальниками, которые кололи меня, бедную экс-проститутку, как березовую чурку. Самого главного я им не сказала. Я приехала в Грозный за дискетой, которую мы спрятали вместе с Дэвидом в фундаменте пятиэтажки, где у нас с тобой все происходило. На дискете — список всей бывшей советской резидентуры в Северной Америке. Дэвид сказал мне, что это дубликат, так как Юра очень азартный человек, с ним легко попасть в беду. Поэтому в случае чего я могу взять дискету из тайника и переправить на Запад. Там мне за это заплатят очень кругленькую сумму. Как в воду глядел старик. И самого убили, и дискету, которая с ним была, пулей пробило и кровь залила. Поэтому, когда Юра меня разыскал, очень круто наехал: мол, давай дубликат. Ну я, как будто с испугу, ляпнула, что спрятали в беседке… Представляю, как он там рылся!

Я целую тебя, Олежка! Если сможешь, приезжай в гости, отдохнешь от ублюдков, с которыми сталкивает обрыдлая совковая жизнь. Пока».

Я спрятал листок в конверт, протянул Олегу.

— Ты хочешь, чтобы я послал тебя за ней вдогонку, а там ты убережешь ее от предательства?

— Нет, вы не сможете. Пошлют других, которые не будут уговаривать…

Я кивнул, хотел что-то добавить, но не успел, зазвонил внутренний телефон.

— Слушаю, Турецкий.

Слышу глуховатый голос Меркулова:

— Привет, Саша.

— Здравствуй, Костя.

— Есть грязная работа. Хочешь не хочешь, ею надо заниматься…

— Что случилось?

— В подъезде своего дома час назад двумя выстрелами в голову убит депутат Государственной Думы Николай Королев.

— Это за ним дух Андриевского пришел! — вырвалось у меня.

— Может, и так, но это нужно установить и доказать аргументированно.

— Вас понял, — говорю я, кладу трубку и смотрю на застывшего у стола Олега.

Он откашливается и негромко спрашивает:

— Поехали?

— Поехали!..??