Вернулся Слава:

— Поедемте, господин хороший.

— Куда?

— На Минском шоссе стреляли. Часа два назад, из автомата.

Вскоре мы были на месте происшествия.

Обычный участок широкой автомагистрали. За обочиной — жилые дома. Из жителей, к счастью, никто не пострадал, хотя одна шальная пуля влетела на кухню одинокого пенсионера, но ни ему, ни его утвари большого урона не нанесла.

Асфальтобетонное покрытие проезжей части, одетое тонкой коркой льда, было блестящим и скользким. В некоторых местах ледок похрустывал и ломался под ногами.

Слава ползал по дороге чуть ли не на четвереньках, я тоже помогал, но вознагражден за труды был он.

— Саша, иди-ка сюда, — позвал он меня. — Как думаешь, это лед?

Он высыпал мне в ладонь несколько прозрачных остреньких кусочков, которые совсем не хотели таять в моей руке. И не потому, что она сильно озябла, — это были осколки стекла.

— Думаешь, оно?

— Надеюсь. Надо криминалиста вызывать, а?

— Надо.

С этой находки, как говорится, поперло. Недалеко от стекла обнаружили несколько стреляных гильз. Слава подобрал все, которые нашел при свете придорожного фонаря.

— Насколько я понимаю, гильзы от «Калашникова».

— Согласен.

— Только вот лежали они не там, где надо, — озабоченно произнес Грязнов.

— А где надо? — ежась на пронизывающем ветру, спросил я.

— Ну смотри — хирург уверенно сказал, что в машине, на которой привезли американца, было разбито заднее стекло. Значит, однозначно стреляли сзади, может вдогонку. Где у нас стекло осыпалось?

Слава для пущей убедительности топнул ногой по скользкому асфальтобетону и чуть не упал, поскользнувшись:

— Вот здесь оно осыпалось! И машина стояла вдоль полосы движения, как и положено. Почему тогда гильзы сбоку?

Я уныло пожал плечами:

— Ну не знаю… Может, этот, как его, Андриевский, отстреливался?

Слава посмотрел на меня уважительно:

— Наверное, не зря вас на службе держат, Ляксандр Борисыч! Пойдем-ка…

Он потащил меня за собой. Разделив полосу движения примерно пополам, мы, согнувшись в три погибели, медленно и неуклюже передвигались, всматриваясь в грязный асфальт.

На этот раз повезло мне. Хотя улики я обнаружил случайно — наступил мягкой подошвой зимнего итальянского мокасина на что-то легко покатившееся под тяжестью ступни. Наклонился и поднял тускло блеснувший в свете фонаря желтоватый цилиндрик. Из его черного чрева кисловато попахивало жженым порохом.

Подошел Грязнов, спросил:

— Гильза небось?

— Гильзы, — уточнил я.

После чего мы оба, как по команде, опустились на корточки, чтобы осмотреть это место до миллиметра. Я подобрал еще несколько гильз, затем Слава меня окликнул:

— Подойди-ка, только осторожно, не наступи.

— Что нашел?

Когда я подошел почти вплотную, он ткнул пальцем в асфальт перед собой:

— Смотри. Видишь?

Как следует всмотревшись, заметил, что на корке льда, покрывающего дорогу серо-седой пленкой, темнеет пятно с неровными, размытыми краями.

Мы со Славой посмотрели друг на друга, он вздохнул и осторожно ногтем поскреб подмерзшую поверхность пятна и растер грязь между пальцами и даже понюхал.

— Не бензин, Александр Борисович, и не то, что вы подумали!

Я хмыкнул:

— Не навязывай мне свою профессиональную испорченность, Слава! Кровь?

Он кивнул.

— Значит, криминалистов надо напрягать.

— Они уже едут, — оглянувшись, сказал Слава.

Через несколько минут участок шоссе, на котором был смертельно ранен американец, напоминал съемочную площадку киношников, выехавших на натурные съемки. Но мы со Славой не принимали участия в деловитой суете специалистов научно-технического отдела. Мы отправились на Петровку греться и изучать результаты опроса жителей близлежащих к месту перестрелки домов.

Честно говоря, в последние годы приходится все меньше и меньше рассчитывать на помощь очевидцев и тем более свидетелей. Запуганный народ предпочитает занимать позицию трех классических китайских обезьянок: не вижу, не слышу, не говорю. В случае, который свалился на нас со Славой за два часа до полуночи, на обилие очевидцев рассчитывать не приходилось. Если учесть, что стрельба на дороге происходила между двадцатью и двадцатью одним часом, мы имеем пик глухого времени, когда основная масса обывателей ужинает и смотрит по телевизору, как работают террористы в других странах. И даже если они слышали стрельбу за окном, вряд ли бросились на улицу полюбопытствовать, что происходит. Москва к выстрелам привыкла.

Таким образом, мы имели показания трех человек. Сообщение пенсионера, к которому шальная пуля залетела в кухню, особой ценности не представляло. Старик даже выстрелов не слышал, а посему, помянув разбитые свинцовой дурочкой чайник и две чашки, предал анафеме работников правоохранительных органов от министра юстиции до участкового за то, что заслуженным людям от жулья житья не стало.

Валентина Сергеевна Веселова, тоже пенсионерка, но не заслуженная, бывшая пьяница, теперь тихая алкоголичка, возвращалась от коммерческого ларька, где выкушала бутылку пива, как раз в то время, когда на дороге начали стрелять. Ничего нового, чего мы не обнаружили сами по следам, она не сказала.

Зато третий очевидец оказался поистине находкой. Василий Макарович Федоров, человек предпенсионного возраста, из той категории любознательных и начитанных трудяг, которых когда-то называли рабочими-интеллигентами. Он поведал, что телевизор не смотрит, газет не читает, только слушает радио «Свобода». Ужинает рано, часов в семь, а потом подолгу гуляет с собакой. Сегодня вечером он не стал изменять своему правилу, к тому же занимался с собакой дрессурой на площадке, что как раз возле шоссе. Сначала со стороны центра приехала «Лада», остановилась посреди дороги. Из нее вышли двое, один остался возле машины, второй шастал по дороге, как будто высматривал кого-то. Автомобиль они поставили почти поперек трассы, поэтому все, кто проезжал мимо, вынуждены были сбрасывать скорость и объезжать препятствие. Некоторые возмущались, но не активно. Минут через сорок после того, как посреди дороги остановилась «Лада», на шоссе появилась иномарка стального или серебристого цвета. Как и другие машины до этого, иномарка притормозила, но, несмотря на увещевания пассажира из «Лады», не остановилась. После чего этот пассажир что-то крикнул своему напарнику, и тот выпустил по удаляющейся иномарке очередь из автомата. Посыпались стекла, серебристая красавица остановилась, из нее ударила автоматная очередь в ответ. После этого нападавшие залезли в свою тачку и уехали. Через несколько минут тронулась с места и вторая автомашина, но прежде из нее вышли две девушки, весьма, по словам Василия Макаровича, испуганные и раздраженные. Они были молоды, красивы, богато одеты, но свидетелю показалось, что они обе из категории девиц легкого поведения, хоть, возможно, и высокого полета. Девицы спросили у Федорова, где можно побыстрее взять такси, и пошли себе дальше.

Никаких особых примет Федоров припомнить не смог, более-менее точно описал одежду да припомнил, что одна девушка называла другую Катькой.

Некоторое время мы сидели и молчали, затем Слава глубокомысленно изрек:

— Наконец Грязнову удача улыбнулась: до сих пор дело имел только с девками с трех вокзалов, а тут интересных краль придется искать!

— Между делом Юрия Андриевского мне найди!

Слава тяжеловато поднялся из-за стола, подошел к сейфу, достал из его металлического чрева початую бутылку водки и тарелку с солеными, пряно пахнущими огурчиками. Эту добрую, хотя и неуставную, традицию он перенял от бывшей своей начальницы Александры Ивановны Романовой, которая в свое время возглавляла второй отдел Московского уголовного розыска.

Она да еще прокурор-криминалист Семен Семенович Моисеев много лет были верными друзьями и помощниками мне и Косте Меркулову. Теперь они обрели статус пенсионеров-грибников и помочь могли разве что советом. Однако, черт возьми, иногда и совета ждешь как манны небесной. Послушно выпив поднесенные Славой сто граммов, я похрустел долькой упругого малосольного огурца и, вздохнув, сказал: