— Ну и что? А ты работаешь в Прокуратуре России, и они все у тебя под надзором!

— Спасибо! Только их мне и не хватало!

— Не капризничай, Саша! — строго сказал Меркулов. — Ты следователь-«важняк» в масштабах страны!

— Я понимаю. Только уж больно воспоминания у меня о всей этой секретной братве не очень. Ты же знаешь!

— Знаю. Тебе главное найти, кто американца убил и по возможности за что. А со своими они сами разберутся. Да вообще, Шурик, ты знаешь, что в Чечне делается?! Может, скоро прикажут тебе твоего Кервуда на потом отложить, начнешь в отечественной грязи копаться, еще, может, заскучаешь по чистенькому делу. Во всяком случае, считай, что ты меня озадачил. Попробую выяснить у контрразведчиков, не засветился у них этот… как его фамилия-то?

— Андриевский Юрий Владимирович…

— Добрый день. Андриевский Юрий Владимирович.

Он возник на пороге Славиного кабинета, высокий, стройный красивый брюнет в длинном хорошем пальто, фетровой шляпе. Одежда сидела на нем с элегантной небрежностью. В нем было что-то от денди, может, и не богатого, но породистого повесы, который знает, что в старости ничто с такой грустью не вспоминается, как пережитые удовольствия.

— Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, — пригласил его Слава. — Я старший оперуполномоченный МУРа майор Грязнов. А это — следователь по особо важным делам Прокуратуры России Александр Борисович Турецкий.

Андриевский с интересом взглянул на Славу, потом на меня и вдруг спросил:

— Скажите, пожалуйста, это с вашим участием девять лет назад была прикрыта попытка военного переворота под названием «Операция «Фауст»?

Слава замялся. Я тоже несколько растерялся, поэтому ответил уклончиво:

— Мы имели к этому делу некоторое отношение. А что?

— Да нет, ничего. Просто в разведшколе то дело до сих пор изучается как пример непрофессионализма Главного разведывательного управления. Будь их действия более грамотными, у вас ничего бы не получилось!

— Вы тоже так считаете? — осторожно спросил я.

— Конечно! Анализ прошлых ошибок и прогнозирование возможных ситуаций — такова в общих чертах моя работа. Вы тоже действовали небезупречно с профессиональной точки зрения, но наши напортачили больше.

— Вот видишь, Вячеслав, — говорю Грязнову, — и мы в историю попали. Правда, в специфическую. Так что прижизненной славы нам все равно не видать.

Я поймал себя на странном, как мне казалось, чувстве: этот парень — он явно не старше меня — был мне симпатичен. Чуть больше часа тому назад, когда я беседовал с Осинцевым, мне было все понятно. Кастовая скрытность и неприязнь под широкой маской радушия. И все неестественно, даже обычные жесты.

Этот совсем другой. Может, потому, что больше ученый, чем шпион, а может, принципы подбора кадров изменились с тех пор, как монолит КГБ перестал существовать.

— Юрий Владимирович, нам, конечно, очень приятно, что ваше мнение о нашей работе столь велико, но, к сожалению, повод для нашей встречи с вами не так приятен, как воспоминания о молодости. Вчера вечером на Минском шоссе неизвестными лицами была обстреляна автомашина «вольво», в которой находился работник госдепартамента Соединенных Штатов Джон Кервуд…

— Не трудитесь рассказывать дальше, Александр Борисович, — перебил меня Андриевский. — В этой машине за рулем сидел я.

— В таком случае хотелось бы услышать от вас подробный рассказ о происшествии. Если, конечно, нападение на машину не было организовано вашей службой.

Андриевский покачал головой.

— Тут у вас ошибочка. Если бы назрела необходимость убрать американца, это было бы организовано более тонко и, откровенно говоря, без того, чтобы подставлять меня под шальные пули. Вы согласны?

— Отчасти.

Андриевский кивнул и начал рассказывать:

— Сейчас, когда у нас пошла такая дружба с Западом, что уничижение паче гордости, как говорится, нам приходится выполнять иногда очень странные задания руководства. Одно из таких заданий обломилось мне. Вы же слышали о том, что происходит в Чечне? Мы на пороге очередной кавказской войны. Если вы хорошо помните историю, то догадываетесь, чем это нам грозит! За свою историю чеченцы три раза воевали с Россией: в 1785 году под предводительством Ушурмы; с 1817 по 1859-й под командованием Шамиля; в 1919-м против Деникина, правда, не под красным знаменем. Теперь против Ельцина непокорным князьком выступает Дудаев. Но в отличие от прежних бунтарей Джохар — военный человек, бывший генерал могучей Советской Армии. Хотя он и говорит: я не сумасшедший, чтобы воевать против регулярной армии огромной страны, — он будет бороться до конца, потому что у него нет другого выхода и потому что он слишком кавказский человек, чтобы просто сдаться. Возможно, вы считаете, что Чечню надо оставить в покое…

— Конечно! — подтвердил Грязнов.

Я, как человек государственный, мягко уточнил:

— За себя говори, Вячеслав. Я пока ни в чем не уверен.

— И вы правы, — повернулся ко мне Андриевский. — Этот узел так просто не разрубить. Чеченская республика занимает ключевую геостратегическую позицию на Кавказе. Через Чечню проходят жизненные артерии Кавказа — железная дорога и автострада Ростов — Баку. А еще Грозный является своеобразным краном на нефтепроводе Баку — Новороссийск. Этот нефтепровод, пожалуй, главный козырь России в борьбе с Турцией за право транспортировки каспийской нефти. Так что предоставлять или нет Чечне полный суверенитет, особенно если его подхватит Дудаев, — еще вопрос. Вы знаете, что в мире реакция на конфликт России с Чечней пока не однозначна. Многие влиятельные политики заявляют, что этот конфликт — внутреннее дело России. Многие считают, что эскалация конфликта неизбежно отразится на относительном равновесии в цивилизованном мире. У них который год голова болит от Югославии. А вот член госдепартамента Кервуд приехал лично с миротворческой миссией. Я так и не определил для себя, искренне он хочет мира во всех уголках Земли или это предлог для каких-то более узких задач в интересах своей страны. Собственно говоря, я должен был постараться выяснить истинную цель поездки Кервуда в Чеченскую республику. Естественно, под прикрытием. «Крыша» у меня была хорошая — аналитик из Министерства по чрезвычайным ситуациям.

— Скажите, почему ваше ведомство взяло на себя Кервуда, а не контрразведка, например?

— Вопрос правильный, — кивнул Андриевский. — Это их дело — иностранцев водить. Они и водили, пока не лопухнулись. Американец слежку заметил, сначала делал вид, что не замечает, затем в шутку или по серьезной надобности пару раз красиво от них ушел. Тогда наш шеф решил взять дело в свои руки.

Точно, об этом Меркулов мне рассказывал. Выходит, мужик не врет.

— У вас может возникнуть вопрос, почему к американцу прикрепили меня, штабного, если можно так выразиться, работника…

Я пожал плечами:

— Да нет, это сугубо ваше дело.

— Шеф тонко рассчитал, что в такой ситуации лучший способ притупить бдительность — это совсем отказаться от наружного наблюдения. Так я превратился в слегка анархического интеллектуала, хорошо знающего английский язык только потому, что на нем разговаривали «Битлз». Это как раз единственная подробность из действительности во всей моей легенде…

— Вы так говорите, Юрий Владимирович, будто этот Кервуд — матерый агент ЦРУ! — несколько насмешливо заметил я.

— Мы пока, к сожалению, со всей определенностью не можем сказать, чиновник это был или разведчик, — серьезно заметил Андриевский. — А может, он един в двух лицах.

— Вот как!

— Конечно! «Холодную войну» они у нас выиграли, с этим спорить трудно. Но крест на нас пока не поставили, поэтому интересуются.

— Понятно. Таким образом, вы сопровождали его в Чечню?

— Да. Мы были везде — в Грозном у Дудаева, в Знаменском у Автурханова и в Толстой-Юрт заезжали. Я хотел быть у него переводчиком, но Кервуд совсем неплохо говорит по-русски. Иногда он вел какие-то разговоры без меня. Так что я не все узнал про нашего дорогого гостя. Теперь надо писать отчет, и думаю, не очень меня за него похвалят. А за вчерашнее и подавно.