Народ не руководствуется законом, он сам формирует закон, если надо вносит поправки. Никакому тирану, никакому диктатору не под силу устроить геноцид, винить в Холокосте или ГУЛАГе тиранию — нелепо. Тирану просто физически невозможно перебить столько населения, без народного энтузиазма тиран бессилен. Одна из самых распространенных ошибок — искать именно в демократическом правлении справедливости и милосердия. Милосердия у народа не бывает в принципе — милосердие можно было найти у Сципиона, но не у солдат его армии.

Именно народ (то есть открытый публичный суд) большинством голосов приговорил Сократа к смерти, именно демократическим путем (то есть следуя воле народа) приговорили к смерти Христа. Если бы дали вмешаться автократии — Пилату, римскому консулу — Иисус был бы отпущен на волю, а убил Мессию именно народ. Именно народ устраивал погромы инородцев, именно народ преследовал еретиков, именно народ требовал расстрелов во время открытых процессов, учиненных Сталиным, именно народ, то есть избранные народом сенаторы и конгрессмены, делают возможными неправые войны. Ответственность за эти преступления лежит не на тиранах и демагогах (так приятно считать), но на природе народной власти, которая решения сатрапа превращает в приговор общества. Народ добровольно делегирует свое право — нескольким людям, которые отныне будут представлять общественную справедливость.

Благом народа оправдывались самые беспощадные дела. Демократическая власть гильотинировала несметное количество граждан, демократическая власть проводила раскулачивание и партийные чистки, демократическая власть вела охоту на ведьм во времена Маккарти, демократическая власть оправдывала резню в колониях, демократическая власть мирилась с голодом и эпидемиями на окраинах, чтобы кормить центр империи. В конце концов, именно демократическая власть строила концентрационные лагеря — это не тирания додумалась до столь масштабных планов: именно народ понимает, как лучше использовать субстанцию народа.

К исключительному проявлению именно демократической, народной жестокости следует отнести так называемые «дикие лагеря» (Wilde Lager) — то есть официально несанкционированные лагеря, учреждавшиеся отдельными нацистами по собственной инициативе. Высшему эшелону власти приходилось специальными распоряжениями закрывать такие лагеря, несколько редактируя желание своих соотечественников убивать и мучить инородцев. Так, по приказу Геринга был закрыт лагерь в Бреслау, учрежденный бывшими полицейскими (а вовсе не членами НСДАП), и под Берлином, учрежденный армейскими офицерами, в обход приказов партии. Надо сказать, что Геринг вообще-то мягкосердечием не отличался, его знаменитая фраза «Меня не интересует правосудие — я должен искоренять и уничтожать», говорит нам лишь о том, что право на убийство он хотел оставить исключительно за властью. Материалы Нюренбергского процесса дают наглядные и поразительные примеры именно инициативы снизу на убийства и уничтожения, инициативы добровольной, истовой — такой, что шокировала даже Геринга. Эти факты нисколько не снимают с нацистов ответственности за массовые убийства и бесчеловечную идеологию, но лишь добавляют красок в общую картину, усложняют общий колорит.

Можно добавить и такую характерную деталь: легион «Кондор» составом в пять тысяч человек (тот самый, что разбомбил Гернику) был укомплектован на строго добровольной основе. Так что вошедшее в хрестоматии преступление, совершенное против испанского народа, было совершено добровольцами, принявшими участие в войне по зову сердца.

Термин «враг народа», бытовавший в тридцатые годы, отражает именно демократическую суть обвинения отдельного человека. Оба термина: «друг народа» (другом был, как известно, Марат) и «враг народа» (врагом может стать кто угодно — от инакомыслящего до террориста) суть продукты именно демократической риторики. «Ты ничто, а твой народ все», — это уже гитлеровская формулировка, и тоже исключительно демократичная, не правда ли? Агрессивная терминология сегодняшнего дня («друг демократии» и «враг демократии») используется американским президентом для создания ясной картины мира. Страны мира поделены на демократические и недемократические, причем страна, объявленная недемократической, может ожидать самой суровой кары. Термин «недочеловек», введенный политическим новоязом в отношении террористов и их предполагаемых сообщников, — из той же смысловой группы. Есть общество, а есть субъект, выпадающий из общества: он — враг демократии, враг народа, недочеловек Сократ и Мандельштам — враги народа, они жертвы не Анита и не Сталина, но демократической формы правления, сделавшей Сталина и Анита выразителями народных интересов.

Распространенное обвинение Сталина (дескать, лагеря сатрап построил), как правило, наталкивается на ответ сталинистов: «Зато Сталин войну выиграл!». Противники тирана такой ответ не принимают; войну выиграл не Сталин, а народ! Однако оба утверждения «Сталин лагеря построил» и «Войну выиграл народ» не могут быть верными одновременно. Если мы предполагаем в этой инфернальной личности возможность в одиночку возвести лагеря, — тогда мы должны согласиться и с тем, что такой сверхчеловек может в одиночку выиграть войну. Либо (приняв то, что войну одному человеку выиграть не по силам), мы должны согласиться и с тем, лагеря одному также не построить.

Придется соблюсти логику рассуждения. Сталин выиграл народную войну и построил народные лагеря — это абсолютно справедливое суждение; равно справедливо и обратное: народ прошел через народную войну и народные лагеря, выбрав народную номенклатуру на должность управляющего своей судьбой.

Если термин «враг народа» весьма результативен в отношении людей — то по отношению к странам и народам употребим термин «враг демократии». Вторая мировая война перевела конфликт государств в конфликт народов, и, когда битва демократий закончилась, провели смотр побежденным. Установив, какое из народовластий является жизнеспособным, побежденные народы поставили перед необходимостью учиться новым правилам, их стали перевоспитывать. «Даже обитающие в Африке дикие животные, — сказал однажды Помпей, — должны научиться уважать силу и доблесть римского народа!»

Версальский мирный договор (после Первой мировой, 1919) еще соответствовал Вестфальскому (1648), то есть утверждал паритет многих сил, но договор Потсдамский (1945) уже определял лидера среди наций и ставил одни народы в зависимость от других. Не только немцы должны были переучиваться — постепенно всем народам выставили отметки, неуспевающих по демократии отправляли на переэкзаменовку. Последовательно — немцы, японцы, итальянцы, а затем и русские должны были сдать экзамен на право жить в новом мире. Это было только начало, потом дошло до сербов, иракцев, афганцев, персов, арабов, чилийцев, и т. д. Прежде так не было: побежденные народы расплачивались за слабость королей тем, что голодали и платили налоги, но не тем, что их заставляли походить на иной народ. Одно дело выплачивать репарации, но совсем другое дело выстраивать новые общественные отношения — а послевоенный план Маршалла предусматривал именно это. Поражение в войне монархий могло унизить государство, но не объявляло народ профнепригодным к демократии. Поражение в битве за демократию поставило вопрос о здоровье нации.

Превращение народа в расу, провозглашенное Гитлером, было завершено теми, кто объявил народ Империи — цивилизацией. Отныне не нордическая раса, но граждане цивилизованной Империи стали расой господ.

О, разумеется, никто не собирается сжигать неудачников в печах, душить неполноценных людей в газовых камерах. Напротив того, функционируют благотворительные институты, осуществляется гуманитарная помощь. И что с того, что просвещенное человечество, собирая гуманитарную помощь Таиланду, пострадавшему от наводнения, не собрало даже трети стоимости яхты олигарха — что с того? В любом случае, это благое намерение и некая благая миссия. В рамках именно этой миссии (отделение варваров от цивилизации и взятие цивилизацией на себя заботы о варварах) устанавливается контроль над неблагополучными регионами. Так, наблюдатели устанавливают, что некая нация не вполне еще созрела для современной цивилизации — следовательно, ей прописывают помощь, но и одновременно — лекарство.