В прежние времена говорили: «Соцреализм — это объяснение в любви к начальству на понятном ему языке».

Начальство хотело демонстрации привязанности к чахлому родному краю и отрицания того, что существует большой мир — с пальмами, долларами и свободным искусством.

Начальство поправляло художника, если тот объяснялся в любви невнятно или вовсе не объяснялся в любви. Впрочем, если социалистическое начальство гневалось, у творца оставался выход — подать апелляцию в вышестоящую организацию. Этой высшей инстанцией было начальство капиталистическое.

Речь в свободолюбивых кружках шла о цивилизации и авангардных новациях, а не о банках. Однако немаловажно было и то, что комплекс «цивилизация-авангард-прогресс» поддержан сильными мира сего, и они авангард в обиду не дадут. Отрадно знать, что большой мир все-таки есть, чахлая Родина его не отменила; к тому же там, где культура прогрессивная, и бытовые условия лучше. Розы в кабине «Роллс-ройса» прекрасно уживаются с маслом парижских картин, это давно замечено.

В целом это напоминало советскую драму на производственную тему: плохой директор завода не дает хода рационализатору, но есть добрый секретарь обкома — он поможет.

В драме наступил хэппи-енд: директор умер от инфаркта, секретарь обкома взял рационализатора в большой мир. Теперь он среди хорошего большинства.

Раньше большинство было плохим: у творца была уверенность в том, что толпа не права. Оказалось, однако, что советское «большинство» на деле является «меньшинством» — если взглянуть на него в контексте просвещенного мира. Прежде сетовали на обилие номенклатуры. Однако число бизнесменов и политиков, связанных взаимными интересами, неизмеримо выше. Прежде считали, что лжет вся инфраструктура общества: «Правда», «Москвошвей», «Мосфильм», выставки и тетки в очередях. В большом же мире дело обстоит наоборот: инфраструктура («Таймс», «Армани», «Голливуд», выставки и дамы на банкетах) говорит правду. Случившееся относится к разряду математических казусов: большинство плохо тогда, когда является недостаточным большинством.

Прогрессивное большинство опекает искусство, проводит парады верных. Наивно полагать, будто какое-либо начальство не хочет, чтобы ему объяснялись в любви. Потребность эта начальству присуща. Надежда мыслящего художника в том, что высшее начальство и хорошее большинство едины в стремлениях с творцом все хотят прогресса.

Сперва продавали на Запад обличения собственного режима (просвещенным людям было приятно узнать, в какой гнусной дыре живут соседи), а затем (когда нужда в публичном покаянии отпала) стали воспроизводить принятый в капиталистическом обществе язык — язык авангардного самовыражения.

Продукт, который некогда производила идеология соцреализма, был однороден: казалось, из всех картин можно склеить большое панно. Как могло быть иначе, если художники воспроизводили типовой набор эмоций? Продукт, который производят свободолюбивые авангардисты, однороден по той же причине. Произведения российских, чешских, литовских авангардистов слиплись в неразличимую по персоналиям инсталляцию. Появляется китайский авангардист — через год его трудно отличить от американского коллеги. Как может быть иначе, если он служит идеалам прогресса и выражает общий набор эмоций? Этот общий стиль именуют «авангардом»: предполагается, что капиталистическая демократия — прогрессивное общество, и искусство, обслуживающее его, является прогрессивным — то есть авангардным. В советские времена использовали схожий термин соцреализм называли искусством «передовым».

Чтобы уточнить различия между «передовым» и «авангардным», надо ответить на несколько вопросов.

Авангард задумывался как выражение энергии пролетариата — а стал выражать комплекс буржуазных прав и свобод. Почему?

Авангард был задуман как выражение утопии равенства — а стал выражать константу неравенства (в коммерческом, социальном, правовом аспекте — прогрессивному обществу живется лучше, чем непрогрессивному). Почему?

Авангард должен был явить независимость от денег, но стал усердным фигурантом на рынке, и степень авангардности определяется рыночным успехом. Почему?

Авангард являлся синонимом отверженного меньшинства — но стал синонимом успешного легитимного большинства. Почему?

Авангард хотел мир переделать. Теперь он изо всех сил старается сохранить мир без изменений. Авангард отождествлял себя с революцией. Ценителем и потребителем авангарда стал богатый буржуй. Это было целью авангарда?

И, наконец, самое поразительное: как могло случиться так, что одни и те же знаки сначала выражают одно (условно говоря, социалистическое), а потом — диаметрально противоположное? Сами знаки при этом не изменились: квадрат — он и есть квадрат. А смысл поменялся на противоположный. Причем случилось это не вследствие тысячелетней истории (поди разбери, чего они в шумерском искусстве хотели) — а за пятьдесят лет.

Можно ли представить себе, что картина Делакруа «Свобода на баррикадах» призывает к подавлению Парижской коммуны, а картина «Бурлаки на Волге» — к эксплуатации наемного труда? Или вообразить, что икона «Сошествие Христа во ад» написана к вящему торжеству преисподней?

Давно замечено сходство искусства сталинской России и гитлеровской Германии. Впрочем, и Голливуд напоминает Мосфильм, американский поп-арт — русский авангард, Ворхол — Шилова. Всякий идеологический продукт похож на другой идеологический продукт. Соцреализм и капреализм не различимы в принципе: это этапы одного и того же процесса.

Искусство идеологическое, то есть манипулирующее первичными эмоциями, (витальность, напор, сила и т. п.) необходимо для строительства больших империй. Умерла одна империя, но другой империи идеологическое искусство также необходимо. По всем характеристикам это властное искусство можно определить как языческое — оно сродни римскому, египетскому, вавилонскому.

История империй XX века есть в том числе история замещения христианского искусства — искусством языческим, иначе говоря: замещения образа знаком. Отличие образа в том, что он — конкретен: Христос не похож на Магомета, а Марианна («Свобода на баррикадах») на бурлака с Волги. Конкретность (то есть индивидуальность) для больших строек непригодна. А вот квадрат Малевича похож на квадрат Мондриана так же, как схожи меж собой голливудские и мосфильмовские герои.

Языческое искусство выражает себя как через антропоморфные формы (спортсмены Дейнеки или колоссы Третьего рейха), так и через тотемы и украшения (квадраты Малевича или поп-арт). И то, и другое — знаки. Сам по себе знак не выражает ничего — то есть он выражает силу и напор, а содержание силы и вектор напора могут быть любыми. Капреализм присвоил атрибуты соцреализма, поскольку знак (главный атрибут авангарда) легко приспособить к любому делу. Он безразмерный, как условное понятие прогресса, как условное понятие цивилизации.

Идеологи соцреализма (писавшие душевные статьи про пейзажи родного края) стали компрадорской интеллигенцией с той же легкостью, с какой секретари райкомов — нефтяными магнатами.

Подобно тому как раньше выдумывали соцреалистическую историю искусств, сегодня выдумали капреалистическую историю искусств. По одной версии от Рублева родится Лактионов, по другой от Рембрандта родится Ворхол. Партийная история всякий раз переписывается, награждая верных: доказано, что от Рублева до «Черного квадрата» — прямая дорога, а для Петрова-Водкина и Толстого места не найдется.