Но выход ли немецкой эскадры на поиски легкой добычи был причиной тому, что мне давали подмогу? Думаю, что нет. Что могли сделать два тральщика против линкора? Причину и сегодня не знаю.

Болтаемся с моим подшефным на якорях, течением нас вертит помаленьку, обозреваем крутые, отвесные берега в устье реки Поной, маленькие гранитные островки, что поблизости, будку желтого цвета со столбом для сигнального огня на горе и прочий унылый пейзаж. Вдруг видим дымок со стороны острова Моржовец. Шпарит к нам какой-то корабль. Все ближе, ближе, и, наконец, в бинокль я различаю знакомый тральщик.

Очень мне хотелось, чтобы я обознался! Но пригляделся я к нему еще раз — так и есть: тот самый. А надобно вам сказать, что командовал им… ну, да что там душой кривить, Дмитрий Галышев, тоже черноморец, но мой личный недруг. Словом, когда-то он отбил у меня невесту. Вы знаете, такое не прощается, тем более что я крепко любил ее, психовал потом, глупостей наделал, на Север попал по этой причине. И хотя все развеялось со временем, а все же ныло мое сердце, когда я встречал их вместе с дочкой на улицах Архангельска. Как увижу Лизу на проспекте Чумбарова-Лучинского, где они жили, так сразу и «отрабатываю задний ход», лишь бы не встретиться. Только доски щелкают за мною на тротуаре.

Словом, не тронь старых ран…

Чужое-то счастье не всегда приятно наблюдать, особенно коли его у тебя же самого из-под носа увели, да еще по собственной глупости.

Так вот, здесь, на внешнем рейде Поноя, очень не хотелось мне встречаться с капитаном Галышевым. Случись это сейчас, скажем, снялся с якоря — и будь здоров! Но война не признает личных переживаний и уязвленного самолюбия. Встретил я Галышева на мостике чин чином, принял от него рапорт, что он прибыл в мое распоряжение для совместного сопровождения парохода «Северный ветер». Даже руку ему протянул.

Обменялись мы с Галышевым необходимыми формальностями. Выяснили, как будем поддерживать связь, если на море упадет туман, и что будем делать для того, чтобы не потерять в тумане самое дорогое теперь в нашей жизни — сданный нам под совместную охрану транспорт «Северный ветер».

Уже сделав два шага к трапу, чтобы спуститься к шлюпке, Галышев задержался и тихо, так, чтобы не слышали моряки, по-приятельски сказал мне, что обстановка на море «пасмурная».

Не могу сказать, что в этих словах Галышева мне послышалось проявление робости. Отнюдь нет! Я считал и считаю его храбрым человеком. Однако война есть война.

Поэтому я довольно резко оборвал Галышева, приказал, как старший в конвое и на рейде, быстрее отправляться на корабль и, знаю, оставил в его деликатной душе тяжелый осадок.

— Коль, послушай, дай-ка я расскажу немного про тот рейс, — прервал я Субботина. — Я ведь был тоже там и кое-что помню.

— Конечно, ты же шел на «Северном ветре». Давай рассказывай, а потом я перехвачу у тебя руль, — согласился Субботин.

— В Арктике во время войны я оказался впервые и, надобно сказать, довольно смутно представлял себе, как выглядит она в военное время, — начал я.

Кое у кого из наших соотечественников создалось обманчивое представление, что в то время, как на фронте гремят пушки и льется кровь, в Арктике тишь да гладь да белые медведи карабкаются лениво по айсбергам. И страшнее их там зверя нет.

Но стоило мне взобраться по штормтрапу на палубу «Северного ветра», стоявшего на якоре посреди Двины, я понял, что в нашем рейсе возможно всякое. Военный помощник капитана — маленький резвый лейтенант — проверял пулеметы, задравшие свои рыльца к небу, ракетную установку на корме и пушку-трехдюймовку, установленную на носу в особом гнезде.

Старший помощник тем временем показывал в салоне двум буфетчицам, как они будут на плюшевых диванах укладывать раненых. Больше всего, помню, его беспокоило, чтобы буфетчицы не отвлекались и не высовывали носы на палубу. «Бомба, она, если захочет, всюду вас найдет: и на палубе, и в салоне, и в кочегарке. Поэтому не надо суетиться, паниковать, при любых тревогах свое дело продолжать надо!» — так советовал он им накануне отхода.

На крыльях капитанского мостика тоже торчали крупнокалиберные пулеметы, а под ними лежали каски.

…Признаться, и меня тогда удивила непредвиденная задержка.

Когда же Прибыл второй конвоир, все поняли, что обстановка изменилась к худшему. До острова Колгуев я не знал, кто командует вторым тральщиком. О первом нашем защитнике, Коле Субботине, мне рассказал возле острова Мудьюг, вернувшись к себе на борт, капитан Варгаев. Я сразу же похвастался знакомым на борту «Северного ветра», что отныне сохранностью наших душ заведует мой старый друг, и принялся всячески расписывать, Коля, твои боевые и прочие качества.

Но когда на стоянке возле острова Колгуев капитан Варгаев снова съездил к тебе, Коля, на дополнительную «конференцию» и вместе со свежими инструкциями привез весть, что вторым тральщиком командует Галышев, я, честно говоря, забеспокоился. Я люблю следить за такими «треугольниками» в фильмах, но видеть их в настоящей жизни, и без того усложненной военными обстоятельствами… Словом, как только мы двинули дальше…

— Подожди, — прервал меня Субботин. — Ты же знаешь, для чего я вызвал к себе старика Варгаева.

— По-моему, ты вызвал их вдвоем с Галышевым, чтобы рассказать о новой телеграмме, полученной тобою.

— А что было в ней, помнишь? Разве тебе Варгаев не рассказывал?

— Если не ошибаюсь, там говорилось, что на нашем пути залегли три подводные лодки. Военный помощник капитана отдал сразу приказ усилить наблюдение за водой и выставил еще одного впередсмотрящего на носу.

— И кроме того, в той телеграмме сообщалось, — перебил меня Субботин, — что всего в этом районе от мыса Желания до пролива Югорский Шар орудует около двух десятков немецких лодок. Гитлеровцы перебросили их в наши воды от берегов Норвегии, предполагая, что новый караван союзных судов проследует в Архангельск и Мурманск Северным морским путем. Лодки хотели перехватить суда каравана при выходе их из проливов. Продолжай!

— Слушаюсь… Ну так вот, конечно, капитан Варгаев, бывалый моряк, умевший хранить военную тайну, ничего сразу не рассказал пассажирам из того, что услышал на «конференции». Он пошептался со штурманами в штурманской рубке, обложенной бронированными плитами, все они поколдовали над картами, но, когда после этого Варгаев сам повел «Северный ветер», я почуял неладное. Мне капитан разрешил быть на мостике, зная, что я имею кое-какое отношение к дальним и ближним плаваниям.

От Колгуева мы пошли к востоку, и я подумал невзначай: «Когда же это мы снова ляжем на обратный курс? Или, как говорят поморы, возвращаясь из океана, пойдем «вверх в Русь»? Да и вернемся ли вообще?»

Только отошли от Колгуева, Варгаеву сообщают: лопнул штуртрос, корабль остался без руля. Остановились мы круто, и конвоиры с нами. Покачиваются на волнах — справа и слева, а мы ремонтируемся своими силенками. Полчаса потеряли времени. Исправили рулевое управление и двинули дальше.

Идем. Коля Субботин слева от нас, а Галышев — справа и немного поотстал, южнее. А расстояние между «Северным ветром» и конвоирами метров двести — триста, не больше. Варгаев нахлобучил шапку-ушанку на свой красный, обветренный лоб, запахнул пальто старинного покроя, на меху, и все вперед поглядывает: когда же, наконец, всплывет из-за горизонта такой желанный берег? А до берега четыре часа ходу!

Вдруг, гляжу, справа по борту выскакивает палка. И бурунчик беленький от нее сразу побежал. Подумал я сперва: не перископ это, а обыкновенный топляк выскочил на волне. Вы же знаете эти бревна — их выносит в море Северная Двина, они мокнут-мокнут и от долгого шатания по волнам начинают плавать зачастую вертикально, пугая самых глазастых наблюдателей. Но очень уж он был изящный, этот топляк, аккуратный!

Варгаев тоже заметил перископ и сразу в рупор: «Самый полный! Право на борт!» Решение было правильное. Таранить подводную лодку со всей ее командой, рассечь ее форштевнем до самых потрохов, даже рискуя целостью нашего «Северного ветра»! Одно было плохо: скоростенка-то у нас была не та… Пока крутились, лодка уже оказалась за кормой. Больше полусотни уцелевших врагов возились в стальной скорлупе лодки в каких-нибудь нескольких метрах от нас. Мы подняли сигнал «вода». Его приняли на обоих тральщиках.