Тим рассовал болты в отверстия на цевье арбалета, повесил его на пояс, глянул искоса на похрапывающего Арво и нырнул за полог. Огляделся, приметил фургон Ремиса, спрыгнул на землю и спокойным шагом уверенного в себе человека пошел к цели. Арбалет успокаивающе похлопывал по бедру, Тим его даже прикрывать ничем не стал — в этом мире все равно никто не знает, что это такое, а так он ни за что не зацепится, да и выхватить проще.

Чудились Тиму удивленные косые взгляды, когда он проходил мимо людей, но прямо на него никто не взглянул, никто с ним не попытался заговорить, и уж подавно никто ему не препятствовал. Так что Тим спокойно дошел до фургона Ремиса и принялся отвязывать от борта повод пристяжной лошади. Он ожидал, что на шум кто-нибудь высунется, но полог даже не шелохнулся. Тим постоял секунд десять, держа лошадь под уздцы, потом вздохнул и полез в фургон.

— Затрецст, — сказал он, откинув полог, — оседлай мне лошадь, я ее заберу дней на пять. Надо в одно место съездить.

Тим ожидал возражений или хотя бы проявления недовольства, но Затрецст словно и не огорчился ничуть, что у него отбирают лошадь. Даже наоборот — как будто обрадовался. Быстро нашел седло, выскочил на улицу, споро закинул его на безучастную лошадку, протянул под ее брюхом широкие ремни и пристегнул их к седлу. Потом отошел в сторону и кивнул:

— Готово.

Тим пожал плечами, сказал:

— Я удовлетворен тем, что ты сделал, — и полез в седло. Развернул лошадь и пустил ее шагом вдоль дороги.

Затрецст как стоял, так и остался стоять. Тим оборачивался пару раз, но тот все стоял столбом и не шевелился. Потом угол фургона скрыл замершую фигуру, и Тим перестал о нем думать: да пусть хоть до ночи стоит — какое Тиму дело.

— Рекс, — крикнул он в сторону, — лети за мной по лесу, — и поехал к концу стоянки.

Он проехал уже почти всю стоянку, когда сообразил, что понятия не имеет, куда возвращаться. До Арума-то доехать проблем не было, но вот где находится упомянутая Арво Майса — Тим не знал. Скорее всего, это знала Нальма, но Тим решил подстраховаться и взять карту. Все равно Арво ее толком и не раскрывает, пользуясь в основном сеткой расстояний, а не картой. Вряд ли ему за следующий райм понадобится карта, а если и понадобится… переживет как-нибудь. Тим хмыкнул и развернул лошадь. Где лежала карта, он помнил, опасался только, что возня в фургоне разбудит Арво. Но опасался зря — Арво храпел, как мотоцикл без глушителя, и, похоже, не проснулся бы, даже если Тим решил бы ехать в Арум прямо на фургоне.

К вечеру Тим совершенно отбил себе задницу, зато немного научился ездить рысью. Даже больше чем немного — когда две зелено-голубые вершины нависли над горизонтом справа, показывая близость к Аруму, он уже вполне достойно держался в седле и, если бы не последствия нескольких часов обучения езде, мог бы скакать хоть до следующего утра. Ягодицы, казалось, превратились в одну сплошную кровавую мозоль, и Тим этому ощущению удивлялся — в прошлый раз он тоже провел на лошади целый день, но тогда он и вполовину настолько не устал. Хотя ему в тот день и галопом, и рысью поездить пришлось, а не только шагом. Галопом и рысью он, правда, ездил не самостоятельно, но разве от того, кто управляет лошадью, зависит, как сильно она трясет седлом? «Видимо, зависит, — думал Тим, заворачивая в объезд возделанных полей. — Надо будет последний участок пешком пройти, размяться. Хорош я буду, если прямо перед ней на ногах не удержусь и мешком на землю шлепнусь». Он уже давно ехал шагом, но легче от этого не становилось. Чертовски хотелось слезть наконец со ставшего пыточным станком седла и пойти пешком. Но пока под ногами лошади не появилась знакомая тропинка, Тим сидел верхом, только шипел временами сквозь плотно сжатые зубы. Отчасти из упрямства, отчасти потому, что движение верхом хорошо отвлекало от всяких посторонних мыслей.

Опасения Тима оправдались на все сто — досиди он верхом до самого конца своего путешествия, некоторое время выглядел бы крайне непрезентабельно. С лошади он буквально сполз, цепляясь за седло, и с болезненным стоном рухнул на землю. Первое время он даже ноги не мог выпрямить, а потом еще минут пять просто лежал на животе, облегченно постанывая. Встать на ноги Тиму удалось попытки с пятой. Но на каждое движение бедер мышцы отзывались такой болью, что он даже спустил джинсы с трусами и, изогнувшись, попытался рассмотреть, что там творится — может, уже вся кожа подчистую сошла? Но вроде ничего криминального не было, так — легкое покраснение. Потом Тиму послышались легкие шаги, он представил, как живописно выглядит со стороны, моментально натянул джинсы и покраснел. К счастью, шаги ему именно что послышались, постояв еще пару минут, Тим подобрал свалившийся с пояса арбалет и походкой пьяного ковбоя пошел по тропинке. Лошадь, ведомая в поводу, послушно шла следом, время от времени ухватывая губами ветку куста или пучок высокой травы. Отставая шагов на десять и сопровождая свой полет тихим потрескиванием сворачивающихся от жара листьев, летел Рекс. В таком порядке они и вышли к полянке.

Маленькой островной стране Шилак повезло, чего не скажешь о ее жителях. Страна была избрана в качестве полигона для вливания новой жизни в потихоньку хиреющий институт воли. Шилак сопротивлялся узурпировавшему власть в стране десятилетнему ихши силами всех своих волинов — порой желающие сразиться с ним образовывали живую очередь у входа дворца. Но со временем весть о небывалой силе нового властителя Шилака распространилась по всему материку, и поток претендентов на его место стал иссякать.

За последующие семь лет площадь страны увеличилась вдесятеро, а сила ее возросла в сотни раз. Шилаку предстояло стать центром будущей всепланетной империи.

Нальмы ни в домике, ни поблизости не оказалось. Тим некоторое время просто стоял на краю поляны, ожидая, что девушка сама его заметит и выйдет навстречу. Потом, не дождавшись, раз пять негромко позвал Нальму по имени — тоже безрезультатно. Помявшись немного, Тим привязал лошадь к первому попавшемуся кусту и осторожно пошел к дому.

— Надо же посмотреть, — негромко сказал он Рексу, — может, ей помощь требуется?

Но внутри дома тоже никого не было. Обстановка единственной комнаты дома Тима разочаровала, уж больно аскетично она выглядела. Из мебели наличествовал только дощатый, ничем не накрытый топчан. Висел на стене моток веревки, стояло в углу высокое деревянное ведро, лежала вверх дном возле входа грубая железная миска — и все. Увидь он такое до того, как попасть в этот мир, решил бы, что тут вообще никто не живет, но здесь он уже таких квартирок насмотрелся, поэтому не удивился. Но огорчился и искренне посочувствовал девушке, вынужденной жить в таком убожестве, хоть и понимал, что сама Нальма его сочувствия, скорее всего, просто не поймет.

— Тимоэ?! — донесся вдруг с улицы звонкий голос. Тим разулыбался и выскочил на улицу. Нальма стояла на краю поляны с длинной прямоугольной корзиной в одной руке и охапкой каких-то зеленых веток — в другой. Увидев ее улыбку — радостную, немного смущенную и чуть-чуть хитроватую, Тим совершенно растаял. Улыбнулся до ушей, развел руки и сказал:

— Я приехал, смотрю, тебя нет. Вот, зашел…

— Тимоэ! — весело сказала Нальма, положила на землю все, что держала в руках, и бросилась к Тиму. Он уже ожидал, что девушка его сейчас обнимет (хотя никогда не замечал у местных хоть каких-либо проявлений нежности), но в двух шагах от него Нальма остановилась, вздохнула и искоса на него взглянула.

— Ты приехал, — сказала она восхищенно.

«Ну обещал и приехал», — хотел ответить Тим небрежно, но тут девушка опустила взгляд, и тень тревоги накрыла ее лицо.

— Что-то случилось? — напрягся Тим.

Нальма подняла глаза, тревога в ее взгляде мешалась с удивлением.

— Со мной — нет. А с тобой что-то случилось. Твой шаретор… на тебе посмертный долг! Ты кого-то убил?