— Возможно, — снисходительно сказал Тим. — Его Каравэрой зовут. Я ему помог в родной мир вернуться, за эту услугу он и заплатил мне йельмом.

Тим нахмурился — фраза прозвучала как-то слишком меркантильно, не так он хотел сказать. Вот только местный язык опять не дал ему возможность точно выразить свои мысли. Но Нальма этого не заметила:

— Из твоих слов следует, что он был без гало?

— Да.

— Тогда почему он тебя не убил? Ты же не волин!

— Так получилось, — пожал плечами Тим. Помолчал немного и принялся рассказывать с самого начала. Разумеется, многие моменты он обошел, а местами и аккуратно исказил. Так что в результате получилась немножко другая история — про случайно подвернувшегося Тиму танар-ри, про то, как он решил его освободить и подсунул ему бумажный заменитель памяти, а потом проводил к Сейесу в расчете получить достойное вознаграждение — и получил. Тим в этом рассказе представал куда более хитрым, расчетливым и дальновидным типом, чем был на самом деле. Частично это получилось из-за недомолвок Тима, частично — опять же из-за специфики языка.

Нальма, выслушав рассказ, долго молчала, потом покачала головой и сказала:

— Все же не понимаю, зачем ты его отпустил? У тебя же был его таэс… почему ты не забрал себе самого танар-ри? Они намного дороже йельмов, немногие могут позволить себе иметь в услужении танар-ри.

— Так ведь, — сказал Тим, — он же не мой был… мой шаретор…

— Не пострадал бы, — перебила Нальма. — Ты же сказал, что танар-ри сам освободился и сам сделал себе таэс. Он — не человек, взаимоотношения с ним шаретором не учитываются, так что, подчинив его себе, ты бы ничего не задолжал его бывшему хозяину, потому что на момент подчинения тебе он уже ему не принадлежал. Разве ты не это имел в виду, когда говорил, что с помощью записей подвел танар-ри к идее создать таэс?

— Э… — сказал Тим, почесывая затылок, — это имел… но… вот! Это ведь просто видимый шаретор не учитывает мою сделку с Каравэрой. На самом-то деле шаретор намного шире. Ни с кем не стоит поступать неправильно, даже с неразумными существами.

Нальма опять задумалась.

— Мудро, — сказала она после долгой паузы. — Хоть мне это и странно. Мало кто даже из волинов думает столь широко. У обычных людей взаимоотношения с себе подобными все же составляют значительно большую часть их общественной жизни… А зачем тебе нужен йельм?

— Полезное животное, — пожал плечами Тим.

— Не хочешь говорить, — качнула головой Нальма, — понимаю. Почему ты его плохо кормишь? Он у тебя даже крыльев не разворачивает. Или ты ему запретил?

«Плохо кормлю? Крыльев не разворачивает?» Тим порадовался, что выражение его лица не видно Нальме.

— Так он менее заметен, — сказал он туманно.

Нальма хмыкнула и собиралась что-то сказать, но тут они выехали на поляну.

— Уже приехали? — растерялся Тим.

— Да, — с легкой запинкой ответила Нальма. — Солнце в середине последней четверти. У тебя есть чуть больше двух лирмов до заката. В Арум я с тобой не поеду, но здесь ты не потеряешься — просто езжай по тропинке.

— Понял, — не скрывая огорчения, отозвался Тим.

Нальма молча подогнала лошадь вплотную к своему мрачноватому домику и натянула поводья. Лошадь послушно встала. Девушка мягко, но настойчиво убрала руки Тима со своего пояса, потом легко и плавно соскочила на землю. Обернулась.

Тим пожал плечами, вздохнул и, по непонятной причине чувствуя себя виноватым, прополз вперед. Устроился на седле, подобрал повод.

— Я удовлетворен тем, что ты показала мне дорогу, — сказал он.

— Я тоже удовлетворена, — ответила Нальма, — тем, что ты позволил мне показать тебе дорогу. Ты еще приедешь сюда? — и, чуть помедлив, добавила: — Ко мне?

И посмотрела искоса с недвусмысленным намеком. Тим вдохнул изумленно и засиял поярче йельма, пожалуй.

— А что ты скажешь… — начал он, но запнулся, смешался и замолчал.

— Скажу, что мужчинам иногда следует быть более решительными, — мягко сказала Нальма. — Вообще по жизни, а не только… в некоторых случаях.

Тим стрельнул глазами в сторону бревенчатого домика.

— А если… — начал он, но Нальма покачала головой:

— Нет. Иначе ты не успеешь в Арум не только до заката, но даже и до восхода. Особенно с твоей-то скоростью.

И улыбнулась так тепло и обворожительно, что Тим тут же передумал обижаться. «Если я до утра не вернусь, Арво точно сам поедет меня искать, — подумал он, — и найдет, чего доброго. Наверно, и правда лучше будет вернуться». Мысль эта огорчала, но — в смеси с облегчением. Страшновато все же было — оставаться. Притягательно, но страшно. Тим мотнул головой.

— Я вернусь, — сказал он. В самом деле — чего сложного? Фургон плетется еле-еле, пока Люди Дороги перебираются от уже ограбленной деревни к еще не ограбленной, верхом можно весь Маарах по периметру объехать. Лишние лошади у них есть, Затрецсту вон лошадь вовсе не нужна, он все равно от фургона Ремиса ни на шаг не отъезжает. Делов-то — подучиться немного верхом ездить — и приезжать хоть каждый райм.

— Возвращайся, — серьезно сказала Нальма. — Я хочу, чтобы ты вернулся.

Потом повернулась и зашагала к своему дому. Тим проводил ее взглядом, мучительно пытаясь подобрать какие-то слова прощания, которые оказались бы приятны Нальме, но так ничего и не придумал.

— Я вернусь! — повторил он громко. И решительно направил лошадь по тропинке под деревья. В душе пел целый оркестр, и вообще будущее вдруг оказывалась куда более интересным и многообещающим. Появись сейчас перед ним дверь домой, в Питер… он бы в нее зашел, но очень бы расстроился.

Тим ехал, весь погруженный в мир сладких мечтаний и фантазий, машинально направляя лошадь по тропинке. На реальный мир он обращал совсем мало внимания, что было вообще-то как минимум неосторожным. И неудивительно, что он заметил Арум, только буквально наткнувшись на первые дома. Заметил краем глаза какое-то движение, испуганно метнувшуюся в сторону тень, поднял взгляд и с удивлением понял, что уже заехал в деревню. Из-за углов стоящих вокруг крестьянских хибарок за ним (а скорее — за йельмом) с испугом и настороженностью следили их обитатели. «Упс, — подумал Тим, весь покрывшись мурашками от осознания опасности, которой сам же себя и подверг, — чё-то я совсем… мышей не ловлю». Кивнул крестьянам, которые тут же в ужасе попрятались, пробормотал: «Не обращайте внимания, я тут проездом» — и развернул лошадь обратно к лесу. До деревьев уже было метров сто, и Тим их проехал, чувствуя себя мышью, крадущейся к куску сыра под носом у спящего кота.

К счастью, кот не проснулся. Тим без происшествий доехал до леса, с облегчением углубился в него метров на полста, потом повернул налево — к дороге. Солнце уже скрылось за горизонтом, оставив стремительно темнеющую багровую полосу, когда Тим выбрался к стоянке. Подъехал к одинокому фургону, слез с лошади и спокойно подвел ее к лежащим оглоблям. На шум из фургона высунулся Арво, окинул Тим оценивающим взглядом, хмыкнул вопросительно.

— Нет моста, — сказал Тим, — только столбы из реки торчат.

Арво посмотрел с прищуром, потом спросил:

— Сам — видел?

— Да, — твердо ответил Тим.

— Значит, не пойдем в Сайхо, поедем в Анорал. Добычи там, пожалуй, поменьше будет, но и риску — тоже. Да ходу туда всего сутки, — сказал Арво спокойно и скрылся в фургоне. — Ван, — донесся оттуда его голос, — вставай, впрягай лошадь, и поехали. Попробуем Ремиса до поворота перехватить, тогда остальных проще собрать будет.

— Арво, — позвал Тим, слезая с лошади, — а как йельмов кормят?

Из фургона высунулось удивленное лицо. Арво посмотрел пристально на Рекса, перевел взгляд на Тима.

— Не знаю. Он же твой, ты сам не знаешь, что ли? И почему ты решил, что он голоден?

Тим пожал плечами:

— Так… он же должен что-то есть. А я его не кормлю…

— Не знаю, — повторил Арво и скрылся за тканью. — Вроде бы они насыщаются, когда что-то сжигают… но не уверен, — донесся его голос из фургона. — Спросишь у Сойла, когда увидишь. Он, наверное, знает: у его хозяина пара йельмов была.