Мухатьях не замечал зловещего взгляда халифа, он утвердился на ногах и сердито расправил изорванные одеяния.

— Ты ученик Ибн-Фирнаса, — неторопливо заговорил халиф. — Мы послали тебя сопровождать северных франков, их флот с таинственными машинами, которые должны были потопить красные галеры греков. Северяне не потопили галеры, они сбежали, по крайней мере, так нам рассказывали немногие спасшиеся — перед тем как были казнены. А что расскажешь нам ты?

— Предательство, — прошипел Мухатьях. — Я расскажу о предательстве.

Никакое другое слово не могло лучше соответствовать настроению халифа. Он откинулся на подушках, а Мухатьях, приведенный в ярость долгими днями молчания и всеобщего презрения в море, днями вынужденного безделья и заключения в иудейской тюрьме, начал свой рассказ: об отпадении северян от союза с арабами, об их трусливом нежелании напасть на греков, об их невежественных забавах с секретами кордовских мудрецов. И хуже всего, о предательстве по отношению к Пророку и его слугам, совершенном богатыми евреями, которых халиф защищал от христиан, а они отплатили тем, что заключили союз с пожирающими свинину и пьющими вино. Искренность Мухатьяха была очевидна. В отличие от всех, с кем халиф говорил за последние недели, юноша ничуть не заботился о собственной безопасности. Становилось ясно, что единственным его желанием было обрушиться на врагов Шатт аль- Ислам и истребить их. Снова и снова в его словах сквозил упрек халифу: он был слишком снисходителен, своим долготерпением он позволил своим тайным врагам набраться дерзости. Такие упреки халиф готов был выслушивать. Речи честного человека.

— Когда ты в последний раз утолял жажду? — спросил под конец халиф.

Мухатьях выпучился на него, в своем неистовстве забыв о мучающей его жажде.

— Перед полуднем, — сипло ответил он. — Я ехал во время дневного зноя.

Халиф взмахнул рукой:

— Принесите шербет для этого правоверного. И пусть все узнают о его усердии. Когда он напьется, наполните его рот золотом и приготовьте почетную одежду. А теперь пошлите за нашими генералами, адмиралами и хранителями карт. Пусть все приготовятся повернуть нашу армию против евреев. Сначала идем на евреев, потом — на христиан. На врага внутри ворот, а потом на врага снаружи.

Заметив хорошее настроение халифа, те, кто держал наготове узников, чья казнь должна была смягчить сердце повелителя правоверных, молча увели несчастных прочь. Ничего, пригодятся в другой раз.

Столпившиеся на палубе «Победителя Фафнира» люди смотрели на Соломона кто с недоверием, а кто и с ужасом.

— Повтори-ка еще раз, — проговорил Бранд. — Он хочет, чтобы мы разобрали змея, и доставили его вместе с материалами еще на двух змеев в горы, и захватили с собой целую милю тросов, Толмана и еще двух мальчишек?

Соломон согласно склонил голову:

— Так распорядился ваш повелитель.

Все взгляды обратились к Стеффи Косому, стоявшему на шаг позади Соломона с выражением полного замешательства на лице. Он переминался с ноги на ногу, не в силах взглянуть в лицо командирам двумя глазами одновременно,

— Так он и сказал, — запинаясь, подтвердил Стеффи. — Чтобы три змея, и к ним навроде охрану, погрузить на мулов и доставить в горы со всей скоростью, только еще быстрее. Так он и сказал, все точно.

В преданности Стеффи сомнений не возникало, что бы там ни говорили о его сообразительности. По крайней мере, переданное сообщение не было ловушкой. Взгляды моряков встретились, снова перешли на Соломона.

— Мы не сомневаемся, что он так и сказал, — начал Торвин. — Но с тех пор, как он уехал, здесь кое-что произошло. То, о чем он не знает.

Соломон поклонился:

— Мне об этом известно. Ведь не кто иной, как мой собственный повелитель, приказал, чтобы все наши люди вне крепостных стен, все торговцы и сельскохозяйственные рабочие ради своей безопасности немедленно вернулись в город. Мы уже несколько недель знаем, что Римский император подошел чересчур близко к нам, хотя его армия, видимо, скована действиями по ту сторону границы. Зато мусульманам до нас осталось всего два дня пути — для хорошего всадника и того меньше. А ведь арабы, когда хотят, могут двигаться быстро, как бы ни был медлителен сам халиф. Завтра утром у наших ворот может оказаться их легкая кавалерия. Возможно, они уже в горах.

— Да хрен с ней, с легкой кавалерией, — отозвался Хагбарт. — Что меня тревожит по-настоящему, так это красные галеры. Взяли и повернули назад. Как в свое время делали Рагнарссоны. Мы недавно вышли в море — наши полдюжины кораблей, — запускаем змеев, а галеры вдруг появились из дымки, как будто так и задумано. Даже не спешили, просто шли себе со скоростью двенадцать гребков в минуту. Но все равно чуть не отрезали нас от гавани. Если бы Толман не заметил их первым, нас бы всех могли сжечь.

— Если бы нам не пришлось опускать Толмана и вытаскивать его из воды, мы могли бы уйти в открытое море и там переждать, — сказал Бранд, продолжая давний спор.

— Пусть так. Галеры подоспели к гавани сразу вслед за нами, заглянули внутрь, сожгли зазевавшуюся рыбачью лодку — просто для острастки, показать нам, на что они способны, — и погребли себе дальше на север. Но они ушли недалеко. Могут вернуться еще до заката.

— Мы считаем, что мудрее будет, — заключил Торвин, обращаясь сразу ко всем, — если король вернется сюда и приготовит флот к отплытию.

Соломон развел руками:

— Я передал вам его распоряжения. Вы сами говорите, что он ваш король. Когда мой князь принимает решение, я с ним больше не спорю. Возможно, у вас, северян, все по-другому.

Долгое молчание. Его нарушил Бранд:

— Ваш князь отпустит нас из города?

— Он отпустит вас из города. Вы не находитесь под его защитой. Он позволит мне сопровождать вас. Я нынче в опале. Я резко высказывался по поводу освобождения юного араба, и князь готов со мной расстаться. Никто из других его людей не пойдет.

— Ладно, — сказал Бранд. — Все-таки придется нам это сделать. Торвин, дай Соломону серебра на покупку мулов. Стеффи, начинай паковать материалы для змеев и выясни, сколько тебе потребуется мулов. Собери летную команду.

— Вы, сударь, отправитесь с нами? — спросил Стеффи.

— Нет. Я не очень-то подхожу для стремительных маршей, а что-то мне подсказывает, что вы спуститесь с этой горы намного быстрее, чем поднимались. Это если вам еще повезет. Я намерен остаться здесь и подумать, как оборонять эту гавань. От всего на свете, в том числе и от пламени.

В горах, за несколько миль от берега, Шеф в обычной своей старательной и скептической манере решил еще разок повторить эксперимент. Белое вещество, которое показали ему perfecti, он не раз видел раньше. Как и каждый, кому доводилось убирать в коровьем или свином хлеву. Белая земля. Говорят, она образуется из мочи животных.

Но раньше Шеф не встречал ее кристаллическую разновидность. Он поинтересовался, как удалось ее получить. Объяснение оказалось вполне естественным. В Англии, где земля почти все время сырая, тем более земля в хлеву, практически никогда не могло случиться так, чтобы на белой земле разводили огонь. Здесь же во время холодной и сухой горной зимы, когда скотину многие держали прямо в доме, это происходило довольно часто. Все горцы знали, что белая земля горит ярким пламенем, и однажды кто-то объединил это знание с умениями арабов, уже хорошо знакомых с al-kimi, al-kuhl, al-gili и прочими таинственными искусствами. Теперь было известно, что во взятую из хлева белую землю надо добавить воды, измельченного известняка и золы из очага, сварить, и в результате получатся такие кристаллы.

Горцы называли их «Sal Petri» — «соль святого Петра». Или это переводилось просто как «каменная соль»? Шеф не знал, да и не интересовался. Очень скоро он понял, что селитра не имеет отношения к тайне греческого огня. Но все равно она представляла интерес, как и другие вещества, с которыми Дети Бога познакомили Шефа. Еще немного новых знаний.