Она обставляла кухню, памятуя о своих коммерческих замыслах. Оливер оказывал ей огромную поддержку, хотя она никогда не могла сказать с уверенностью, опекает ли он ее просто так или действительно верит в ее деловые способности. Но как бы то ни было, он с большим энтузиазмом взялся за дело и все выходные проводил, колдуя над каждым кухонным аппаратом. С его великолепным знанием электротехники и сноровкой он мастерски умел починить, переделать, приладить на свое место любой кухонный агрегат или прибор. Она в свою очередь научилась разбираться в механизмах, понимать, как они работают, могла самостоятельно и довольно профессионально сменить краны, подкрутить гайки, прочистить конфорки или поменять износившиеся прокладки. Как-то на Рождество он даже подарил ей набор инструментов. Потом в течение нескольких лет терпеливо учил, как ими пользоваться, заставляя часами торчать в его мастерской. Зато впоследствии она помогала ему строить сауну и еще душевую — все это они сделали сами, не приглашая никаких строителей. Также вдвоем они разобрали и реставрировали несколько предметов антикварной мебели.

Он был молодым, подающим большие надежды адвокатом. Чтобы сделать себе карьеру, приходилось много ездить, но суббота и воскресенье оставались для него святыми днями. Оба они прекрасно понимали, что дом для них стал чуть ли не единственным кругом интересов, поэтому без устали придумывали все новую и новую работу по хозяйству, которую могли бы осуществить, не прибегая к чьей-либо помощи. К числу таких забот относился и сад, хотя тут их интересы разошлись: он неожиданно увлекся орхидеями, в то время как она продолжала носиться со своими бостонскими папоротниками и африканскими фиалками.

Так что графа "за" была, без всякого сомнения, гораздо более полной, чем графа "против". Они оба старались привлечь к своим интересам и детей, но те, казалось, не разделяли восторгов родителей и жили своей обособленной жизнью. И все-таки родителей не покидала надежда, что их пример в будущем послужит детям хорошим уроком.

Конечно, существовала еще масса других "за". Он был умным, привлекательным, умел красиво говорить и обладал прекрасным чувством юмора. Помимо материальных у него был обширный круг и интеллектуальных интересов. И она приходила в радостное возбуждение, когда его коллеги и клиенты искренне восхищались ею, и не обращала внимания, если вдруг ей приходилось выслушивать ревнивые жалобы их жен.

"Тогда почему же? — спрашивала она себя, возможно, адресуя этот вопрос цыпленку, с которого снимала кожицу, словно капроновый чулок с ноги. — Почему я все-таки не поехала к нему?"

Она отделила верхнюю часть крылышка от нижней так, что теперь нижний конец крылышка можно было отрезать вместе с кожей. Потом осторожно начала снимать кожу с цыпленка. Когда край кожицы оказался на середине ноги курицы, она отломила кость и отбросила ее вместе с кожей, а затем проделала то же самое с другой ногой. Гузку тоже нужно было удалить вместе с кожей, и она отрезала ее ножницами.

Удовлетворенная проделанной операцией, она положила шкурку на разделочную доску и начала поправлять разорванные места, но неожиданно плашмя ударила по ней лезвием секача, который держала в руке.

— Потому что он меня нисколько не колышет! — выкрикнула она в сторону освежеванной тушки цыпленка. Она почувствовала, как из глубины ее существа поднимается комок злобы, мучая ее своей неопределенностью, требуя объяснений. Она задумалась, пытаясь найти причину этой злости.

— Должна же быть причина, — прошептала она, ощущая, как злость превращается во что-то почти материальное и заполняет собой всю кухню. Решив дать ей выход, Барбара размахнулась и изо всех сил вогнала нож в деревянную разделочную доску, оставив в ней глубокий шрам.

Какое у нее возникло первое желание, когда ей позвонили из больницы? Ей захотелось, чтобы он умер. Она помнила это совершенно точно. Ей захотелось, чтобы он как можно незаметнее испарился, исчез из ее жизни, словно вырванный больной зуб.

Она желала ему смерти? Эта мысль так напугала, что она вздрогнула. Нет, тут какая-то ошибка. Если она желает ему смерти — значит ненавидит. Ненавидит? Но это слишком жестоко. Она судорожно глотнула, чувствуя, как вся дрожит. Но она уже больше не могла отогнать от себя эту мысль. Она действительно надеялась, что Оливер умрет.

Оливер почти не замечал, как такси проехало мост Мемориал-бридж, обогнуло памятник Линкольну, проехало мимо Государственного департамента и нырнуло в центральную часть города. Все эти достопримечательности Вашингтона промелькнули перед его глазами словно старые фотографические снимки. Видимо, Энн заметила его в окно, так как открыла дверь прежде, чем он успел достать ключ. Поставив "дипломат" на мраморный пол, он автоматически глянул на часы из красного дерева и отметил, что они показывают без двух минут шесть. Он вдруг вспомнил, что даже когда он лежал в больнице в полубессознательном состоянии, то, словно эхо чего-то родного, но далекого, слышал бой этих часов.

— Джош ушел на тренировку по баскетболу. У Евы урок бальных танцев. Барбара готовит очередную порцию жаркого на заказ, — в голосе девушки звучали извиняющиеся нотки, она пристально вглядывалась в его лицо, заметно волнуясь.

— Я чувствую себя великолепно, — проговорил Оливер. — Может быть, выгляжу чуть-чуть бледным.

— Совсем чуть-чуть.

Он быстро пошел в глубь дома, в оранжерею, страстно желая проверить орхидеи, которые, как и он сам, чудом остались живы. Он потрогал землю у корней и убедился, что она все еще влажная.

— Теперь можете не волноваться. Ваш папочка вернулся домой, — прошептал он цветам.

Потом поднялся к себе в спальню, разделся и немного поколебался, раздумывая, не спуститься ли ему в сауну, но в конце концов решил, что просто подольше постоит под душем. Ему захотелось острых ощущений, которые помогли бы снять депрессию. Он резко закрыл горячую воду и включил холодную. Кожа тут же покрылась мурашками, и на какое-то мгновение у него перехватило дыхание, но боль не возвращалась. Он немного удивился, вдруг подумав, что будет скучать по ней, как по старому другу.

Когда он вытирался, в ванную влетела Барбара и поцеловала его в губы. Он обнял ее и прижал к своему еще влажному телу.

— Я так чертовски перепугался, — прошептал он, уткнувшись лицом в родные каштановые волосы и жалобно всхлипнув. Исходившее от жены тепло немного успокоило его.

— Да, наверное, это было ужасно, — проговорила она, освобождаясь из его объятий и расстегивая намокшую блузку. Не спуская с нее глаз, он заметил, как она, откинув упавшую на лицо прядь волос, внимательно разглядывает себя в зеркало.

— Но теперь все прошло, — сказал он, глядя на ее отражение. Повернув краны из накладного золота, она опустила лицо к раковине, наполнявшейся теплой водой. Он задумчиво смотрел на ряд выступавших на ее спине позвонков. Ему захотелось провести по ним пальцем. Натягивая велюровый халат, он прошел в спальню и опустился в мягкое глубокое кресло, нежно поглаживая голыми ступнями шершавое дерево пола. Теперь он ее не видел, но слышал, как она подошла к ванне и включила воду, которая с силой вырвалась из душа. Наконец она появилась, кутаясь в махровый халат.

Он вдруг понял, что не просто наблюдает за ней, как делал это часто. На этот раз он пристально изучал жену, отметив про себя, что прошедшие годы почти не изменили ее стройное тело. Ноги и бедра остались по-прежнему упруги, как у молодой девушки, а большая грудь — все такой же высокой, хотя немного опустилась под собственной тяжестью — во всяком случае, он помнил, что, когда увидел ее в первый раз, она показалась ему более упругой. Ему страшно захотелось прикоснуться к Барбаре, он даже почувствовал, как его охватило желание, но она выглядела какой-то отрешенной, ее мысли, казалось, бродили где-то далеко.

— Ты должен гордиться мной, Оливер. Я теперь каждую неделю поставляю продукты в эквадорское посольство. Они заказали кучу изысканных кушаний в моем исполнении.