Он почувствовал, как ее глаза за зеркальными стеклами очков впились в него — то было странное ощущение, словно на него надели наручники. Никакому логическому объяснению оно не подчинялось, как не подчинялось и странное возбуждение, согревавшее его кожу.

Он поразительно трахнут на голову, подумал Хокинс, потянувшись к заднему стеклу Роксанны за коробкой с крабом Рангун. Креветки с пельменями и лапша с кунжутным соусом, покачиваясь, стояла на консоли, «Весенние рулетики» валялись на переднем сиденье — до них он мог дотянуться, просунув руку через водительскую дверь, — а на полу стоял контейнер с королевскими креветками, цыпленок с орехами кешью и соевый творог с овощами. Всему этому он нанес некоторый ущерб, чуть приподнявшись на сиденье с палочками в руке и спящей Кэт на груди.

Но он по-прежнему оставался в полной заднице.

Я люблю тебя, Кэт? Это откуда взялось? И почему это он тогда был так уверен, что непременно должен рассказать ей об этом?

Это шло в разрез с любой логикой.

Что-то неразборчиво пробормотав, она повернула голову и снова устроилась поудобней на его груди. Посмотрев на нее, он почувствовал, как вздох застрял у него в горле. Разве не парню было положено засыпать после секса, пока женщина лежит и обмусоливает все произошедшее, анализируя и беспокоясь сверх всякой меры?

Да, так оно и было. В этом у него не было никаких сомнений. Вот чего он не знал, это почему с ними все всегда получалось наоборот.

Она была полностью расслаблена, свернулась на нем словно измученный котенок: рот чуть приоткрыт, помада стерта, тушь размазана под глазами — от ее красоты ныло сердце. Пять футов два дюйма золотистых изгибов и тонкая линия от загара на попке.

Проклятье. Он еще раз посмотрел на Рангун, насчитал только три штуки и убрал упаковку к заднему стеклу. Она, вероятно, любила крабов, а желудок ее бурчал уже минут пятнадцать. Он потянулся к королевским креветкам, нацелившись палочками на консоль и подцепив упаковку за ручку.

Отправив креветку в рот, он почувствовал, как она снова потягивается — на этот раз она вполне могла проснуться.

Медленно пережевывая еду, он смотрел и ждал, практически затаив дыхание — еще один приступ полнейшего идиотизма, который он был не в состоянии объяснить. Он никогда не переставал дышать, даже в самых худших обстоятельствах, даже на линии огня. Он дышал.

Но нет, только не с ней. Он была угрозой, несшей с собой перечень неизвестных возможностей, невиданной силы — а он сказал ей, что любит.

Господи Иисусе. Что, если он, и правда, любит ее? Что тогда, Супермен?

Она зевнула, и ее дыхание обдало теплом его грудь — и да, этого хватило, чтобы он почувствовал большой интерес к ее пробуждению. Учитывая, что оба они были обнаженными, а она лежала сверху на нем, не заметить этого интереса было невозможно.

Проклятье.

Он начал чувствовать себя неуютно уязвимым, хотя всегда думал, что для этого необходимо, по крайней мере, наличие другого парня, нацелившего в него АК-47, а не миниатюрной женщины, чьим единственным оружием был билет в рай.

Она еще не открыла глаз, но медленная улыбка уже скользнула по ее губам.

— Ммммм. Еда. Пахнет вкусно.

— Открой рот. — Боже, ему так нравились эти слова.

Она послушалась, отчего ему стало вдвойне приятно, и при помощи палочек, он положил креветку на ее язык. Она удовлетворенно вздохнула.

О, да. Открой рот, Кэт. Оближи меня. Он тоже вздохнул, не надеясь на исполнения этого желания. Просить об этом он не собирался, и был не особо уверен, что подобная мысль могла прийти ей в голову.

Впрочем, ему бы этого хотелось. Очень. Одной мысли о ее губах было достаточно, чтобы обеспечить полноценную эрекцию, а учитывая ее позицию, она это наверняка заметила. Отлично. Снова.

Так о чем, если хоть о чем-то, спросил он себя, она думает сейчас?

Чтобы выяснить, ждать долго не пришлось.

— У нас еще остался чай? — спросила она, глядя на него из-под копны спутавшихся светлых волос сонными зелеными глазами.

Да, на самом деле, чай у них еще остался, правда, окончательно остыл — на полу валялся пакет с пенопластовой чашкой, полной чая.

Он вытащил ее, снял крышку и протянул ей.

Слегка приподнявшись, она сделала большой глоток, потом отдала чашку обратно и без единого подсознательного намека с его стороны начала скользить вниз по его телу, заводя одну руку между его ног, а другую — на его грудь, под предплечье, обхватывая бицепс, словно ей нужно было удержать его на месте, если бы он попытался уйти.

Да. Конечно.

На самом деле, у него не было ни малейшего намерения куда-либо идти. Она практически припечатала его к месту вероятностью определенных мыслей в своей голове.

Она оказалась зажатой между его ногами, и он мог видеть все, что она предлагала. Нет, он не собирался двигаться, ни на дюйм — по крайней мере, он думал именно так, пока она не сделала то, о чем он только что мечтал, начав с одного поцелуя, продолжив еще одним. Потом в дело пошел ее язык и он загорелся окончательно. Господи Иисусе. Одной рукой он схватился за водительское сиденье, другой — за заднее, уронив проклятый чай. Его бедра поднялись с сиденья, подгоняемые волной такого насыщенного наслаждения, что стой он на ногах — упал бы на колени.

О Боже, бойся своих желаний, напомнил он себе. Он никак не мог оторвать взгляд от совершенно захватывающей картины — она ласкала его ртом, обхватив одной рукой, губы ее несли с собой мучительную нежность прерывистых движений. Ее волосы соскользнули на его живот — светлые прядки стрелами рассекали темные волосы в его паху. Он наблюдал, как она прошлась языком по всей длине его плоти.

Боже правый. Его бедра снова пошли вверх, и он сильнее ухватился за сиденья. Неудивительно, что он влюбился в нее в девятнадцать. Он была ведьмой с волшебным зачаровывающим ртом.

В своем нежном насилии она была совершенно безжалостна, и он быстро переместился в состояние, близкое к нирване: тело наполнилось наслаждением, двигаясь в ритме, установленном ею, все здравые мысли взяли продолжительный отгул.

Но всегда есть такой момент, когда мужчине все же стоит вернуться к реальности ради блага своей женщины, и для него этот момент настал.

— Кэт, — сказал он, голос был хриплым, тело напряглось сильнее, строительное перекрытие. — Кэт…

Она должна была понимать, что в скором времени произойдет: как он не старался, он уже достиг безошибочного ритма, а ощущения были так хороши, так сладки и так глубоки, словно его тело ожило, потому что она подключила его к сети с низким напряжением.

— Кэт…

В ответ лишь ее рука скользнула по его плечу к лицу. Она осторожно провела пальцем по его губам, молча говоря «тсссс», и он поймал палец ртом.

Этому невозможно было сопротивляться. Это было идеально — один из тех моментов, когда фантазия воплощается в жизнь, а тело и разум становятся единым телом. Он посасывал ее палец, а она посасывала его, мир вокруг превратился в единый чувственный поток, внутри которого они идеально дополняли друг друга, внутри которого чувства были слаще, чем что бы то ни было.

Она должна была любить его. Он чувствовал ее любовь каждой клеточкой своего тела.

Взяв ее за руку, он отпустил ее палец и пробежал языком к центру ее ладони. Пососав внутреннюю сторону запястья, он начал ласкать ее предплечье, подтягивая ее наверх, пока она наконец не освободила его, отдав губы в его распоряжение. Он хотел этого поцелуя больше всего на свете. Он хотел бы покрытым ею.

Он устроился на сиденье чуть глубже, облизывая ее губы, чувствуя на них свой вкус, полностью подчиненный чистому эротизму занятия любовью.

— Презерватив? — прошептал он.

— Нет… не сейчас, пожалуйста, — пробормотала она, потершись об него, пробежав пальцами по его волосам, вдыхая его запах — поглощая его. — Со мной ты в безопасности, Кристиан.

А она была в полной безопасности с ним, в противном случае, он никогда бы не позволил ласкать себя ртом. Что до остального… Он доверял ей, доверял как никому другому. Она была частью его самого. Они оба блестели от пота, их тела горели, словно они расплавлялись, вплавлялись друг в друга. Это ощущение лишь усилилась, когда она подалась вниз, принимая его в свое тело.