Вартанян взглянул на часы. Десять ноль-ноль. Полковник, как обычно, по-военному пунктуален.
— Пусть заходит.
На пороге кабинета возник директор канала «Георгиевский крест».
— Здравия желаю, Геннадий Ашотович!
— Здравствуй, полковник, — улыбнулся Вартанян. — Вольно, садись.
Обменялись рукопожатием.
— Ну что, Геннадий Ашотович, какие нынче прогнозы будущего у вашей шайтан-машины?
— Прогнозы дрянь. А ты мне, полковник, вот что скажи… Что ж ты меня подводишь?
— Не понял…
— Не понял? А кто в пятницу дал в эфир «Офицеров», а в субботу «В бой идут одни старики»? А? Да еще и в прайм-тайм.
— Так вы ж, Геннадий Ашотович, сами мне разрешили хорошие фильмы про войну показывать. Мол, молодежи это все равно не интересно…
— А об условии ты забыл, что ли? Или прикидываешься?! Говорил же я тебе, что качество трансляции хреновое должно быть! Молодежи не интересно, а старики, которым интересно, должны смотреть и плеваться от мерзкого качества. Ты мне давай сигнал/шум завали так, чтоб постоянно помехи по всему экрану, понял?
— Понял. Есть помехи по всему экрану, — вздохнул полковник.
— То-то. И еще. Рекламу вставляй.
— Вы ж обещали… — вскинулся Пономарев.
— Ты мне тоже обещал! И что? Такие вчера «В бой идут одни старики» были, что хоть на видео записывай для домашней фильмотеки! Будешь теперь вставлять рекламу.
— Лучше тогда сразу «Георгиевский крест» закройте, — затосковал полковник.
Вартанян достал сигарету, протянул пачку Пономареву. Закурили.
— Ты пойми, — тихо сказал Вартанян, проникновенно глядя полковнику в глаза, — ведь общее дело делаем! Думаешь, мне легко? Я ведь не только все телевидение убиваю. Об этом-то хоть в народе не знают… Я же и собственную программу на канале «А» веду! И тебе ведь прекрасно известно, каким… извиняюсь, дал зарок не материться… каким чудаком я там выступаю! Ты мою последнюю шутку слышал? Нет, ты послушай, послушай! «Жила-была женщина по фамилии Шило. И вышла она за мужчину по фамилии Мыло. И получилось, что она сменила шило на мыло!» И тут же смех зрителей звучит. Думаешь, фонограмму смеха берем? Обижаешь, мы не халтурщики! В Концертной студии Останкино сидят настоящие зрители и реально смеются, понял? А почему смеются? Потому что публика эта из нашей подшефной организации. Малое предприятие по производству электрических выключателей. Все работники — альтернативно одаренные. Проще говоря, умственно отсталые. И они смеются, понимаешь? Тебе ведь мой имидж в народе известен! Знаешь ведь, что на мне клейма негде ставить! Что я для людей давно уже воплощение антиюмора! А ведь тебе известно, какого класса я автор на самом деле. Лучше меня в стране два-три человека только.
— Знаю, Геннадий Ашотович. Да и скромничаете вы. Нет никого лучше вас. И что «Саюз шутникофф» ваши вещи играет, это я тоже знаю.
— Вот именно. А ты мне тут нюни распустил! «Закройте канал…» Закрыть проще всего. А кто будет у народа привязанность к телевизору отбивать? Нет, полковник, ты давай работай, тяни лямку! В армии отечеству служил, послужи ему и в Останкине. Тут, брат, служба еще важней.
— Разрешите идти, Геннадий Ашотович?
— Ступай.
Опасность телевидения осознали поздно. Когда дело зашло уже очень, очень далеко… И винить в этом некого. Ну не было еще в многотысячелетней истории гомо сапиенс подобного средства массовой информации! Такого, мать его, массового! Не было опыта. Кто ж знал, к чему это может привести? Наоборот, молодцы, что все-таки прочухали, не дожидаясь собственно самой катастрофы! А как поначалу все радовались этому телевидению! Бизнесмены радовались эффективному средству рекламы. Политики радовались небывалым возможностям обработки электората. Артисты радовались массовости аудитории… А уж как радовалась сама телеаудитория! Не замечая, что впадает в страшную зависимость. К первым тревожным прогнозам футурологических служб отнеслись как к пророчествам Кассандры — без веры, с насмешками. Но когда расчеты специалистов стали подтверждаться данными компьютерной программы моделирования будущего, игнорировать предупреждения об опасности стало трудно. И хотя страшным прогнозам по-прежнему мало кто верил, в 2000 году, большей частью для очистки совести, решили на несколько дней оставить население без телевещания, сымитировав пожар на Останкинской башне. Результаты эксперимента ошарашили всех! Ситуация оказалась куда хуже, чем можно было предполагать. Волна самоубийств, преступлений, разводов, душевных расстройств, уходов в тоталитарные секты, резкое падение спроса на товары народного потребления — это была лишь вершина айсберга. Более глубокие социальные процессы, зафиксированные специалистами (над которыми теперь уже никто не смеялся), говорили о совершенно чудовищных тенденциях в жизни общества. Беда оказалась не в так называемой наркотической привязанности к привычным телепрограммам. Главная катастрофа заключалась в стремительной атрофии самостоятельного мышления. Телевизор говорил все: что покупать, за кого голосовать, какая будет погода, чему надо радоваться, чему огорчаться, к какого типа людям испытывать сексуальное влечение — словом, как жить! А дальше — строго по суровым канонам диалектического материализма: переход количества в качество. Прогнозировалось, что где-то в середине 2030-х годов в обществе начнется лавинообразный рост спроса на прямые телеинструкции на все случаи жизни. И телевидение окажется неспособно насытить эту лавину. И всё! Коллапс. Конец света.
После эксперимента с пожаром в Останкино огромные средства были выделены на развитие компьютерной программы моделирования будущего. И не без успеха. Сейчас, программа уже показывала, можно сказать, настоящие репортажи из будущего — в цвете, со звуком и в реальном времени. Конечно, это были не репортажи, а лишь демонстрации возможных ситуаций на фоне наиболее вероятных обстоятельств будущего. Картины грядущего были ужасны практически по всей стране, за исключением глухих малонаселенных окраин, где исторически никогда не было телевизионных ретрансляторов. По прогнозам компьютера выходило, что в таких глубинках цивилизация пострадает меньше, хотя по образу жизни и откатится столетия на два-три назад.
Разумеется, необходимо было предпринимать экстренные меры по ссаживанию общества с телевизионной иглы. Но делать это надо было плавно и постепенно. Любое необдуманное резкое движение могло спровоцировать досрочное наступление апокалипсиса. Направление же действий было очевидным: требовалось постепенно сделать так, чтобы содержание телевизионного вещания стало вызывать у людей стойкое отвращение. Чтобы люди сами, добровольно, по собственному выбору все реже и реже включали телевизоры. Если это получится — спасемся…
Снова булькнул селектор.
— Геннадий Ашотович, президент в приемной.
— Проси!
Президент страны, как и предыдущий визитер, оказался пунктуален. Назначено ему на десять тридцать — ровно в десять тридцать и прибыл. Что ж, президент ведь тоже бывший служивый человек, к дисциплине привык. Приятно иметь дело с такими людьми, особенно среди всей этой богемной телевизионной вольницы, необязательности и, прямо скажем, раздолбайства…
Вошел президент.
— Добрый день, Геннадий Ашотович.
— Здравствуй, Леша. Садись. Как поживаешь? Как собачки, лошадки, пчелки?
— Издеваться изволите, Геннадий Ашотович?
— Бог с тобой, Леша! Искренне интересуюсь. Знаю любовь твою к нашим братьям меньшим… Я иногда думаю: может, дружба с ними и спасет нас? Для них-то ведь как не было никакого телевидения тысячу лет назад, так и сейчас нет и в будущем не будет. И с головой у них все в порядке. Может, нам их общества надо побольше держаться? Как думаешь?
— Право, не склонен я ныне, Геннадий Ашотович, к лирическим сентенциям подобного рода. Не покажете ли, что век грядущий готовит нам, по информации на сегодняшний день?
— Покажу, если угодно. Сам уж смотрел сегодня. Все пока по-прежнему. Москва в руинах. Дикие племена с холодным оружием охотятся на все живое, включая собратьев по разуму. Если можно назвать разумом то, что у них там в головах. Давай-ка, Леша, чтоб не так грустно было, на провинцию поглядим. Покажу тебе мое любимое местечко. Это на побережье Чукотского моря. Замечательные там есть районы в плане телевидения. В смысле его отсутствия. А народ разный живет: и рыбаки, и оленеводы, и моряки, и охотники. И зэки бывшие. То есть, с одной стороны, публика самостоятельная, привыкшая жить своим умом. А с другой — телевидения почти нет! Так что они там тоже деградируют, конечно, но куда меньше, чем в центральных районах. В общем, в 2120 году я более цивилизованного места не видел. Причем они знаешь молодцы какие! Не просто в своих рыбацких поселках на побережье отсиделись. Они и ближайший портовый город заняли. Дикарей тамошних, какие в стычках не погибли, приручили, окультурили помаленьку. Вредную технику уничтожили. Безвредной учатся пользоваться. И кое-что у них получается.