— Завивка! Укладка! Окраска! Усушка! Утруска! — Домашний тиран неумолим.

В эту маленькую девочку уже в пять лет будто бы бес вселился: покуда вся семья веселилась, шумела, разбрасывала вещи, теряла перчатки и носки, упускала выгодные скидочные предложения, Золушка находила, разыскивала, успокаивала, укладывала спать. Фея говорила, что это пройдет с годами, но с какими еще годами? Сколько еще ждать прикажете?

— Ты-то поедешь с нами? — осторожно спрашивает отец. Никогда не угадаешь, в каком настроении пребывает его очаровательная дочурка.

— Никуда я не поеду. Как я оставлю дом в таком виде? И потом — сорок розовых кустов. Нужно сегодня же посадить сорок розовых кустов.

— Кустов? Розовых? Но зачем? — пятится от ее напора отец.

— Потому что это красиво. Так, а ты тоже, что ли, в таком виде в приличное место собрался? Никого не пущу!

Потомив семейку до самого вечера, припугнув ее журналами мод и санитарно-гигиеническими нормами, Золушка, конечно, отпускает всех на бал, потому что наводить порядок дома гораздо сподручнее, когда в этом доме никого нет.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, поехали с нами! — умоляют сестры. — Хочешь, мы завтра поможем тебе посадить твои дурацкие розы, ну и пусть они вымерзнут через неделю, мы все равно их посадим, только поехали с нами!

— Что вы посадите? Ну вот что вы посадите? Вы сорняка-то посадить не сможете толком, чтобы он у вас не вымерз. Езжайте уже, садоводы. И следите за собой, а то знаю я вас: развеселитесь, плясать пойдете, прически растреплются, одежды помнутся, приедете домой как пугала огородные. Так я вас на порог-то и не пущу!

— Пугала так пугала. Будем стоять в огороде и отпугивать ворон от твоих розовых кустов, — говорит мачеха, и они наконец-то уезжают.

Стоит Золушке вооружиться любимой шваброй, как фея-крестная — тут как тут, только ее и не хватало.

— Смотри, какую я нашла тыкву, — соблазняет она, — идеальной формы, без единого пятнышка! Специально для тебя растили в королевской оранжерее! А вот, взгляни на этих крыс! Не крысы — а фотомодели! В королевском питомнике брала. Ну а туфельки! Погляди хотя бы на них — блестят, как хрустальные, потому что они и есть хрустальные. Все как ты просила. Теперь тебе не отвертеться. Поезжай на бал, а я тут все устрою.

— Устроит она, как же. Дом не спали, устроительница, — ворчит Золушка, но по существу ей возразить нечего: все ее требования соблюдены, значит, надо ехать в этот треклятый дворец и танцевать с принцем-недоумком, раз уж обещала.

Золушка без особого воодушевления отправляется на бал, но поскольку она так долго отказывалась от своей судьбы, отнекивалась и отбрыкивалась, ей уже, конечно, нашли замену.

— Познакомьтесь: моя невеста, Принцесса на горошине, — говорит гостям счастливый принц. — Она оказалась настоящей принцессой, потому что под целой дюжиной тюфяков и матрасов почувствовала вот эту вот горошину.

— Ну-ка покажите вашу горошину, — требует Золушка. — Да уж, не нашли для принцессы ничего получше. Посмотрите — она же корявая, старая и к тому же тверже камня.

— Кто — я? — расстраивается Принцесса на горошине.

— Да горошина эта, до вас еще доберемся. А пока — взгляните на это недоразумение семейства бобовых! Сколько лет оно у вас на кухне пролежало? Покажите-ка мне эту кухню. Ручаюсь, санитарные нормы там не соблюдаются.

И вот вся королевская конница, вся королевская рать, король с королевой, их свита, принцы и принцессы, гости, слуги, собаки вслед за Золушкой отправляются на кухню. Внутрь, конечно, мало кому удается протиснуться, но люди передают по цепочке строгие и справедливые слова молодой госпожи:

— Копоть! Сажа! Тут масляное пятно. Тут сыро. Тут сухо. Разве так мешают кашу? Кто тебе сказал, что соль надо сыпать сразу? Всех уволить!

— Я, наверное, свободна? — робко спрашивает Принцесса на горошине и прячет в ридикюль горошину — на память. Понятно, что ей, безродной девице, обнаружившей горошину под жалкой стопкой матрасов, даже и тягаться не стоит с этой фурией, по одной только горошине определившей состояние королевской кухни.

— Стой! Стоять! — хватают ее под руки король с королевой. — Никуда ты не пойдешь! Во-первых, мы тебя успели полюбить. Во-вторых, принц у нас уже не первой свежести, и вообще он не наш сын, а племянник предыдущего короля. В-третьих, ты на кого нас покинуть собралась? Вот на эту мегеру? Которая заставит нас вырядиться на свадьбу так, что все модельеры мира от стыда и зависти скушают своих моделей? Давайте, покуда она при деле, сыграем по-быстрому свадьбу.

— У меня есть предложение! — выступает вперед мачеха. — Оставим этот дворец Золушке, пусть наводит порядок столько, сколько ей вздумается. А сами потихоньку сбежим в вашу летнюю резиденцию и продолжим веселье.

— Отличная идея! — радуется король. — Тем более что летняя резиденция мне нравится гораздо больше. Назначаю эту мудрую женщину первым министром.

— А как же я? — расстраивается первый министр. — Меня казнить?

— Не надо никого казнить. У меня будет два первых министра.

Вся компания быстро и бесшумно погружается в кареты и кабриолеты и уезжает в летнюю резиденцию — кутить, танцевать, играть свадьбу, вести себя непринужденно.

Прошло уже пять десятков лет. Жители деревни, раскинувшейся неподалеку от старого королевского дворца, раз в три года приносят в жертву чудовищу, засевшему за крепостными стенами: десять возов немытой посуды, три горы нестираных рубашек, ну и конечно, уйму стирального порошка и хозяйственного мыла. Дань собирают по всему королевству, иногда даже у соседей одалживаются, но оно того стоит: Золушке всегда есть чем заняться, и к людям она не выходит.

Поезд запоздал, но это ничего, удалось хоть немного выспаться. Стоял густой туман, поэтому в город въехали незаметно. Хотя что там разглядывать? — подумала Лоренца. Каким бы ни был город, дома вдоль железных путей всегда одинаково скучны и некрасивы. Нарочно, что ли, так строят?

— Лариса, — вывел ее из задумчивости мамин голос, — собирайся уже. Белье складывай. Ты меня слышишь?

«Лоренца, — мысленно поправила ее дочь, — я не виновата, что нельзя выбирать себе имя!» Но вслух она ничего не сказала и белье сложила.

Последние минуты в поезде были просто невыносимы. Взятая в дорогу книжка прочитана еще вечером. Яблоки доедены. Вещи собраны, сумки застегнуты. Лоренца еще раз провела щеткой по и так гладким волосам и развернула валявшийся на столике журнал, оставленный соседкой по купе. Надоел он странице на третьей — отложила, уставилась в окно.

— Надеюсь, — пробормотала она, — на море будет получше?

Мама тоже потянулась к журналу, перелистнула, повертела в руках сумку. Наконец нашла себе занятие и с облегчением сказала:

— Пойду мусор выброшу.

Лоренца откинулась на пирамидку из подушки и свернутых одеял и прикрыла глаза. Дремать оставалось минут десять, не больше, но делать-то все равно нечего.

До сих пор не укладывалось в голове, что они и правда уехали. Бабушка, похоже, до последнего дня не верила. С неожиданной радостью девочка подумала, что к бабушке попадет очень нескоро. Объяснить, чем именно плох ее дом, Лоренца не смогла бы. Там было… душно. Во всем чувствовался привкус яда — стойкого и узнаваемого, как духи «Красная Москва», которые бабушка предпочитала любым французским изыскам. «Лерик, выпей молока! Лерик, ложись спать, уже десять! Лерик, не носи эти ужасные штаны! Это неженственно! И заплети волосы в косы, что за ведьминская у вас мода?»

«Мне уже тринадцать! — одними губами прошептала Лоренца, — мне лучше знать, как выглядеть!»

Бабушка, летевшая в тумане на метле вслед за поездом, усмехнулась и обдала ее волной «Красной Москвы».

— Соня дорогая, тебя в чайник засунуть? — затрясла ее мама за плечо. — Прибыли! Бери рюкзак!