Вот и после вопля в «Известиях» об издевательстве над останками севастопольских адмиралов мы от главкома Чернавина за несколько месяцев пока и звука не услышали. Хотя Санкт-Петербургское общество «Память Балтики» прямо и публично обратилось к нему с просьбой извлечь останки национальных наших святынь из фруктовой коробки, отдать им соответствующие почести и похоронить по-христиански и торжественно.

Лично я главкома понимаю. Когда господин Кравчук принимает на себя командование Черноморским флотом и Севастополем, тут не до старых адмиральских костей.

В. Конецкий

Известия. 1992. 15 янв.

…Читали ли Вы, как Татьяна Ивановна пишет о Базунове?? в «Огоньке»? Что значит — «дивная по художественности проза, но — опоздал…» Что это значит? Художественное произведение может нравиться — не нравиться, может быть хорошо или плохо, но что значит «опоздал»? Это же не публицистика. Литература времени не имеет. Наверное, китобои сегодня работают иначе, но капитан Ахав существует в нашем сознании. Если бы Вы знали, как мне надоело это перетасовывание имен, часто несправедливое, нельзя же всерьез говорить о такой пошлятине, как «Игра» Бондарева. И еще какой-то Красильщиков появился, который «смягчает острые углы», уже говорит, что Орджоникидзе, бедный, умер от сердечного приступа! Ерунда! Даже тогда говорили о самоубийстве из-за неладов со Сталиным. А вот теперь — вся правда: его по приказу Сталина убил охранник Ежова, но т. к. была следственная комиссия, которая выяснила, что в его оружии все патроны были целые, а гари в стволе не было, расстреляли и комиссию. Все знали о популярности Кирова и зависти Сталина. Но популярность Серго была не меньше — только в сфере технической интеллигенции, которая работала на индустриализацию страны.

У меня был в Ленинграде знакомый, старый петербуржец, из семьи староверов, горный инженер, чудом выскользнувший живым из «шахтинского» процесса. Он говорил мне о громадной популярности Серго — было у него личное обаяние, энергия и сила. Вот Вам эпизод: совещание ведущих директоров в Кремле, Орджоникидзе громит их за плохую работу. Кто-то не выдерживает и жалобно говорит: «Но, товарищ Серго, ведь и французы говорят, что самая прекрасная женщина не может дать больше того, что имеет». Молниеносная реплика Серго: «Но она может дать дважды!!» Можете себе представить реакцию зала, в котором были одни мужики…

В. А

28.08.88.

Мой покойный муж Николай Адуев окончил Тенишевское училище. Очень рано начал писать стихи, мать его даже водила к кому-то, кажется к Брюсову.

«Лит. энциклопедия» указывает начало его работ с 1918 года; он сам называл себя современником своего времени — отзывался на все. Сперва писал какие-то стихи красноармейцам, пьески, но настоящая профессиональная жизнь началась в Москве в 20-х годах. Он стал писать обозрения для Театра сатиры, один или в соавторстве.

Затем встреча с Ильей Сельвинским, увлечение стихами. Организовали группу «поэтов-конструктивистов» (в спорах с Маяковским). Выпустили сборник стихов разных поэтов под названием «Бизнес» (??); книга, конечно, раритет, но сборник, который я отдала в ЦГАЛИ, существует.

В тот же период Адуев написал роман в стихах «Товарищ Арбатов». Там была глава («Москва буквально»), которую читали все чтецы на эстрадах. Потом — увлекся драматургией (у него было врожденное чутье драматурга).

Написал комедию «Как ее зовут», она получила премию на Всесоюзном конкурсе драматургии, прошла с большим успехом по всему Союзу. Прелесть была в том, что герой-француз говорил на русско-французском диалекте, но отличными стихами.

В то время приехал Андре Жид. Власти его очень ублажали, но, вернувшись во Францию, он обругал нашу страну. И сразу цензура: «Пьесу о французе (положительном герое) немедленно снять!»

Уже через много лет писавший рецензию Д. Заславский при мне извинялся перед Колей: «Вы же понимаете — приказали!»

Пьесу Адуева «Крещение Руси» (очень смешную) убрали после снятия «Богатырей» Демьяна Бедного: «порочат старину».

После этого Адуев написал новый текст к оперетте «Сильва» вместо старой пошлятины (очень ловко, оставив основную сценарную канву). Помогла природная музыкальность. В общем — мотался по разным комедийным жанрам. Потом, уже при мне, решил серьезно заняться музыкальной комедией. Так родилась превосходная пьеса «Табачный капитан», основанная на анекдоте петровских времен об адмирале Каминкове. Она жива до сих пор, идет во многих городах, ее показывали в новогоднем «Огоньке», правда, в ужасной постановке Ленинградского телевидения.

Кроме того, все годы занимался сатирой, был бессменным главой секции Сатиры в Союзе писателей и завлитом «Крокодила».

При всей этой работе занимался глубоко шекспироведением, Гете, классикой. Это было для себя, и об этом мало кто знал. Я с интересом перечитываю его заметки на полях книг (плохая привычка, но она сейчас меня радует).

Разнообразная и в чем-то суматошная работа в разных жанрах заставляла многих литературных снобов оценивать Адуева легковесно, не имея понятия о его глубокой эрудированности.

Когда Коля стал болеть (тяжелая астма), врач посоветовал «жить на воле», и я сняла хатенку в Переделкино, на берегу пруда. Там у нас бывало много приятных гостей, особенно Чуковский, Олеша, когда был трезв. Однажды забрел Фадеев, затеялся какой-то серьезный разговор, после которого он с удивлением воскликнул: «Так вот ты какой!» И стал нашим частым гостем.

Незадолго до войны группу писателей отправили на военный семинар в Академию Фрунзе. Среди них был и Адуев (и Симонов). Адуев получил даже какое-то звание. Может быть, поэтому он был призван в первые дни войны, а может быть, играло роль его знание немецкого языка.

У меня не было надежд на скорую встречу, но Колю быстро вернули в Москву. Кирсанов задумал организовать «Окна ТАСС» — подобие «Окон РОСТА» Маяковского — и ему нужны были помощники.

«Окна ТАСС» находились на Кузнецком мосту, в помещении Союза художников. В 9 утра Адуев получал новые военные сводки, он отбирал их, писал четверостишие, к делу подключались художники. И в 12 часов дня первые «Окна» появлялись в витринах магазинов.

15 октября 1941 года внезапно ТАСС эвакуировался и «Окна» с ним. Нас отправили в Куйбышев, туда мы добирались три недели.

В Куйбышеве работалось хорошо. Там Адуев осуществил первую постановку «Табачного капитана». Постановка была превосходной, подобрались отличные актеры, Адуев сам с ними занимался. Я считаю эту постановку лучшей из многих, которые видела. Свердловский театр получил за этот спектакль Сталинскую премию (первую в истории музкомедии).

Там же, в Куйбышеве, Коля написал музыкальную комедию на тему войны «Бронзовый бюст». Когда мы вернулись в Москву, за нее брались два театра. Еще жива исполнительница главной роли Маша Миронова, мать Андрея. Спектакль имел невероятный успех.

Теперь вставка. До войны мы отдыхали в Доме писателей в Гаграх. Поехали большой группой на Рицу, было много пожилых людей. Там один человек всем нахамил. Все смолчали, но Коля ему «выдал». Когда вернулись, один милый человек сказал нам: «Это дрянной человек, он вам отомстит». Забыли. Но тот не забыл.

На премьере «Бронзового бюста» я его встретила в коридоре. Поздравлял, целовал ручку. А через несколько дней — разгромная статья в «Правде». Он работал там зав. отделом культуры. Рецензия ужасная, все переврано. Пьесу сняли во всех театрах, где ее успели поставить. Адуев был очень расстроен, усилилась тяжелейшая астма. Уехал в санаторий.

Вдруг — звонок из ЦК. Говорит Еголин, тогда зав. отделом культуры ЦК: «Передайте Адуеву, что мы считаем рецензию ошибочной, пьеса хорошая». Я (наивно): «Пусть „Правда“ опубликует рецензию». Еголин: «То, что напечатано на страницах „Правды“, не опровергается. Мы просто поставили ее в особо рекомендованные списки». Я: «Но кто же будет ее ставить после рецензии в „Правде“?» Еголин: «Ну, пусть Адуев просто считает, что у него пару тысяч вынули из кармана!» Какая циничность, мы тогда к этому еще не привыкли.