Я рассматриваю гостя и жду атаки. Но ее не случилось, да, видимо, она и не была запланирована.

— Виктор Викторович, вы, вероятно, по поводу ночного инцидента?

Мы быстро выяснили обстоятельства недоразумения и к этой теме больше не возвращались. Конецкий курил сигарету за сигаретой, а я смотрел на него, и он мне все больше и больше нравился.

Мы тогда были в том возрасте, который называют зрелым. Конецкому, вероятно, лет сорок пять, ну а мне лет на пятнадцать побольше. Хороший возраст! Постепенно разговорились. Перешли в салон. Буфетчица, наша миленькая Людочка, сервировала чай. От чего-либо более существенного Виктор Викторович категорически отказался.

И вот за чаем мы просидели до глубокой ночи. О чем только не говорили, что только не вспомнили! И тот случай на «Ермаке» вспомнили. И Арктику. И перегоны по этой тяжелой трассе. И многое, многое другое.

И я подумал: неужели это тот самый молоденький капитан сейнера? И мне как-то стыдно и совестно стало за то, что я с этаким пренебрежением отзывался в начале беседы о его книгах. Ведь все, что в них есть, — это правда, это выстрадано, и это понято именно так, как и должно быть понято.

Я увидел перед собой умного, зрелого, опытного и весьма наблюдательного человека. Видел и понимал, что ему тяжело и больно жить. Вероятно, так же больно, как Шукшину, Высоцкому, быть может — Евтушенко и всем тем, кто хотел кричать криком, видя происходившее вокруг.

Ведь время было нелегкое. Усиленно травили Пастернака, Солженицына. Приумолк и Виктор Викторович. Его тоже начали замалчивать.

Давно уснул мой попугай. Уж не помню, в который раз мы заваривали свежий чай. Плавал ароматный дымок. Пепельницы были полны. А мы все говорили и говорили.

Я проводил Конецкого до трапа. Больше мы никогда не встречались. Лишь изредка обменивались письмами и телеграммами. Видел я его на экране телевизора.

Пришли к Конецкому успех, признание, любовь читателей. Мне кажется, что никогда он не покривил душой, не совершил сделку со своей совестью, не слукавил, не делал попыток понравиться.

Но думается, на сердце тот же камень и грусть. Так же, как прежде, а может быть, и сильней болит душа. Это хорошая, честная грусть, она делает честь любому писателю, гражданину.

Но, Виктор Викторович, поздравляя вас с 60-летним юбилеем и крепко пожимая вашу руку, я от всей души желаю вам покоя и умиротворения. Не все так уж печально! Жизнь прекрасна и стоит того, чтобы ее любить.

Г. Кононович.

«Вымпел». 1989. № 6.

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ.

Я, Кононович Георгий Осипович, родился 15 октября 1914 года в селе Краскино Посьетского района Приморского края.

Осенью 1930 г. пошел плавать, ни о чем ином не мечтал и не хотел думать. Работал матросом, плотником на судах УБЕКО советского торгового флота. Участвовал в трех гидрографических экспедициях по Дальнему Востоку. Работу любил. Осенью 1933 г. поступил на вечернее отделение Владивостокского морского техникума. Закончил его весной 1937 г.

До 1939 г. плавал на судах Дальневосточного пароходства в должности 3 и 2 помощника капитана. Осенью 1939 г. мы с матерью выехали с Дальнего Востока. (Были репрессированы отец и два брата. Отец был зам. военного прокурора Владивостока.)

Весной 1940 г. я был назначен капитаном на линейный буксир «Чкалов», работавший в Енисейском заливе, было мне 26 лет. Там меня и застала война.

22 июня 1941 г. я буксировал огромный плот из Игарки в Дудинку. Вместе с 18 членами экипажа тут же послали РДО в военкомат с просьбой направить нас на фронт добровольцами. Моя мать, у которой я остался единственным сыном, писала мне, что мое место на фронте. Но моя просьба не была удовлетворена, так как флоту нужны были люди. Мне пришлось быть капитаном, начальником судоподъемной экспедиции в Арктике, организовывать экспедицию по поиску и определению возможностей подъема пароходов «Киров» и «Архангельск», потопленных немцами в Карском море в 1943 г. Был начальником отстоя флота и зам. начальника отдела флота Норильскстроя.

По моей настойчивой просьбе в 1946 г. я был откомандирован для продолжения работы на морском флоте. Два года работал в Архангельском арктическом пароходстве старпомом, затем был откомандирован на перегон 18 судов, полученных из Финляндии в качестве репарации. Два года был старпомом на л/п «Леваневский» и семь лет на ледоколе «Ермак».

В 1958 г. был назначен капитаном-наставником арктического плавания и в этой должности проработал 6 лет. Руководил арктическими операциями в море Лаптевых, на Земле Франца Иосифа и других районах.

В 1963 г. руководил операциями всего Западного сектора Арктики. В 1958 г. мною написана книга «История ледокола „Ермак“»(к 60-летию ледокола).

В 1961 г. закончил судоводительский факультет заочного отделения ЛВИМУ и получил высшее морское образование.

В 1962 г. были реабилитированы мои отец и братья (посмертно). Меня приняли в партию.

Четыре года был капитаном т/х «Дедовск». С 1967 по 1986 г. (до ухода на пенсию) был капитаном т/х «Звенигород».

Последний наказ Георгия Осиповича:

«Для себя лично я хочу и завещаю, чтобы урна с прахом моим была предана морю у Лофотенских островов, где океан свиреп и прекрасен, штормы ужасны, волны вздымаются гигантские, где мы всегда выходили победителями в битве с их неистовой яростной силой».

Георгий Осипович погиб 15 сентября 1995 года. Был сбит машиной какой-то частной фирмы. Ему было 80 лет.

Его вдова Маргарита Александровна выполнила последнюю волю капитана.

Выписка из судового журнала т/х «Звенигород»:

«2 октября 1995 г. в 18 ч. 39 мин. В Норвежском море в точке с координатами широта 68°29′06(северная, долгота 11°28′08(восточная при глубине моря 150 м произведено захоронение урны с прахом Кононовича Г. О., 1914 г. рождения. Захоронение совершено согласно завещанию самого Г. О. Кононовича. Капитан т/х „Звенигород“ Д. И. Гаспарян».

Каждый раз, проходя эту точку, команда т/х «Звенигород», на котором Георгий Осипович был капитаном 19 лет, бросает в море цветы.

«Лофотены — 6 небольших и несколько меньших островов, под 67 1/2 — 69 1/3 с. ш., отделенные от Северной Норвегии Вестер-фьордом; опасные течения. Утесисты и гористы, с горами, покрытыми снегом. Деревьев нет, острова заселены слабо. Самый южный остров Рест».

Вот на траверзе этого острова за Полярным кругом и находится его могила.

Георгий Осипович не успел увидеть изданной свою новую книгу «Законы моря» — она вышла после его смерти.

Архивы погибли во время пожара, уже после его смерти. Погиб и верный его соплаватель попугай Яшка, который в далеких морях долгие годы скрашивал вечное капитанское одиночество.

Последнее письмо Г. О. Кононовича В. Конецкому.

ПИСЬМО, ПАРДОН, С ТОГО СВЕТА

Дорогой Виктор Викторович!

Я Вас приветствую. Пишу по следующим причинам. Во-первых, по зову сердца. Во-вторых, чтобы сказать, что мой друг Вадим Петрович Шувалов, старый капитан, слышал по радио Ваш рассказ… Он собирается Вам позвонить и поблагодарить за доставленное удовольствие. Кстати, Шувалов прототип капитана Шубина в «В стороне от фарватера» Алексея Реутова. Помните, гремела эта книга в брежневские времена.

Теперь о себе. 15 октября довольно неплохо отпраздновали мой юбилей. Такое бывает лишь раз и далеко не у всех. Рубеж, за которым вакуум.

Я всегда Вас помню и от всей души и сердца желаю Вам самого доброго.

Жизнь хороша, как бы она нас ни била. Это я говорю с уверенностью с высоты своего восьмидесятилетия, несмотря на все!

Круче к ветру, славный моряк!

Крепко жму руку.

Г. О. Кононович

01.11.94. С.-Петербург

Владивосток, 12 февраля, 1977 г.

Дорогой, уважаемый Виктор Викторович!

Несказанно был рад получить сегодня, наконец, от вас весточку! Просто на душе как-то радостно стало…

Зима в этом году во Владивостоке необычайно холодная. За 98 лет метеонаблюдений здесь таких холодов по 26° не наблюдалось, хотя отмечен период холодных зим в 35 лет… Строения здесь на такие температуры не рассчитаны, поэтому народ мерзнет. Городская теплоцентраль пыталась поднять давление в сети — начали лопаться трубы. Меня постигло это несчастье. Лопнул радиатор в моем кабинетике, когда меня не было дома, горячая вода стояла выше щиколотки, попортила книги, архив. Последнее очень жалко, так как я готовил к печати письма покойного друга — Ю. Д. Климченко. Папка с ними лежала на стуле у радиатора и они, увы, погибли. Это большая утрата. Испортилось и погибло много рукописей и материалов. Газеты и журналы с моими опубликованными писаниями жена спасла. Спасла и книжную полку, где стояли любимые книги с авторскими надписями. Жена при этом обожгла руку. Хорошо еще, что аварийная служба прибыла минут через двадцать, могло быть и хуже.