- Но это вовсе не говорит о том, что вот сейчас вы можете встать на ноги и пойти! – вдруг встрепенулся доктор. – Нет, нет и нет! Вам еще долго лежать, пока не зарубцуется внутренняя ткань. Вы понимаете? То, что мы видим – это наружный шов, и да! – он сросся! Но внутренние повреждения все еще представляют опасность! И в первую очередь – опасность внутреннего кровотечения! Поэтому постельный режим я не отменяю.
Доктор ушел принимать больных, а вскоре позвал и Фросеньку – нужно было зашивать рану, нанесенную топором незадачливого лесоруба.
Сербин затосковал… Время уходило, а Сердюк продолжал безнаказанно творить свой кровавый промысел… А он, Сербин, лежал беспомощный и слабый в койке и даже на ноги встать не мог… Это угнетало его больше всего и лишало душевного покоя. И лишь присутствие Фросеньки помогало ему бороться с тоской и угнетенным состоянием души.
Доктор до темна занимался с больными, и Фрося постоянно была при нем. Сербин дотянулся до лампы и, выкрутив фитиль, зажег ее, осветив палату мерцающим желтоватым светом. Отрегулировав пламя, он поставил лампу на тумбочку и… вдруг почувствовал на себе пронзительный взгляд… Ошибиться он не мог – годы, проведенные в пластунах, выработали в нем безошибочный рефлекс – всегда чувствовать присутствие чужого, опасного человека. Чувствовать его взгляд, даже через препятствие…
Он, не поворачивая головы, краем глаза осмотрел окна и сразу понял, откуда исходит опасность. Он знал, что за этим окном стоит невысокая, скособоченная крестьянская хата, а за нею расположен невысокий увал. Вот с увала и велось наблюдение за его окном…
Сербин прикрутил фитиль, погрузив палату в полумрак…
Тихо вошла Фросенька, и устало присела на табурет у его койки.
- Ой, Ленечка, как же я устала… - сказала она и потянулась к лампе.
И вдруг в окно кто-то тихонько постучал…
- Ой, кто там? – вскрикнула девушка испуганно.
- Молчи! – рявкнул Сербин и одной рукой (откуда силы взялись?) сдернул ее с табурета на пол. Резко рванув ее койку к себе, он накрыл ею девушку и смахнул с тумбочки на пол керосиновую лампу, которая лопнула с громким треском. Ему пришлось спуститься на пол и присесть за тумбочку. Выдвинув ящик тумбочки, в котором лежали патроны, он лихорадочно набивал барабаны, уже осознавая, что бандиты уничтожили охрану и окружили больницу.
В окно снова постучали…. Внезапно оконное стекло разлетелось вдребезги, выбитое ударом приклада.
- Эй, ваше благородие, господин хорунжий Сербин, - раздался гнусавый голос из-за стены. – Выходь на уличку, погутарим на свежем воздухе! Или тебе лучше гранатку кинуть, шобы и тебя, и шлюху твою в клочья порвало?
Фрося подползла к нему и тесно прижалась к его ноге.
- Фрося, - прошептал он. – Подползи к дверям и открой их настежь. Погоди…
Что там в коридоре, напротив нашей двери?
- Еще одна палата. Пустая, - прошептала девушка.
- Ее тоже открой и спрячься где-нибудь, где тебя не найдут, в случае чего.
Фрося уползла, но через минуту вернулась и, забившись под кровать, опять прижалась к нему, крепко обняв его ногу.
- Ну что, сука, выходишь, нет? – опять прокричали с улицы.
Путник молчал, ловя на слух каждый шорох за окном и в коридоре.
О доски пола гулко гахнулась граната и покатилась, оставляя за собой дымный, вонючий след. Из-под фитиля вырывались и тут же гасли маленькие веселые искорки. Прокатившись через коридор, граната взорвалась в соседней палате, обдав их облаком пыли сбитой со стен глины. Посыпались стекла, и с той стороны больницы раздался чей-то душераздирающий вопль….
В окне возникла на мгновенье чья-то темная тень, и Путник выстрелил в нее, зная наверняка, что попал. Тут же под чьими-то грузными шагами жалобно заскрипели половицы в коридоре. Положив правую руку с «наганом» на койку, а левую с «бульдогом», устроив на согнутом колене, путник держал под прицелом и окно, и дверь, терпеливо дожидаясь появления налетчиков.
Из коридора шагнул в палату, выстрелив наугад, огромный детина, заслонивший своим телом весь дверной проем. Выстрел Путника прозвучал одновременно с его выстрелом. Детина некоторое время постоял, как бы раздумывая, и вдруг со страшным грохотом рухнул на пол. Вслед за ним появился второй, непрестанно паля в темноту из револьвера, но и его постигла та же участь.
- Бросай, бросай! - закричал кто-то за окном, и в окно влетела еще одна граната. Брошенная под косым углом, он ударилась об стену над его головой и, отрикошетив от нее, выкатилась в коридор, где и взорвалась, обрушив в палате стену. В облаке пыли Сербин увидел троих-четверых бандитов, которые медленно валились на пол после взрыва. Уши его полностью заложило, и он стрелял в появляющиеся в оседающей пыли темные силуэты, не слыша звука выстрелов.
В ушах непрерывно звенело, рот забился тонкой кисеей пыли, плотно зависшей в неподвижном воздухе, глаза были запорошены все той же всепроникающей пылью… Невыносимо болела потревоженная спина… Но самое плохое было то, что у него кончились патроны…
Он неподвижно сидел около тумбочки, сжимая в руках немецкие штыки, зная наверняка, что он сможет убить еще двоих бандитов, а рядом, прижавшись к его ноге всем телом, дрожала мелкой дрожью Фросенька.…
Глава 16
Оглушенный Путник не слышал стрельбы, которая разгоралась вокруг больницы. Он сидел в напряжении, сжимая в руках штыки, и ожидал появления новых налетчиков. Но больше никто не делал попыток прорваться в палату, и вскоре Леонид, лишившийся в перестрелке остатка сил, впал в беспамятство, свесив голову на грудь.
Поэтому он не услышал и наступившей вскоре тишины, скрипа стекол под чьими-то шагами под окнами, тихих разговоров…
Лишь Фросенька, оберегавшая его покой, всякий раз вздрагивала, услышав за окнами посторонние звуки.
Но скоро все стихло.
Уже начало сереть на востоке, крепчал морозец, но девушка не могла больше держаться, и сон сморил ее. Положив свою хорошенькую головку на ногу Путника, она спала, по детски, приоткрыв рот.
С первыми лучами солнца у двери послышались легкие шаги…
- Фросенька, доча, ты там жива? – Фрося встрепенулась, как пташка, услышав голос отца и, разбудив при этом Сербина.
- Жива, батянька, жива! – крикнула девушка. Ее голос смутно прорывался сквозь тугие пробки, вбитые контузией в уши Сербина.
- А Ленька? Ленька Сербин как? – снова крикнул ее отец.
- Живой! Ой, как страшно было, когда на нас бандиты напали! Если бы не Леня, ой, хорунжий Сербин, поубивали бы нас, батянька! Он всех побил, хоть и без сил совсем был. Откуда столько храбрости у человека!?
- Доча, мы сейчас войдем тихонько! - крикнул отец. – Ты скажи ему, чтоб не стрелял. Мы, пока темно было боялись входить, чтобы и нас перестрелял. Придержи-ка его, а то, сгоряча, и нас с доктором кончит! Мы идем!
В разрушенную палату вошли отец Фросеньки, который крепко сжимал в руках обрез винтовки, и доктор, побледневший и осунувшийся за ночь.
- Господи! – всплеснул руками доктор, увидев разрушения, произведенные бандитами в его больнице. – Варвары! Нелюди! Это же больница! Да как же можно было такое сотворить здесь?
