В этот момент совсем рядом послышалось звяканье удил и шелест прошлогодней листвы под копытами. Абреки быстро укрылись за деревьями и увидели большой отряд горцев, медленно двигающийся по едва заметной лесной тропе. Многие всадники были перевязаны окровавленными тряпками, многие имели на лицах ссадины и ушибы.

          Авко сразу понял, что отряд недавно вышел из кровавой схватки и, думая поживиться чем-то на поле битвы, выехал навстречу отряду.

          Передовой белед – старик лет семидесяти, придержал коня и вопросительно уставился на неожиданно возникшего на тропе всадника. Они обменялись традиционными приветствиями, и Авко спросил:

          - С кем это вы бились? Вроде, никакой войны сейчас в горах нет.

          - Я – Магома Годаберийский – таджир-баши города Тарки. Ночью в город проникли урусы и убили троих моих сыновей. Мы преследовали их, но не смогли одолеть в бою. Урусы ушли по опасной тропе от преследования, а мы потеряли слишком много людей, чтобы продолжать его. Теперь идем в Тарки.

          - Как же можно отпускать урусов? – деланно возмутился Авко. -  Нужно гнать и гнать их, выбивая по пути отстающих!

          Магома внимательно посмотрел на него и, от его взгляда не укрылось изодранное в долгих странствиях платье, потертое седло, едва стоящий на ногах конь, и он понял, кто стоит перед ним.

          - Ты же слышал, что я сказал, - Магома не считал нужным выбирать слова, разговаривая с изгоем. – Мы потеряли в коротких схватках с урусами почти половину людей. И сражаться луками и копьями против огненного боя урусов -  самоубийству подобно. Если хочешь – нагони их. Они наверняка встали на ночлег. К тому же, у них аманаты – шамхал Мехти-хан с сыновьями. Если отобьешь их, получишь хороший выкуп от старшины Тарков.

           У Авко загорелись глаза. Он уже думал, как пробраться в спящий лагерь урусов и похитить шамхала, а уж детей пусть сам выкупает. Главное – получить золото за него. Предстоящее дело его не пугало и не казалось невыполнимым. Не приученные сражаться в открытом бою, его воины были мастерами по части ночного разбоя – угнать табун, украсть скот в ауле, напасть на купцов на лесной дороге – вот в этих делах им не было равных в горах.

           Старик будто прочел его мысли и с ухмылкой сказал:

           - Не обожгись! У них более трехсот всадников. И они приучены воевать с младых ногтей.

           - Где они? – враз охрипшим голосом спросил абрек.

           Магома объяснил, какой дорогой ушли казаки, и отряды разъехались.

           Собрав абреков, Авко сказал:

           - Сон в эту ночь отменяется. Урусы захватили шамхала Тарковского и его детей. Мы нагоним их на привале и похитим шамхала. И тихо уйдем в Тарки за выкупом. Почему тихо? Потому что урусов более трехсот, а нас полтора десятка, поэтому надо будет проникнуть в их лагерь так, чтобы ни одна собака нас не учуяла. Все согласны идти к урусам за шамхалом?

            В ответ ему было только угрюмое молчание.

            Эти люди ни в грош не ставили чужую жизнь, но так же относились и к своей. Оторванные от родных очагов, лишенные каких-либо связей с родными и близкими, ожесточенные и озлобленные на весь мир, они в любой момент готовы были рискнуть жизнью. И никого из них не пугала предстоящая этой ночью опасная работа, которая для многих могла окончиться гибелью. Поэтому никто из абреков не счел нужным отвечать на вопрос амира Авко. Потому что, в сущности, его старшинство держалось лишь на его бычьей силе и немыслимой жестокости. То, что он был старше по возрасту и скитался в горах уже больше пятнадцати лет, не имело никакого значения. Самый молодой из них – Зелимхан, убивший в пятнадцатилетнем возрасте четверых сородичей, провел в горах почти десять лет.

            Авко тронул поводья, и его отряд в гробовом молчании последовал вслед за ним.

             Заруба остановил отряд на небольшой, окруженной со всех сторон дремучим лесом поляне. С верхушки небольшой горки у лесистого выступа струился родник с кристально чистой водой, а трава на поляне вымахала в человеческий рост. Здесь люди и лошади могли отдохнуть и утолить жажду.

             Ушли в секреты казаки, которых Заруба приказал менять через каждый час, чтобы все смогли отдохнуть, и Гнат подозвал Уляба. Они коротко обговорили порядок дальнейшего движения отряда завтрашним утром и решили начать движение с восходом солнца.

             Трохим Сокыра, собираясь в секрет, все еще возился около своего коня, что-то перебирая в переметных сумах. Рядом с ним стоял, переминаясь с ноги на ногу, его напарник – молодой казак Артюха Белый. Он действительно был белый – белый чуб, белые усы, белесые брови и ресницы. И даже глаза у него были какого-то водянисто-сероватого цвета.

             - Ну, мы идем, чи не? – не выдержав долгой задержки, спросил Артюха.

             - Та идем, идем, - пробурчал Трохим. – Не можу найти сала шмат, шо держав на такый случай.

             - Так ты его, мабудь, зъив давно! – подковырнул напарника Артюха.

             - Заткны пэльку, щеня!  – рявкнул Сокыра, не прекращая бесплодных поисков.

             - Вы почему до сих пор не ушли в секрет? – спросил, подходя Заруба.

             - Вин сало не може знайти, - раздраженно ответил Белый.

             Заруба уважал Сокыру, потому что был он из самых старых, заслуженных казаков. Шрамы, полученные им в битвах, покрывали его тело от макушки до пят. Трохим был старше Гната лет на десять, и прошел с боями весь Крым, Приазовье, Литву и Речь Посполитую .  Но в последнее время стал замечать Гнат, что устал старый казак, часто не под силу ему то, что делают более молодые собратья, что валит его с ног усталость на привалах. Гнат решил оставить его в лагере и произнес:

               - Ты, Трохимушка, оставайся в лагере, отдыхай. Зараз я тебе замену найду.

               - Эт-то с какого переляку? – взвился Трохим. – Я назначенный в секрет сотником, я и пойду. Вот сменють меня, тогда и отдохну. А ну, пошли, сопляк! – подтолкнул он Белого.

               Даже не затянув ремни переметных сум, Сокыра круто развернулся и скорым шагом пошел в лес, увлекая за собой напарника.

               Заруба ухмыльнулся в вислые усы и принялся приводить в порядок «хозяйство» побратима.

               Сокыра и Белый, придя на назначенное им место, осмотрелись, и, выбрав для секрета пригорок, поросший густыми кустами терновника, быстро устроили засидку.

               Широкий полумесяц луны скупо освещал окрестности, но казаки в ночных секретах больше полагались на слух, чем на зрение. Трохим долго вслушивался в звуки ночного леса, но, не услышав ничего подозрительного, стал мостить под себя свой кошлатый кожух, предусмотрительно прихваченный с собой в засаду. Затем улегся на бок и прикрылся полой кожуха.

               - Те чего это? – шепотом спросил Артюха.

               - А ничего, - так же шепотом ответил Сокыра. – Горцев мы отвадили, а медведь ежели придет на запах незнакомый, так он сам человека боится более, чем человек его. Ты, давай, слухай, а я трохи покемарю.

                Вскоре Трохим захрапел, со свистом выпуская воздух из носа.

                Белый с обидой отвернулся и, забрав рушницу напарника, примостил ее рядом со своей на скатанный в кокон брезент, который прихватил с собой.

                Медленно тянулось время, и Белый почувствовал, что сон начинает одолевать его. Чтобы не заснуть, он растер себе уши и легонько похлопал по щекам. Но этих мер хватило не надолго, и голова его вновь начала клониться на грудь. Сон одолел молодого казака.

                Как ни крепко спал Трохим, но годами выработанное чувство близкой опасности пробудило его. Некоторое время казак лежал недвижно, силясь понять причину, пробудившую его ото сна. Но ночь была наполнена обычными звуками – треском цикад, легким шорохом ветерка в кронах деревьев. Рядом тихонько посапывал во сне Артюха.