- Вот это новости, - Заруба не скрывал своего удивления. – Вот ты, оказывается, какой…
- Какой? – спросил Уляб.
- Какой-какой…- передразнил Заруба, подражая интонации проводника. – Непростой! А я все думаю, откуда по-нашему ты так здорово выучился говорить. А ты, голубь, оказывается в Москве жил, где я, отродясь, не бывал… Не мечтал даже, по войнам скитаючись… Ну, да ладно! Веди, давай, дальше.
Отряд спустился к желобу, когда солнце стояло уже высоко в зените. Осмотрев путь-дорожку, по которой предстояло пройти пластунам, Заруба понял, что спуск займет немало времени, и в лес они ступят, в лучшем случае, уже в сумерках. А значит, горцы к тому времени настигнут их. В том, что они не успокоятся и будут продолжать преследование, Гнат не сомневался. Поэтому он подозвал сотника Драгомила и сказал:
- Ты запомнил поляну, где мы круто пошли вверх и повернули за два каменных зуба? – Сотник утвердительно кивнул головой в ответ.
- Там хорошее место для засады, - продолжал Заруба. – Если за камни посадить твоих стрелков, они смогут удерживать тропу, сколь угодно долго. Потому, место там узкое, двоим всадникам не разминуться, а обойти его нельзя. Отправь туда два десятка казаков, чтоб одни вели огонь, а другие им рушницы заряжали. Пусть сдерживают горцев, пока мы не окончим спуск. Когда дело будет к завершению близиться, мы оставим здесь прикрытие и пошлем за ними гонца.
- Я все понял, атаман, - четко ответил Драгомил и отошел к своей сотне выполнять приказание.
Первой в дорогу отправили рабочую лошадь, которая таскала вьюки с запасами пороха и пуль. Вьюки освободили от груза, набив их камнями, и, ведомая Улябом, которого для верности обвязали веревкой, она ступила на опасную тропу. Через несколько саженей, пройденных по предательски надежной на вид каменной осыпи, Уляб пропустил лошадь вперед, а сам пошел сзади, понукая ее. Они прошли уже треть пути, когда лошадь вдруг уперлась, задрожав всем корпусом и откинув его назад. В тот же миг ее задние ноги провалились по коленные суставы в каменную крошку. Лошадь рванулась вперед, пытаясь выдернуть ноги из западни, и вдруг вся слежавшаяся масса камня пришла в движение, увлекая за собой бедное животное.
Уляб совершил немыслимый прыжок назад, но сбитый с ног пластами сорванного с места камня, упал на спину. Казаки резко потянули веревку, вытаскивая проводника из опасной зоны. Поднявшись на ноги, он скинул с головы предусмотрительно накинутый заранее башлык, и, вытряхивая из рукавов и из-за ворота бешмета мелкие камни, натянуто улыбнулся.
- Ну, спасибо, братья-казаки, - сказал он, поклонившись в пояс своим спасителям. – Вот теперь я понял, что значит, когда говорят: «Земля ушла из-под ног». Страшновато было…
Камни сыпались довольно долго, но, в конце концов, оползень ушел далеко вниз, обнажив слежавшийся в твердь массив из крупных плоских, обтесанных временем и камнепадами валунов.
Пустив вперед лошадей и размотав поводья на всю длину, казаки начали спуск.
Заруба сразу обратил внимание, что лошади хиджретов не идут прямо, как ходят по большой дороге, а постоянно совершают какие-то повороты, обходя только им видимые препятствия на пути. Вынужденные идти за лошадью след – в след, казаки вдруг стали преодолевать спуск неожиданно быстро. Когда спустилась вниз вторая сотня пластунов, по желобу отправили лошадиный табун шамхала, пустив впереди них двух жеребцов из отряда хиджретов. Умные животные, повторяя движения более опытных собратьев, прошли тяжелый, не привычный для скаковых лошадей путь без потерь. Лишь две молодые арабские лошади – тонконогие и поджарые, заметно устали к концу спуска и начали спотыкаться, тыкаясь мордами в крупы впередиидущих.
Вслед за лошадьми пошли всадники из сотни Драгомила, сразу скрываясь в тени дремучего леса. На горе оставалось не более пяти десятков пластунов, готовых начать спуск.
И в этот момент в тишину, нарушаемую лишь пением лесных птиц да скрипом камней под копытами лошадей, разорвали выстрелы.
Заруба развернул Янычара и увидел на высоком утесе, который пикой торчал в том месте, где казаки совершили поворот у сдвоенной вершины, всадника. Тот недвижно стоял на громаде утеса, рассматривая казаков. Гнат рывком сдернул с плеча рушницу, хотя знал, что пуля не долетит до всадника – слишком велико было расстояние. Но едва он прислонил приклад к плечу, всадник исчез, подняв небольшое облачко пыли на том месте, где он стоял мгновенье назад.
Выстрелы, между тем, смолкли, и вновь воцарилась тишина.
Увидев, что спуск пошел быстрее, подстегнутый угрозой нападения горцев на тылы отряда, Заруба отправил гонца к засадной группе. Сам он решил остаться наверху с десятком пластунов, чтобы прикрыть отход казаков из засады. Очередному казаку, начавшему спуск, Гнат передал приказ сотникам и Улябу – вести людей дальше без остановок.
Еще дважды, пока гонец не дошел до засадной группы, на утесе начиналась и быстро оканчивалась дружная стрельба.
Прошло немало времени, пока из-за группы деревьев, покрывающих каменистый склон, не показались казаки Драгомила. Они вели в поводу более десятка лошадей, видимо, доставшихся им в результате боя с горцами, и Гнат не сразу заметил, что поперек седел четырех из них перекинуты безжизненные тела…
31. ТУРПАЛ В БЕШЕНСТВЕ!
Стоя на гребне скалистой гряды, Турпал внимательно наблюдал за спуском казаков по каменному желобу. Его сакмагоны проверяли спуск, а основные силы отряда должны были отправиться вслед за ними через некоторое время.
Русские скучились на небольшом плато, и Турпал подумал, что его лучникам будет нетрудно уничтожить их на этом маленьком пятачке, окруженном отвесными скалами. Он тронул коня, подъехав к обрезу скалы, и в этот момент его взгляд напоролся на взгляд казака, который стоял отдельно от других и пристально глядел на Турпала. Даже на таком расстоянии Турпал почувствовал, как от этого взгляда казака что-то леденящее проникло в его душу, заставив сердце замереть. Не в силах пошевелиться, смотрел он, как казак сдернул с плеча ружье и приложил приклад к плечу, беря на прицел его – Турпала. «Вот и все» - мелькнула мысль в его мозгу, но тут его конь, который стоял, как вкрпанный, дрожа всеми членами, вдруг резко отпрянул от обрыва и, не разбирая дороги, понесся вниз.
Безотчетный страх обуял старого охотника. Он хотел уж, было, прекратить преследование, но увидел, что большая часть беледов уже скрылась в лесу, начав спуск.
Многие годы, проведенные в походах и битвах, научили Турпала быть осторожным и предупредительным в схватках с врагами. Поэтому он отделил десяток всадников и отправил их в обход тропы по лесным дебрям. И вскоре понял, что оказался прав в своих действиях – на тропе загрохотали выстрелы. Он попытался спуститься ниже по тропе, но вставшие в горной теснине всадники, плотно забили проход. Ничего не оставалось, как, невзирая на огонь казаков, идти вперед. И пустив в ход ногайку, Турпал вновь послал беледов под пули. Напоровшись на второй залп, и потеряв людей, беледы встали. И теперь никакая сила не могла послать их на спуск.
Турпал с трудом протиснулся по тропе, убеждая беледов, не пятиться назад. Не жалея красноречия, он пытался убедить горцев, что русские сейчас уйдут – они не могут держать тропу вечно. Им нужно нагнать остальных, которые уже спустились по желобу.
Он был уже на середине спуска, когда из лесу выехал Сеид, посланный им во главе десятка всадников в обход тропы. Лицо Сеида было посечено каменной крошкой, видимо, пуля попала в камень рядом с его головой. Утирая кровь с лица, он наклонился к Турпалу и вполголоса сказал, что казаки уходят, потеряв четверых убитыми – их поразили стрелы беледов.
