Денисио обнял баска за плечи.

— Значит, ты согласен, Эскуэро? Ты поможешь нам пробраться к самолету? Не к тому, на котором работаешь ты, — мы не хотим накликать на тебя беду…

— Я не сказал, что согласен. — Эскуэро снова закурил сигарету и посмотрел на Денисио. — Так не пойдет.

— Не пойдет? — Денисио явно не ожидал такого ответа. И в голосе его, и во взгляде, которым он окинул баска, сквозило не только разочарование, но и вспыхнувшая сразу неприязнь.

Черт возьми, что это за человек сидит рядом с ними! И как они могли вот так, за здорово живешь, открыться перед ним!

Эмилио Прадос, уловив перемену в настроении Денисио, мягко сказал:

— Спокойно, Денисио. Нам не надо сердиться на Эскуэро. Вероятно, он действительно не может нам помочь.

— Я не сказал, что не могу помочь. — Эскуэро нервно передернул плечами и добавил: — Я сказал, что так не пойдет. Пойдет по-другому: вы должны меня взять с собой. Ясно? Я хочу воевать! По-настоящему! Чтоб рядом с вами. Чтоб когда-нибудь вцепиться в глотку Буилье, летчику-капитану и штурману. Вот чего я хочу!

В тот же вечер, оставшись наедине с Роситой, Эмилио Прадос сказал:

— Росита, мы должны на время с тобой расстаться. Вместе с Матео ты вернешься назад, а потом…

— Нет!

Вот и сбылись ее тягостные предчувствия! Недаром все эти дни она жила так, словно с минуты на минуту ожидала неведомую беду. Куда ни пойдет, на что ни взглянет, а видит рядом с собой мрачную тень, которая не оставляет ее ни на шаг и сквозь которую она различает конец дороги. Той самой дороги, какую Росита видела в своих мечтах: идет она по ней рядом с Эмилио и даже думать не хочет, где и как оборвется их путь. Лишь бы идти рядом с ним, лишь бы видеть его, слышать его голос, знать, что ты ему хоть чуточку нужна.

Значит, не нужна? Больше не нужна? А была ли она нужна ему раньше, не обманывала ли она себя с самого начала?

Сколько раз Росита старалась понять, какая сила заставила ее вот так бездумно связать свою судьбу с человеком, которого она по-настоящему никогда и не знала. Кто он для нее, кто она для него? Случайная встреча, чувство, вспыхнувшее под влиянием детских воспоминаний! Не слишком ли этого мало?

Для нее — нет, не мало! Она знает это твердо. Для нее Эмилио — все! Она любит его болезненно, в ее любви больше страданий, чем радости. Душа ее, внезапно раскрывшаяся для любви, полнилась муками не ревности — муками сомнений: рано или поздно Эмилио прозреет, одумается, что Росита, дочка безвестного пастуха, не принесет ему ни счастья, ни утешения. Сейчас он не гонит ее от себя лишь потому, что жалеет ее, и еще, может — быть, потому, что его собственная душа ищет забвения: не так-то, наверное, легко порвать со своим прошлым и, ожесточившись, поднять руку на близких людей.

Росита — забвение для него. Ее близость помогает ему бороться с раздвоенностью своих чувств, Росита — бальзам для его душевных ран, она служит как бы мостиком между прошлым Эмилио и настоящим: с одной стороны — сам Эмилио и все, что-было раньше, с другой — Росита и все, что есть теперь. Но долго ли это может продолжаться?

И все же Росита не откажется от этих мук. Их не отогнать, от себя, они вошли в ее жизнь вместе с любовью к Эмилио, значит, она должна принимать их как должное, как единое — и свои, муки, и свою любовь…

Правда, глядя на Лину и Мигеля, Росита не может не испытывать зависти. У Лины и Мигеля все по-другому. Они равны. Пусть их любовь не так остра, не так горяча — нелегкая жизнь притупила страсти, — но зато им неведомы и тревоги, которые не дают покоя Росите.

«Но ведь они — муж и жена, — с горечью думает Росита. — А я и Эмилио…»

Она не хочет додумывать эту мысль до конца — ей больно…

…Эмилио, обняв Роситу за плечи, улыбнулся:

— Не надо так категорично, Росита. Ты ведь еще не знаешь, что я хочу сказать. Не знаешь, почему мы должны на время расстаться.

— Знаю! — Росита подняла на него умоляющие глаза и повторила: — Знаю! Ты улетаешь. И Денисио тоже. Туда, к ним. А я… Куда я пойду? Опять в горы? Без тебя? Зачем? Что я там стану делать?

— Я потом вернусь, Росита, — мягко проговорил Эмилио. — Если хочешь, я поклянусь тебе…

— Нет, ты не вернешься. И вообще… Нет, я не хочу… Почему ты не возьмешь меня с собой?

— Это очень опасно, Росита. Очень! Посмотри за окно, что там делается. Видишь? Даже только взлететь в такую непогоду — уже большой риск. А кто знает, что будет потом… У нас нет карты, мы с Денисио не так уж хорошо знаем машину… Нет, Росита, это очень опасно.

— Вы можете погибнуть? — вдруг спросила она прямо.

Эмилио Прадос пожал плечами:

— Как тебе сказать… Конечно, такая возможность не исключена.

— Но ты ведь говоришь, что готов дать клятву, будто вернешься. Как же ты можешь вернуться, если погибнешь?

— Я говорю, что есть большой риск… Почему надо думать о самом худшем?

— Правильно, Эмилио, не надо думать о самом худшем… Дай я за это тебя поцелую.

— За что? — не понял Эмилио.

— За то, что ты больше не станешь меня пугать. Ты ведь не погибнешь, Эмилио?

У него отлегло от души: слава богу, она повеселела. И Эмилио ответил:

— Конечно, не погибну. Мы с Денисио опытные летчики. Как-нибудь выкарабкаемся из этой передряги.

— Но вы плохо знаете машину, — заметила Росита. — Это не очень для вас опасно?

— Видишь ли, чтобы взлететь, долететь до Мадрида и сесть, — для этого не обязательно хорошо знать машину. Притом я когда-то ползал по «юнкерсу», кое-что запомнил.

— Прекрасно, Эмилио! — Росита несколько раз горячо его поцеловала. — Прекрасно, мой дорогой Эмилио. Теперь я буду спокойна. И ничего не стану бояться.

— Вот и хорошо. Я рад, что ты правильно все поняла. Ты у меня, умница, Росита.

— Я тоже рада, Эмилио. Теперь я не буду волноваться ни за тебя, ни за Денисио, ни за себя. Вы с Денисио — опытные летчики, а чтобы взлететь, долететь до Мадрида и сесть, — не обязательно знать машину очень хорошо. И ничего с нами плохого не случится. Я буду молиться за всех нас, я стану на колени перед образом святой девы Марии и попрошу: «Пресвятая дева Мария, помоги нам взлететь, долететь до Мадрида и благополучно сесть… Пронеси мимо нас опасности и несчастья, сжалься над нами, пресвятая дева Мария, и благослови нас…»

На какое-то время Эмилио опешил: как это он так просто попался на удочку? И что он теперь должен сказать Росите? Послушать ее — она уже все решила. Окончательно и бесповоротно.

— Послушай, Росита…

— Я проберусь на аэродром с помощью Лины, можешь не беспокоиться. И не стану вам мешать, вот посмотришь! А этот Эскуэро — он тоже полетит с нами? Его обязательно надо взять с собой, правда, Эмилио? По всему видать, что он честный и мужественный человек.

Вошел Денисио. Росита бросилась к нему, схватила его руки, с обезоруживающей улыбкой заглянула в глаза.

— Мы с Эмилио уже все решили, Денисио. Мы полетим все вместе: ты, Эмилио, Эскуэро и я. Эскуэро мы ведь тоже возьмем, Денисио?

— С билетами все в порядке? — Денисио в полном недоумении поглядел на Прадоса. — Багаж упакован? Надо приказать, чтобы подали карету — не тащиться же сеньорам и сеньоритам пешком до аэродрома. — С минуту помолчал и спросил у Эмилио: — Я ничего не понимаю. Может быть, объяснишь?

Тот растерянно пожал плечами:

— А что объяснять? Эта сумасбродная женщина ведет себя так, словно взяла на себя роль командира. Она не хочет и слышать, чтобы вернуться снова в горы. Если ты сумеешь ее переубедить, я поклонюсь тебе в ноги.

— Я сама поклонюсь ему в ноги, если он меня не станет переубеждать, — сказала Росита. — Денисио — умный человек и понимает, что все равно это ни к чему не приведет. Я хорошо говорю, Денисио?

— О да! Ты говоришь так хорошо, что дальше некуда. Так вот, слушай меня внимательно: никуда ты с нами не полетишь. Мы не имеем права рисковать твоей жизнью. Ты это понимаешь?

— Я все понимаю. Я полечу.

— Нет!

— Я полечу. Если вы взлетите без меня, я скажу всем фашистам, что там, в самолете, мой муж и мой брат и что я им помогала. Пускай они меня убьют. Я это сделаю, Денисио, можешь не сомневаться…