— Ну, что скажете, Март? — раздался рядом голос полковника Стивенса.

— По первому классу устроено, сэр! — заулыбался Уинч. — Облигации, наверно, нарасхват!

Полковник хмыкнул.

— Ну, не сейчас, разумеется. Но пойдут.

Уинч был рад, что догадался надеть новую, сшитую на заказ парадно — выходную форму и нацепил планки. Приходилось вести вежливые разговоры с городскими гостями. Все как один без устали восхваляли Прелла, а когда они узнавали, кто такой Уинч, радости их не было предела. Можно представить, как он гордится, что под его началом служил герой — орденоносец! Уинч неизменно говорил, что он горд и польщен этим обстоятельством.

Сквозь толпу к нему пробрался Стрейндж, и они отошли в спокойный уголок.

— Ты, я вижу, без своей цыпочки? — сказал Уинч.

— Угу. Такие сборища не по ней, — ответил Стрейндж. — А ты тоже?

— Моя уехала. Да и не стоило бы ее тащить сюда. Ее тут каждая собака знает.

Стрейндж рассказал Уинчу, что Прелл сделался записным оратором, такие речуги насчет военного займа толкает. Публике нравится, что он без затей, и полковник Стивенс даже рекомендовал начальству в Вашингтоне, чтобы его отправили в пропагандистское турне. Не сразу, конечно, парню нужно малость подлечиться, ноги пока еще не очень. А потом пошлют, говорят, в Голливуд. Так вот оно все и устроено, заключил Стрейндж, чтобы оставить его в армии и при деле. По крайней мере до конца войны.

— Ну что ж, значит, все у него в наилучшем виде образовалось, — сказал Уинч, неожиданно для себя почувствовав огромное облегчение. Хуже всякой пытки — не пить на людях. Уинч подошел к бармену, спросил, нет ли сухого. Сухое нашлось.

— Как тебе сказать, — качал головой Стрейндж. — Сам-то Прелл не больно радуется. Ясное дело, в армии остаться здорово. Но он в действующую хочет.

— А кто не хочет? — пробурчал Уинч, и Стрейндж понимающе кивнул.

— Нет, он правда хочет, считает, что это его долг. Циркулярный душ каждый божий день принимает, и упражнения для ног по целым часам, прямо через силу парень работает. Иначе вообще бы не смог ногами двигать.

— Ногами ходить — одно, а пехота — другое, — возразил Уинч. — Перебиты же они у него.

— Да сам знаю, — отозвался Стрейндж.

Уинч кинул взгляд в ту сторону, где находился Прелл с крошкой Деллой Мей. Тот снова сидел в коляске. Он стоял на ногах во время свадебного обряда, вставал, когда фотографировали и когда они с Деллой резали торт, и даже походил немного по залу. Но и эта малая малость потребовала от него напряжения.

Войдя в зал, Уинч сразу же подошел к Преллу, протянул ему руку и поздравил с законным браком, а Деллу поцеловал в щеку. На лице у нее было все то же выражение святой невинности. Прелл держался как надо. Он пожал протянутую руку, сказал «спасибо», но улыбку даже не пытался изобразить.

Потом Уинч раза два ловил на себе его взгляд — такой же застывший, ничего не говорящий, непроницаемый; он попробовал подмигнуть ему, но Прелл то ли не заметил, то ли не хотел заметить и отвернулся.

— Тут встречаю его, — брюзжал Стрейндж, следя за Уинчевым взглядом, — мы одни были, он мне и сознался. Как в первый раз легли, так и понесла. Ахнуть не успел.

Уинч фыркнул и отвел глаза от Прелла. Он вдруг сообразил, что нигде не видно Лэндерса, нету его, потом его взгляд случайно упал на доброволку из Красного Креста, которая в этом самом зале по будням учит инвалидов плести корзины. Она явно была из дамского клубного контингента и вполне ничего выглядела. Вместо серой униформы на ней было дорогое вечернее платье — сразу скажешь, из богатых, и светлые волосы, хоть и не длинные, не как у молодой, очень даже соблазнительно завиты. Безо всякого тебе колпака дурацкого.

Уинча внезапно охватило безумное, безудержное желание подойти к ней, взять ее одной рукой за грудку, легонько так, нежненько, а другой вылить полный бокал вина на голову, прямо на ее ослепительную прическу. Желание было так сильно, что каблуки сами оторвались от пола и ноги пошли к дамочке. Спохватившись, Уинч круто отвернул в сторону, залпом выпил вино и поставил бокал.

— Ты как хочешь, а я сматываюсь, — прошипел он Стрейнджу. — Меня от таких сборищ воротит.

— Меня тоже. Давай вместе.

Выйдя в коридор — такой знакомый, исхоженный взад — вперед, — Уинч достал из кармана платок и вытер выступивший на лбу пот. Рука его едва заметно дрожала. Еще немного, и он бы… Ни с того, ни с сего.

— Кстати, как твоя благоверная смотрит, что ты на гостиницу все деньги угрохал? — услышал он свой голос.

— Никак не смотрит. Не ее деньги-то, мои.

— А-а… — промычал Уинч.

— Она на своем оборонном в Цинциннати сама дай бог загребает.

— А как она смотрит, что у тебя эта есть, Фрэнсис? Тоже не знает?

— Вряд ли она чего знает, — ответил Стрейндж, неторопливо выбирая слова. — Догадывается, может, — это другой разговор. — Он помолчал и добавил — Все едино, разошлись мы.

— Ну? А я и не знал.

— Подполковник у нее какой-то есть. Давно уже с ним крутит.

— Понятно, — протянул Уинч. — Выходит, еще один потерпевший.

— Угу, вроде того. Потерпевший — это ты верно. Только с ней, видать, и раньше такое бывало. Еще до войны.

— Факт. У них у всех бывало.

— Твоя-то как?

— Моя? Живет себе…

— Понятно, живет. Где?

— Не здесь, не в Люксоре. — Они уже вышли из корпуса и шли по дорожке к главным воротам, за которыми выстроились такси.

Уинч назвал адрес городской квартиры и укатил. Он не оглядывался назад. Со Стрейнджем полный порядок. За такого волноваться нечего. Прочно на земле стоит, как валун, не сдвинешь. Вот только за Прелла беспокоится. От усталости Уинч не мог сообразить, хорошо это для того или плохо.

В веренице мыслей снова заскребла одна — о Лэндерсе и о том, почему он не пришел. Что-то тут не то, не то… Уинч задремал под мерный рокот мотора, но его разбудил японский сержант, который шел на него со штыком наперевес.

— Эй, — окликнул он водителя. — Я ничего сейчас не говорил? А то сморило меня.

— Да вроде нет, — сказал шофер.

Уинч успокоено откинулся на спинку. Они уже подъезжали к его дому. В голове у него было вязко, как на проселке после дождя. Уинч не был уверен, сумеет ли он в конце концов урезонить Лэндерса.

Так вышло, что ровно через неделю после Прелловой свадьбы Гарри Л. Превора отстранили от должности. Вместо него на 3516-ю квартирмейстерскую роту по снабжению ГСМ пришел капитан Мейхью.

Ничто не могло удержать Лэндерса, и он с самого начала ввязался в события.

Они были немного наслышаны о капитане Мейхью, так что новость не застала их врасплох. Кроме того, накануне вечером Превор провел беседу с сержантским составом подразделения. И все-таки Лэндерса огорчила и рассердила печальная, растерянная улыбка на лице лейтенанта, когда днем в канцелярию заявился Мейхью, чтобы принять командование ротой.

У Лэндерса была простая и веская причина не прийти к Преллу на свадьбу: он работал. В списке личного состава он уже числился штаб-сержантом и командиром отделения. Конец дня, то есть то самое время, когда в госпитале происходила церемония, да и весь вечер у него обычно были загружены. Он обучал сержантов делопроизводству, проверял или переписывал накопившиеся с утра бумаги. Чтобы удержать в роге Превора и уберечь ее от всяких мейхью. Все его чувства с Бобби Прелла перешли на Гарри Превора и на 3516-ю, хотя он понимал, что со стороны лейтенанта было неразумно давать ему сержанта и отделение.

Когда прибыл Мейхью, Лэндерс со всем пылом души был готов отстаивать Превора, и одновременно его пронизал ток нервного возбуждения, какое испытываешь, сталкиваясь с чем-то знакомым и опасным. Это не был плод расстроенного воображения невротика, а реальная угроза человеку. В объединившихся великих хваленых штатах Америки выползало что-то живучее, цепкое, злобное, как в гитлеровской Германии и Японии, — то, с чем надо было бороться. Тревожное ожидание даже вытесняло в Лэндерсе сожаления по поводу снятия Превора.