Но как бы ни были красивы и могучи эти корабли, они могли сражаться настолько хорошо, насколько хороши были их экипажи. И в этом смысле, думал он, глядя вдоль боевой линии, вся неизведанная тяжесть сражения ляжет на плечи людей, потому что большинство кораблей уже побывали в сражениях.
«Каллоден», возглавляющий линию, был с Хоу в битве Славного Первого Июня три года назад, когда шесть французских линейных кораблей были захвачены, а седьмой потоплен. Третий в линии, «Принц Георг», был с адмиралом Кеппелем в 1778-м, когда он дрался с флотом графа д’Орвилье у Уэссана, и с Родни у островов Святых в 1782-м, когда пять французских линейных кораблей были захвачены. «Орион», четвертый в линии, был с Хоу Славного Первого Июня. Шестым был один из новейших, насколько Рэймидж мог помнить, — «Колосс» был спущен на воду в течение последних трех лет, в то время как идущей следом «Виктори» было хорошо за тридцать, и она была флагманом Кеппеля при Уэссане. «Барфлёр» был флагманом адмирала Худа в битве под руководством Родни, в то время как «Эгмонт» был с Кеппелем при Уэссане и с адмиралом Хотэмом при Генуе несколько лет назад, когда капитан Нельсон на «Агамемноне» сыграл ведущую роль в захвате «Са Ира» и «Сенсера». Вслед за ним шла «Британия», в свое время — флагман Хотэма, в то время как «Намюр» был с Родни. «Капитан» был сильно поврежден в битве под руководством Хотэма, и вслед за ним шла «Диадема», которая тоже была там.
И маленькая «Кэтлин», подумал Рэймидж насмешливо: что ж она тоже много рисковала за прошедший несколько недель, даже если не достигла многого…
Пятнадцать кораблей. И при том, что французский флот в Бресте, вероятно, ожидает испанцев, чтобы присоединиться к ним для попытки вторжения, вся безопасность Англии зависит не только от боеспособности каждого из этих судов, но и от тактического таланта одного человека — сэра Джона Джервиса. Если он сделает одну непоправимую ошибку сегодня, он может проиграть войну; одна роковая ошибка, приводя его к поражению, оставит Канал открытой дорогой для франко-испанской армады, поскольку Адмиралтейство не будет в состоянии вовремя собрать столько кораблей, чтобы причинить им серьезный ущерб.
Один человек, одна ошибка: это была тяжелая ответственность. И все же он задавался вопросом, беспокоило ли это сэра Джона. Старик в этот самый момент делал первые шаги на пути к уничтожению флота Кордовы просто потому, что это была обязанность, к которой тренировка на протяжении целой жизни подготовила его. Рэймидж помнил, что его собственный отец захочет узнать о каждом маневре, сделанном в сражении, и, зная, что он не может доверять своей памяти, послал матроса вниз, чтобы принес блокнот и карандаш. Когда он делал набросок положения двух флотов, Саутвик спросил его:
— Что вы скажете о донах, сэр?
С наветренной стороны, справа по носу, Рэймидж мог видеть часть эскадры Кордовы — девятнадцать линейных кораблей и среди них «Сантиссима Тринидад». Если они когда-то были в каком-либо подобии строя, то теперь от него осталось одно воспоминание: они походили на отару овец, которых гонят на стрижку по две, три и по четыре в ряд. Они бежали в восточном направлении, намереваясь пройти перед британской линией, чтобы присоединиться ко второй части эскадры, шести линейным кораблям, которые были видны слева по носу «Кэтлин», и отчаянно пытались добраться до них до того, как британская линия отрежет их. Две отары овец фактически пытались соединиться до того, как стая волков врежется между ними, поскольку именно в этот сужающийся промежуток «Каллоден» вел британскую линию.
— Что вы скажете о донах, сэр? — повторил Саутвик, и Рэймидж, углубленный в свои мысли, понял, что так и не ответил.
— Они заплатят высокую цену за то, что плохо сохраняли строй в течение ночи, мистер Саутвик, и за то, что расслабились, потому что думали, что они близко к дому, — сказал Рэймидж сердито, зная, что должен это сказать, но недовольный тем, как напыщенно это прозвучало.
— Вы не думаете, что это — ловушка?
— Ловушка? Если это так, кто-то забыл, как ее устанавливать!
— Но могу я…
— Да, вы можете спросить, почему я так думаю. У Кордовы, вероятно, есть по крайней мере двадцать семь линейных кораблей — хотя мы можем видеть только двадцать пять в настоящее время — против наших пятнадцати. Если бы он держал их вместе, он мог бы противопоставить по два против каждого из тринадцати наших кораблей и все еще иметь в запасе один, чтобы разобраться с нашими оставшимися двумя. Только подумайте о «Капитане», например, атакованном «Сантиссима Тринидад» с наветренной стороны и семидесятичетырехпушечником — с подветренной. Двести четыре испанских пушки против семидесяти четырех «Капитана». Вместо этого, вы можете видеть, что Кордова имеет девятнадцать с наветренной стороны и шесть с подветренной. И при небольшой доле везения нам удастся пройти в промежуток и помешать им соединиться.
— Да, — признал Саутвика, — они разделились отлично. Позволяет нам выставить наши пятнадцать против шести или пятнадцать против девятнадцати. Кажется достаточно легким!
— Это не совсем так — есть одно большое «если». Если двум испанским подразделениям все же удастся преодолеть разрыв, то Кордова сформирует боевую линию в последний момент, прямо перед нашим носом. Все их бортовые залпы против наших ведущих судов — и мы не будем в состоянии ответить хоть одной пушкой…
— Но вы считаете, что у Кордовы есть шансы сделать это?
— Пятьдесят на пятьдесят на настоящий момент — это решится в несколько мгновений. Если ветер повернет немного, Кордова пойдет круче к ветру, так что он опередит нас и отнимет у нас ветер. Этого будет достаточно, чтобы перевернуть положение.
Джексон сказал:
— «Виктори» подняла флаги, сэр!
Рэймидж кивнул Саутвику, и флаг «Кэтлин» взлетел до гафеля, и один за другим остальные корабли тоже подняли флаги.
Почти сразу же Джексон за кричал радостно:
— Вот оно! Номер пять, сэр!
Двое или трое матросов начали радостно кричать, и затем весь экипаж поддержал их. Это был сигнал, который они все знали наизусть: «Атаковать врага».
Саутвик подошел к Рэймиджу и сказал спокойно:
— Я думаю, что люди оценили бы несколько слов, сэр.
— Несколько слов? Что вы имеете в виду? — Идея раздражала Рэймиджа.
— Ну, сэр, небольшая такая речь или что-то вроде. Это… ну… так принято, сэр.
— Так принято на семидесятичетырехпушечных, но едва ли подходит нам, ведь так? Я сказал все, что я должен был сказать, когда поднялся на борт в Гибралтаре.
— Я все же думаю, что они хотели бы этого, — сказал Саутвик упрямо.
Рэймидж видел, что матросы инстинктивно подошли ближе к своим пушкам и наблюдают за ним с надеждой, и не сознавал, что в глазах матросов узкое, загорелое лицо и глубоко посаженные глаза делают его похожим на вожака пиратов прежних дней. Потом он услышал собственный спокойный голос:
— Это может быть самым большим сражением, которое вы увидите за всю свою жизнь, но наша доля в нем — просто повторить сигналы коммодора. Мы — только люди в толпе, наблюдающие, как один боксер нокаутирует другого.
Это охладит их немного, подумал он; но когда он увидел их нетерпеливые лица, ему стало стыдно за насмешку. У Саутвика тоже был этот знакомый взгляд, глаза остекленели и налились кровью в предвкушении сражения.
Джексон, наблюдая за «Виктори» в подзорную трубу, сообщил о сигнале несколько изменить курс, а затем воскликнул:
— Есть другой, сэр! Общий, номер сорок.
Он возился с книгой сигналов, и это был как раз тот сигнал, которого Рэймидж не мог вспомнить.
— Адмирал хочет пройти через линию врага.
— Что? Проверьте это снова! — воскликнул Саутвик.
Джексон посмотрел в подзорную трубу.
— Это номер сорок, точно, сэр.
Саутвик схватил сигнальную книгу и проверил сам.
— Да, сэр, — сказал он Рэймиджу. — Это именно так, как он говорит.
— Разумеется, мистер Саутвик. Не забывайте, что мы только что предположили, что именно это адмирал намеревается делать. Он должен был дать такой приказ, и он тянул до последней возможности, на случай, если доны выкинут что-то неожиданное. Вы ведь не хотите, чтобы «Виктори» вывесила «Аннулировать предыдущий сигнал», не так ли?
