Вилли вошел в свой кабинет и погрузился в кожаное кресло цвета бордо. Он взял телефон и набрал номер Александра. Ответила, как обычно, его секретарь, миссис Браун.

— Я хотел бы поговорить с Александром, — сказал Вилли.

Она знала его голос. Ему не надо было говорить, кто он. Пока он ждал, что Александр возьмет трубку, он положил ноги на стол и глубоко дышал. Он любил разговаривать с Александром. Это было одно из самых больших удовольствий. Разработка Александром подробностей руководства студией давала ему одно из самых чистых наслаждений, какие он вообще испытывал. Мальчик был гением, и работа с ним, сила его идей, сила воображения вызывали у Вилли дрожь, которую можно было сравнить только с дрожью от секса. В своем роде это было лучше, чем секс, потому что здесь после взлета не было падения: чувствовать взаимодействие своих мыслей с мыслями и идеями Александра, наблюдать, как; они превращаются в картины, а потом ждать, как ждут, когда перестанет крутиться колесо рулетки, результатов, приходящих в форме выручки, — это для Вилли было огромным и возвышенным наслаждением в жизни. Иногда он думал, когда изучал волшебные цифры дохода от своих картин и своих кинотеатров, что это сенсация. Он выкарабкался! Это звучало как молитва истинно верующего.

— Вилли?

— Да, Александр.

— Вилли, у меня за спиной весь день торчали эти проклятые финансисты. Я не могу работать, когда они вокруг меня сопят носами.

— Не обращайте на них внимания, Александр, это моя сфера, я справлюсь с ними, я знаю, как с ними поступать.

— Я хочу, чтобы вы убрали их у меня из-за спины.

— Завтра я приду в студию. Вы оставите их на меня. Все остальное в порядке?

— Ух, все замечательно. Но они пугают меня своими допросами, экономией, ограничениями, сокращениями расходов. Это ужасает. Я не могу таким способом делать картины.

— Александр, вы сейчас что-нибудь делаете?

— Сьюзен принимает гостей.

— Я собираюсь обсудить с вами несколько идей; может, мы пропустим стаканчик спиртного на ночь вместе?

— Я не знаю, как мне уйти отсюда.

— Я подвалю к вам. Я не сплю. Мне нравится говорить с вами, а у меня есть большой проект, который может решить все наши проблемы с Нью-Йорком. Это такая баснословная идея! Если я не расскажу вам немедленно, я лопну. Верьте мне, если мы сможем провернуть это, у нас больше не будет затруднений. Это просто и прекрасно.

— Вилли, я на все согласен, лишь бы мне убрать этих ублюдков из-за спины. Приходите. Я дам вам стаканчик на ночь.

— Прекрасно, я сейчас выхожу.

Как только он вышел из кабинета в уже ярко освещенный мраморный холл, он громко крикнул (он не мог отказать себе в удовольствии громко кричать, потому что чувствовал, что имеет законное право отлучиться):

— Сара!.. Сара, дорогая, мне надо уйти повидаться с Александром. Когда я вернусь, не знаю, так что отдыхайте, моя дорогая, отдыхайте!

В автомобиле, отъехав от дома, он с удовлетворением заметил, что зажженный теперь свет в его доме был виден за несколько миль.

Когда Вилли прибыл в дом Александра, его ждало известие. Привратник сказал, что м-р Сондорф только что позвонил и сказал, что он выйдет встречать м-ра Сейермана через пять минут у овального фонтана на нижней северной террасе и просил проехать вперед. Сорок или больше машин с шоферами ждали здесь своих хозяев. Вилли вылез из своей "Пирс Арроу" и торопливо пошел к северной террасе. Он чувствовал себя слегка обиженным. Прийти в дом и получить предложение встретиться у фонтана! Как продавщице! Вдвойне раздражало его то, что он не был уверен — обошлись ли с ним пренебрежительно или в этих кругах так принято. Может быть, это был собственный фонтан Александра? Как бы то ни было, но Вилли не мог отнести это к хорошим манерам.

…Но Сьюзен никогда не нравилось принимать его в доме, она всегда держалась натянуто, когда он приходил на обед, как будто он собирался подуть на суп. Обычно, когда он приходил на обед, она приглашала людей, только связанных с Кино. Возможно, она была антисемиткой, несмотря на то что вышла замуж за Александра.

Вилли быстро спускался по широким ступеням сбоку от дома (его ноги были забавно проворными и почти изящными для мужчины его телосложения), держась за балюстраду для опоры; он бросал свирепые взгляды на великолепные мужские фигуры греческих богов. "Греческие боги, — думал он, кисло изучая их пропорции, — ну, кое-что у них помельче, чем у меня. Эта мысль привела его в хорошее расположение духа. У фонтана Вилли зажег сигару, глубоко засунул руки в карманы и стал прохаживаться, бросая взгляды на дом, стоящий наверху и сиявший таким светом, каким, по мнению Вилли, и должен сиять дом. Все окна на первом этаже были открыты, и гости в вечерних нарядах прогуливались и восхищались садами. Сверху им открывался прекрасный вид на три плавательных бассейна — два прямоугольных и один круглый, в центре, — и на ряд фонтанов, подсвеченных так, что, казалось, сверкали обнаженные шпаги королевских гвардейцев. А Вилли думал с гордостью: "Все это он получил благодаря мне!" В это время Вилли увидел Александра, спускающегося по ступенькам, и из его головы вылетели все обиды и все мысли о том, что его унизили, назначив встречу в саду.

— Простите, Вилли, — сказал Александр, — но Сьюзен пригласила столько скучных людей, с которыми, я уверен, вы не хотели бы встретиться, к тому же там Хелдер.

— Хелдер? Из "Телефон и радио США"? Тот, кто создал нам все эти затруднения?

— Именно он.

— Он что-нибудь говорил?

— Мы не обсуждали ничего конкретно. Но он прояснил свою позицию. Он сказал, что в Голливуде слишком много экстравагантности и этому надо положить конец.

— Ну, в этом отношении, Александр, я частично с ним согласен.

Их затруднения состояли в том, что, хотя за предыдущий год общий доход "Сейерман-Интернешнл" составил 87 миллионов 200 тысяч долларов, их прибыль упала на 9 миллионов долларов. Считалось, что это частично из-за экстравагантного метода работы Александра. Помимо того, что он тратил большие суммы на отдельные фильмы, оправдываясь тем, что именно эти картины возвращали им деньги назад, а то и давали гигантскую прибыль, он также расходовал огромные суммы на эксперименты: новые широкоэкранные съемки, новые цветные съемки и на развитие различных систем звукозаписи. Все это стоило многих миллионов ежегодно. И хотя можно было рассчитывать, что картины принесут какую-то сумму денег, экспериментирование в итоге могло привести к убыткам. Александр настаивал на том, что крупная компания не имеет права экономить на экспериментах. В следующие несколько лет повсюду распространится звуковое кино; цветное кино и большой экран приобретут все большее значение. Компания, которая не экспериментирует и у которой нет собственных патентов, в будущем будет вынуждена выкладывать миллионы за покупку лицензий. Кто бы ни владел патентом на процесс звукозаписи, у него будут покупать права на ее применение. Было бы ужасно, настаивал Александр, если бы собственность на такой патент попала в руки одной из гигантских корпораций. Как, например, "Телефон и радио США", которая не заинтересована в развитии кинематографии как таковой, хотя у них есть акции во многих кинокомпаниях, включая "Сейерман-Интернешнл". Он указывал Вилли, что давление, которое оказывается на студию, чтобы урезать расходы, исходит от компании "Телефон и радио США", которая сама субсидирует разработки различных процессов звукозаписи и, естественно, жаждет устранить потенциальных конкурентов в этой области. Тот факт, что давление на "Сейерман-Интернешнл" с целью прикрыть исследования под предлогом экономии возрастает, приводит к выводу, что способ, который разработал Александр, представляет угрозу для компании "Телефон и радио США".

— Либо мы выстоим, — говорил он Вилли, — либо окажется, что мы работаем на эту компанию и будем выполнять их приказы из Нью-Йорка.