Вилли в сиротском приюте понравилось все. Некогда в этих высоких, чуть мрачноватых стенах было действительно прелестное пространство, полное жизни. Дортуары, церковь и классные комнаты группировались на акре[5] с лишним запущенных теперь земель, среди заросших сорняком и лопухами газонов; арочный четырехугольник старых стен окружал внутреннюю территорию и соединял разные здания. Летом здесь можно было обнаружить нарциссы, встречался даже один из редких их сортов — бледно-желтые жанкилии; выпускают ростки ирисы, выпускают их наобум, наудачу, где придется, в густой траве по обе стороны дорожек, под стенами, на газонах. С прежних времен здесь сохранился небольшой фруктовый сад с дюжиной деревьев, приносящих вполне приемлемый урожай яблок и груш; был также неплохой огород, где произрастали картофель, латук, кабачки и морковь. Вилли, как особый мальчик, как исключение из правил, некрещёный язычник, победно возвращающийся теперь к истинной вере, был предметом особого внимания и забот монахинь, что доставляло ему громадное удовольствие и давало возможность чувствовать себя весьма значительной личностью. Цена, которую платил он за столь прекрасную жизнь, была невелика: посещение церкви, выслушивание бесконечных религиозных инструкций. Нет, эта цена не казалась ему чрезмерной, когда он добирался до уютной чистой постели или садился за стол в предвкушении питательной и утоляющей его вечный голод трапезы.

Но неожиданно выяснилось, что некоторые другие воспитанники сиротского приюта возмущались тем особым обхождением, которого удостаивался Вилли. И вот в один из дней четверо воспитанников поджидали его. Они будто бы не замечали приближения Вилли, занимаясь метанием тяжелого камня вдоль улицы. И даже когда он жизнерадостно окликнул их, они сделали вид, что не слышат его. Поровнявшись с ними, он обнаружил, что путь его прегражден; шаг вправо, шаг влево — все бесполезно, ребята не пропускали его.

— Пропустите, — сказал он, — хватит дурачиться, пропустите же, бросьте это!

Тогда один из них, сделав вид, что пропускает его, выставил ему подножку, и Вилли упал.

— Эй, зачем вы это делаете? — жалобно спросил он, сидя на земле и потирая ушибленные коленки. — Что я вам сделал? Пропустите меня, ребята, не валяйте дурака.

— Жиденок хочет, чтобы мы его не валяли, — сказал мальчик по имени Фредди. — Ну и ну! Сам себя называет дураком, вот это да!

И он, прицелясь, жестоко пнул Вилли сзади, так что тот, падая, ткнулся лицом в землю и больше уже не пытался встать.

— Ты куда бегал, жиденок? — насмешливо спросил мальчик, которого звали Вальтер.

Вилли взглянул в его сторону и обнаружил подошву ботинка, приближающуюся к его лицу; он попытался отклониться и даже сделал слабую попытку встать, но кто-то снова толкнул его, и как бы он ни крутил головой, все же не мог спастись от приближающейся подошвы. Она опустилась на его лицо, на нос и рот, разбив губы; кто-то наступил еще ему на руки, так что он не мог защитить лицо руками. Пока он находился в этом положении, мальчишки поочередно вытирали о его одежду свои башмаки, так что он весь покрылся мерзкой уличной грязью и сажей. Когда все по очереди сделали это, тот, что начал первым, придумал еще кое-что: он вывозил свои башмаки в куче лошадиного навоза, оказавшейся неподалеку, и вернулся вытирать ноги о тело распростертого Вилли во второй раз. Затею подхватили другие, выискивая еще и собачье дерьмо, которого вокруг хватало, затем они возвращались и тоже вытирали башмаки о Вилли. И хотя он отчаянно пытался вырваться, он был слишком слаб против всей банды, удерживающей его на земле.

— Гадкий жиденыш, — сказал мальчик по имени Вальтер.

— Да уж, это точно, гадкий жиденыш, — сказал третий мальчик.

— Пусть теперь знает, что мы думаем о таких вонючих жиденышах, — сказал Фредди.

— Боже, откуда такая вонь? Уж не от него ли? — сказал Вальтер, зажимая пальцами нос.

— Точно, — сказал Фредди, — это же запах евреев! Они все так воняют!

— Пошли отсюда! Пусть сам себя нюхает!

Когда все они убежали, Вилли, переполненный болью, сел. Неподалеку, ярдах[6] в десяти, зажимая нос, стояла опрятно одетая девочка лет восьми.

— Да уж, пахнет от тебя не очень-то… — она хихикнула.

— Ты же сама видела, это они меня испачкали.

Она энергично кивнула и снова хихикнула.

— За что они тебя?

— Теперь они меня доконают.

— Донесешь на них?

— Нет. Но теперь они меня доконают!

— Их было четверо.

— Знаю.

— Как ты попался им?

— Ты же сама видела.

В это время он услышал голоса своих мучителей, с криками носящихся по соседней улице и бросающих там камни. Почти не двигаясь, Вилли старался счистить с себя навоз, где мог достать. Около часа он сидел там, ожидая их возвращения, и девочка ждала тоже. Наконец она сказала:

— Тебе лучше смыться отсюда. Слышишь, они бегут сюда.

Вальтер прибежал первым, пинками гоня перед собой камень; последним пинком он направил камень в сторону Вилли, тот остановил камень ногой. Прибежали и остальные. И теперь, задыхаясь после беготни, четыре мальчика остановились, увидев свою недавнюю жертву.

— Жиденыш просит добавки, — сказал Фредди.

— Так и есть, — кивнул ему Вилли.

— Дай-ка мне вон тот камень, — сказал Фредди.

— Подойди и возьми сам, — ответил Вилли.

— Сам напрашиваешься, парень?

Фред вышел вперед, все еще тяжело дыша, остальные трое подпирали плечами стену в нескольких шагах, они никак не могли отдышаться после недавней своей возни и пробежки. Когда Фредди замахнулся, Вилли тоже замахнулся, будто хочет ударить кулаком ему в голову, и руки Фредди инстинктивно взметнулись к лицу, защищая его; но Вилли ударил его другим кулаком, и не в голову, в незащищенный живот, ударил сильно. От этого удара Фредди задохнулся, и тогда последовал еще удар, перекрыв и то немногое дыхание, которое у него оставалось; пользуясь растерянностью нападавших, Вилли энергично протаранил коленом пах другого подбежавшего мальчика, и тот согнулся пополам, замычав от боли. Трое других парней бросились на Вилли, но дыхание их все еще не было восстановлено; они хотели схватить его и прижать к земле, но произошла заминка, они брезговали прикоснуться к нему руками, ведь вся его одежда была вымазана навозом. Их движения от нерешительности замедлились и отяжелели; Вилли без особого труда избегал их попыток вцепиться в него, поскольку вцепляться в него им не очень-то было приятно. И от ударов, нацеленных ему в голову, хоть и неуклюже, но он увертывался. Он вертелся кругами, не подпуская их близко, и начал уже уставать. Но вот, осмотрительно выбрав момент, он пошел в атаку. Вальтер был первым, кто получил полный набор ударов от взлетающих кулаков Вилли, удар за ударом сыпался на его лицо, нос, губы; двое других попытались было вступиться, но неуверенно, силы их еще не были восстановлены, поэтому даже объединенные их усилия оказались малоэффективны. Завершив с Вальтером, Вилли теперь повернулся к этим двум. Один просто взял и убежал, другой же мальчик растерянно медлил с действиями, и Вилли схватил его за шею и за руку и, заломив ему руку за спину, продолжал нажимать, пока тот не заорал. Тогда он презрительно оттолкнул его в сторону и снова повернулся к Фредди, все еще катавшемуся от дикой боли по земле. Склонившись над ним, Вилли прижал его коленом и начал сдирать с него одежду. Раздев его догола, Вилли обратился к тому, что возился со своей вывихнутой рукой, и тоже его раздел. Свою собственную испоганенную одежду он снял и бросил на землю; Фредди мог выбирать: идти ли ему по улице нагишом или облачиться в вонючие тряпки. Девочка, наблюдавшая все это, теперь повернулась к Вилли — восхищенно и недоверчиво — и, глядя, как он с важным видом триумфально покидает сцену, сказала:

— Ты мог смыться, чем такое битье-колотье.

— Не понял, что ты сказала?

— Почему ты не ушел? Они могли проломить тебе голову.