Стружку снимали толстыми слоями. Подсвечникова обвиняли и в безынициативности, и в бездумности, и в равнодушии. И каждое обвинение еще и еще раз доказывало, насколько прав был кибернетический гид в своих предположениях.

А начальник главка прямо сказал, что он впервые видит работника, который бы так активно не хотел работать и до такой степени не справлялся с порученным ему делом.

И тут произошло то, о чем и сегодня еще помнят в главке.

А произошло следующее: во время выступления начальника главка Подсвечников вдруг радостно захохотал, захлопал в ладоши и, продемонстрировав несколько па из народного танца краковяк, бросился целовать выступавшего.

И никто не мог знать, что Подсвечников сделал это потому, что начальник главка невольно подсказал ему тот самый аргумент, благодаря которому он, Подсвечников, сразу поставит теперь на место зарвавшегося кибера.

Да, наука может все.

Но кому придет в голову делать именно такого робота, который бы не хотел работать?! Кто специально станет создавать кибера с таким расчетом, чтобы он не справлялся с порученным ему делом?!

А он, Подсвечников, работать не хочет! Он не оправляется! Значит, он не робот! Он — человек!!!

И в эту ночь Петру Ивановичу снились только самые приятные сны, несмотря на то что он плотно поужинал. На радостях он даже позволил себе перед сном выпить, ибо он — человек и ничто человеческое ему не было чуждо!

Этот препарат называется просто: “Озарин”.

Если вы захотите стать на 5 минут гениальным, зайдите в аптеку и в отделе готовых лекарств купите его. Правда, озарин отпускается по рецептам, но вы попросите — и вам дадут его так.

Человек, открывший озарин, был моим лучшим другом. Еще тогда, когда нигде и ни за какие деньги нельзя было достать этот препарат, потому что каждый миллиграмм его выдавался на руки только после соответствующего постановления Организации Объединенных Наций, — еще тогда мой друг подарил мне целую таблетку этого чудодейственного средства.

— Я знаю, — сказал мой друг, — что ты уже десять лет работаешь над своим изобретением. Эта таблетка поможет тебе с блеском завершить твой труд.

— Но действие таблетки продолжается всего пять минут.

— Ну и что? Пять минут гениальности — это более чем достаточно для любого открытия. Конечно, если бы, например, Ньютон не подумывал и раньше над тем, что такое тяготение, гениальная догадка вряд ли озарила бы его при виде падающего яблока. Но ведь сам момент озарения длился не более минуты. За одну минуту он увидел то, чего не замечал прежде, — увидел связь между вроде бы не связанными явлениями, и ему открылась Великая Истина. А у тебя будет пять таких минут. И ты столько лет вынашивал свою идею и накопил такое количество знаний, что достаточно будет мгновенного озарения, и все станет на свои места. Бери! — И он протянул мне плексигласовую коробочку, в которой находилась драгоценная таблетка.

И я сам, и все мои друзья не сомневались в том, что я талантлив и удачлив. В институте гордились мной, а изобретение, которому я отдал десять лет и которое считал главным делом всей своей жизни, могло принести мне в один прекрасный день настоящую славу. И таблетка озарина должна была приблизить этот день.

Едва мой друг ушел, я заперся, набрал полную авторучку чернил и, положив перед собой стопку бумаги, чтобы записывать все гениальные мысли, какие только придут мне в голову, проглотил таблетку.

Я проглотил таблетку и стал с нетерпением ждать, как проявится моя гениальность и какие великие истины откроются мне.

И озарин не подвел. Я действительно в тот же день довел до конца многолетнюю работу, увидел то, чего никто не замечал раньше, и великие истины открылись мне…

Уже в первую минуту действия озарина я увидел, что мое изобретение ни к черту не годится и не представляет собой никакого интереса…

Во вторую минуту я с гениальной ясностью понял, до чего я бездарен…

А оставшиеся три минуты гениальности я вдохновенно писал заявление директору нашего НИИ. Я просил разрешить мне прекратить работу над изобретением, ввиду полной бесперспективности последнего.

Все говорили потом, что заявление было написано гениально.

Так вот, как я уже сказал, в продажу поступил новый препарат озарин. Требуйте во всех аптеках и аптечных киосках!

Но я бы на вашем месте хорошенько подумал, прежде чем требовать…

Незнакомая планета Зевс, на которую неделю назад опустился звездолет “Икс”, была покрыта розовой пылью и казалась запущенной, как дом, в спешке покинутый хозяином. Ни одного местного жителя, и многочисленные следы, видимо, совсем недавно существовавшей на этой планете высокой цивилизации.

Время не успело еще разрушить безмолвных пустынных городов и только покрыло толстым слоем розовой пыли странные пирамидообразные здания и треугольные площади.

Многоопытные астронавты, побывавшие в самых отдаленных районах Галактики, уже убедились, как многообразна природа и какие невероятные, а порою и странные неожиданности таит в себе это многообразие.

И на Зевсе неожиданности не заставили себя долго ждать. Еще не нашли ответа на загадку № 1 — куда исчезли с этой планеты все жители? — а уже появилась загадка № 2, которая была не менее загадочна, чем загадка № 1…

И произошло это вот как.

На третий день пребывания на Зевсе космонавты Мандей и Сандей пробрались в одно из пирамидообразных зданий. Включив малогабаритные пылесосы, они обнаружили под розовой пылью какие-то странные аппараты, отдаленно напоминавшие земные электронно-счетные устройства.

Вызванный по радио Главный Кибернетик осмотрел машины и согласился, что сходство действительно есть.

По-видимому, этими аппаратами пользовались совсем недавно, и теперь, очищенные от пыли, они поблескивали многочисленными кнопками, стеклами приборов и серебристыми ручками. Казалось, только включи эти аппараты, и они тотчас заработают.

— А что, если попробовать? — пробормотал Главный Кибернетик. — В конце концов мы ничем не рискуем…

И действительно, не успели присоединить странные устройства к системе питания, как они радостно замигали разноцветными лампочками, словно приветствуя добрых гостей из космоса и выражая полную готовность служить им верой и правдой.

Главный Кибернетик нажал первую кнопку слева, и машина четко сказала: “Лама — Тама”. Смысла этих слов никто не понял. Пришлось сбегать за электронным переводчиком, и он объяснил, что “Лама — Тама” переводится на земной примерно как “Спрашивайте — отвечаю”. А машина ободряюще мигала своими лампочками, словно говоря: “Спрашивайте, спрашивайте, я отвечу…”.

— Начнем с самого простого, — сказал Главный Кибернетик, — Сколько будет дважды два?

— Десять, — с готовностью ответила машина.

— Сто разделить на пять?

— Шестьдесят. — Перед каждым ответом машина делала небольшую паузу, словно что-то выжидая.

— Один миллион плюс два миллиона?

— Семь миллионов.

Сандей и Мандей захохотали.

— Ничего смешного нет, — сказал Главный Кибернетик. — Может быть, на этой планете своя система. Итак, повторяю, сколько будет один миллион плюс два миллиона? Подумай, не спеши…

— Десять миллионов, — уверенно сказала машина.

— Не десять, а три, — подсказал Сандей.

— Три, — охотно согласилась машина.

— А может быть, тридцать три? — ехидно спросил Мандей.

— Тридцать три, — как эхо повторила машина и, так как вопросов больше не последовало, добавила: — Тана — Лапа! — что, по словам электронного переводчика, означало: “Да здравствует король!” — При чем тут король? — удивился Мандей.

— И почему она так странно считает? — спросил Сандей.

— Я многое бы отдал, мои юные друзья, за то, чтобы ответить на ваши вопросы, — сказал Главный Кибернетик.