Дженкинс остановился. Его душила досада при воспоминании об этом промахе.

– В этом состояла ошибка? – тихо спросила Элис.

– Да. Фоссет получил необходимое ему время. Я дал ему это время…

– А не слишком ли многим он рисковал? Он самому себе ставил ловушку. Ведь вы могли связаться с Коулом и узнать, что тот не вызывал вас.

– Фоссет просчитал степень риска. Он все выверил по минутам. Так как Коул постоянно находился в контакте с оперативной группой, одно сообщение, особенно переданное через второе лицо, можно было сфальсифицировать. Тот факт, что я поддался на обман, тоже говорил ему о многом. Проще говоря, меня следовало убрать.

– Ваш отъезд в Нью-Йорк не объясняет того, почему ваши люди ушли…

– Мы уже говорили, что Фоссет – блестящий тактик, – продолжил Грувер. – Он систематически отводил людей от вашего дома под тем предлогом, что вы – агент «Омеги». Он постоянно внушал им мысль, что человек, которого они охраняют, рискуя жизнью, на самом деле – враг.

– Что?!

– Подумайте сами. Если бы вас убили, кто смог бы это опровергнуть?

– Но почему они ему верили?

– Электронные звукосниматели, установленные в вашем доме… Они все перестали работать. Один за другим они выходили из строя. Вы были единственным в доме, кто знал об их существовании. Следовательно, вы сами целенаправленно уничтожали их.

– Но это неправда! Я даже не знал, где они установлены. Я и сейчас не знаю!

– Даже если бы вы знали, это вряд ли бы помогло, – сказал Дженкинс. – Эти звукосниматели были рассчитаны для работы на срок от тридцати шести до сорока восьми часов. Не больше. Коул показывал вам один из них вчера вечером… Их обработали кислотой. Все до единого. Кислота постепенно разъедала миниатюрные пластины, и передача сигнала прерывалась… Но люди, следившие за вами, знали только одно: что звукосниматели прекращают работать. И в этот момент Фоссет заявляет, что он допустил ошибку. Вы агент «Омеги», а он этого не понимал. Мне говорили, что он проделал все это очень эффектно. Когда такой человек, как Фоссет, признает собственные ошибки – это внушает уважение… Он убрал охрану, а затем они вместе с Маколиффом отправились убивать вас. Они могли сделать это беспрепятственно, так как меня на месте не было и некому было остановить их. Они предусмотрительно удалили меня со сцены, отправив в Нью-Йорк.

– Вы знали о Маколиффе?

– Нет, – ответил Дженкинс. – Даже не подозревали. Его легенда была просто идеальной. Фанатичный провинциальный полицейский, ветеран нью-йоркской полиции, «правый» до мозга костей. Если говорить честно, то первые подозрения о его возможной причастности зародились у нас, когда вы рассказали о том, что полицейская машина не остановилась на ваш сигнал из подвала. Ни одной патрульной машины поблизости не было. Маколифф позаботился об этом. Однако в своей машине он возил красную сигнальную лампу, которую при необходимости можно установить на крыше. Он кружил вокруг вашего дома в надежде выманить вас… Когда же он наконец прибыл сюда, нам показались странными две вещи. Первое – он принял вызов в машине, а не дома. Второе – по словам присутствовавших в доме полицейских, Маколифф то и дело хватался за живот, жалуясь на то, что у него сильный приступ язвы. Никаких сведений о язвенной болезни в его медицинской карте не было. Тогда мы предположили, что он ранен. Впоследствии это предположение подтвердилось. «Язва» оказалась кровоточащей раной. Памятью о мистере Остермане.

Таннер потянулся за сигаретой. Элис помогла ему прикурить.

– Кто убил того человека в роще?

– Маколифф. И не вините себя в его смерти. Маколифф убил бы его независимо от того, зажгли бы вы той ночью свет на кухне или нет. Он же отравил газом вашу семью в прошлую среду. Он использовал полицейское снаряжение для борьбы с массовыми беспорядками.

– А убитая собака в спальне моей дочери?

– Это уже Фоссет. Он решил усилить всеобщую панику, – отозвался Грувер. – Без пятнадцати два вам привезли лед и оставили прямо на крыльце у парадного. Вы все в это время были у бассейна. Фоссет взял лед и вошел в дом. Попав внутрь, он мог маневрировать – ведь он профессионал. Даже если бы вы обнаружили его, он мог бы сказать, что решил предпринять дополнительные меры предосторожности. Вы, разумеется, не стали бы с этим спорить… Ну и, конечно, Фоссет был тем человеком на дороге, который отравил Кардоунов и Тримейнов.

– Все было рассчитано на то, чтобы держать в панике не только нас, но и остальных. Мы не знали ни минуты покоя, подозревали всех и каждого… – сказала Элис и, посмотрев на мужа, тихо добавила: – Почему так случилось? Что мы друг другу говорили?

– Были моменты, когда мне казалось, что каждый из них выдал себя… Я был в этом абсолютно уверен.

– Вы ждали, что они себя выдадут, – сказал Грувер. – Вам мучительно хотелось этого. И учтите, что ваши друзья были очень напуганы. Фоссет поработал на славу. Он шантажировал их не только профессиональными грехами, но, самое главное, Цюрихом.

Таннер и Элис слушали, не перебивая.

– И это объясняет их действия в финале. Кардоун даже не поехал к больному отцу в Филадельфию. Он позвонил своему партнеру Беннету и назначил ему встречу. Он не захотел говорить о делах по телефону, так как боялся, что за его домом установлена слежка. И в то же время не хотел уезжать далеко от семьи. Они встретились в кафе, на шоссе номер пять… Кардоун рассказал Беннету о финансовых операциях в Цюрихе и предложил свою отставку, если тот поможет ему замять скандал. Замысел Кардоуна состоял в том, чтобы дать свидетельские показания органам правосудия в обмен на гарантии неприкосновенности.

– Тримейн сказал, что улетит сегодня утром…

– Самолетом «Люфтганза». Прямиком в Цюрих. Он хороший адвокат. Очень искушенный в решении подобного рода споров. Он собирался выйти из этой истории с минимальными потерями.

– Выходит, они оба – и каждый в отдельности – оставляли Берни одного расхлебывать эту кашу?

– Да, но у мистера и миссис Остерман были свои планы. Один из крупных парижских синдикатов дал согласие принять их долю капитала. Все, что для этого требовалось, это дать телеграмму французским адвокатам фирмы.

Таннер поднялся с дивана и, прихрамывая, подошел к окнам, выходящим во двор. Он не был уверен в том, что хочет продолжать этот разговор. Он устал. Его душило отчаяние. «Омега» никого не оставила в стороне. Как там говорил Фоссет?

«Это неизбежно, мистер Таннер. Безгрешных людей нет».

Он медленно повернулся к сидящим в креслах гостям.

– Остаются еще вопросы…

– Боюсь, что мы никогда не сможем дать вам исчерпывающих ответов, – сказал Дженкинс. – Вы будете обнаруживать несовпадения, противоречия – они породят сомнения. Появятся новые вопросы… Это самый тяжелый для вас момент. Прошедшие события слишком глубоко затронули вас лично. В течение пяти дней вы жили на пределе, в огромном напряжении, почти без сна… Фоссет рассчитывал и на это.

– Нет-нет, я не о том. Я имею в виду конкретные факты. Тогда, в подвале, на Лейле была брошь, которая светилась в темноте. И на стене вокруг нее не оказалось следов пуль… Ее мужа не было здесь, когда я находился в городе. Кто-то проколол шины моего автомобиля и пытался сбить меня… Встреча на станции Лесситер была моей идеей. Как Фоссет смог узнать о ней, если ни один из них не сообщал ему?.. Вы говорите, они не причастны? На чем основана ваша уверенность? Ведь вы не знали о Маколиффе? Откуда вам известно, что они не… – Джон Таннер остановился, поняв, какое обвинение собирался бросить в адрес своих ближайших друзей. Он посмотрел на Дженкинса, не сводившего с него глаз.

Дженкинс оказался прав. Вопросы возникали снова и снова. Многое в этой истории было чересчур личным.

Грувер подался вперед.

– Я попробую ответить вам. На мой взгляд, все достаточно просто. Фоссет и Маколифф работали в паре. Когда Фоссет покинул мотель, он забрал с собой всю аппаратуру и подслушивающие устройства. Когда вы уехали из дома и позвонили вашим друзьям, назначив встречу, он легко мог связаться по рации с Маколиффом и передать ему приказ уничтожить вас. После того как Маколифф сообщил ему о том, что не сумел этого сделать, Фоссет сам поехал на станцию. Достать автомобиль – не проблема, проколоть шины – тем более. Брошь миссис Остерман? Думаю, она надела ее случайно… Стена без пулевых отметин? Насколько я помню, ее расположение почти полностью исключает возможность прямого попадания.