Несколько секунд в трубке молчали. Когда Фоссет заговорил, в голосе его слышалось недовольство:

– Что ж, хорошо… Тримейн провел прошлую ночь в Нью-Йорке. Я говорил вам об этом, помните? В отеле «Билтмор» он встретил человека по фамилии Таунсенд, который занимается сомнительными операциями с ценными бумагами в Цюрихе. Кардоун с женой ездили днем в Филадельфию. Они навестили ее родных в Честнат-Хилл, потом он отправился в «Бала Кинвуд» на встречу с человеком, который известен как один из главарей мафии. Они вернулись в Сэддл-Вэлли примерно час назад. Остерманы сейчас в отеле «Плаза». Сегодня вечером они обедают с супружеской парой по фамилии Бронсон. Бронсоны – их старые друзья. Они тоже подозреваются в подрывной деятельности.

Фоссет замолчал, ожидая реакции Таннера.

– И они не встречались между собой? Не звонили друг другу? Ничего не планировали? Я хочу знать правду!

– Если они говорили, то только по тем линиям, которые мы не можем прослушивать. Это значит, что они должны были бы в одно и то же время находиться у телефонов-автоматов. Этого не было. Они не встречались – за всеми велось постоянное наблюдение. Если у них и есть планы, то у каждого свои: они не имели возможности их скоординировать… Вот все, чем мы располагаем на данный момент.

– Но вы же ожидали другого. Вы думали, что они впадут в панику и выдадут себя.

– Это и произошло. Наши прогнозы подтвердились.

– Что вы хотите этим сказать?

– Подумайте сами. Одна пара кидается к могущественному мафиози. Вторая спешит на встречу с людьми, настроенными столь же фанатично, как добрая половина Политбюро СССР. Адвокат ни с того ни с сего встречается со спекулянтом ценными бумагами из Цюриха. Это паника. КГБ расправил щупальца. Сейчас они все готовы сорваться. Нам остается лишь сидеть и ждать.

– С завтрашнего дня просто сидеть и ждать будет не так легко.

– Будьте естественны, и вы увидите, что все пойдет само собой. Так всегда бывает. Даже если у вас не все получится, это не страшно. Они будут слишком заняты друг другом. Помните, завтра вам ни в коем случае не следует умалчивать о вчерашнем инциденте, обсуждайте его, возмущайтесь. Делайте все так, как это принято в подобных случаях.

– И вы думаете, они мне поверят?

– А что им остается! Неужели вы не понимаете? Вы – репортер, сделавший себе карьеру на журналистском расследовании. Не мне объяснять вам, что расследование заканчивается, когда сталкиваются его субъекты. Ловушка старая как мир.

– А я – просто катализатор?

– Вот именно. Чем безобиднее приманка, тем хитрее ловушка – так, кажется, говорят?

Таннер закурил сигарету. Он больше не мог возражать своему собеседнику. Логика Фоссета была железной. Теперь безопасность и сама жизнь Эли и детей были в его твердых руках.

– Хорошо. Я встречу их на пороге своего дома как родных.

– Правильно. И если уж вы так беспокоитесь, то позвоните им утром, пригласите еще раз. И делайте все так, как если бы ничего не случилось. Помните: мы будем рядом. Самая совершенная техника крупнейшей корпорации мира защищает вас. В ваш дом не смогут пронести даже игрушечного пистолета.

– Это правда?

– Даже если в кармане у кого-то из ваших гостей будет лезвие длиной в три дюйма, мы будем знать об этом. А о наличии четырехдюймового револьвера тем более.

Таннер положил трубку на рычаг и глубоко затянулся. Когда Джон убрал руку с трубки, он вдруг почувствовал – почти физически ощутил, – что падает в бездну.

Это было странное ощущение – одиночества и беспомощности. А когда Джон понял его истоки, он испугался – его жизнь зависела отныне от человека по фамилии Фоссет. Он, Таннер, был целиком в его власти.

К парадному дома по Орчед-Драйв подкатило такси. Уэльский терьер Таннеров с громким лаем бегал взад и вперед по подъездной дорожке, ожидая от хозяев знака, что приезжие – свои. Дженет бросилась по зеленой лужайке к машине. Дверца такси отворилась, и из машины вышли Остерманы. Оба держали в руках нарядные коробки с подарками. Шофер вынес и поставил на траву большой кожаный чемодан.

Таннер наблюдал за происходящим из окна гостиной. На Берни был свободного покроя светлый летний пиджак и широкие светло-голубые брюки, на Лейле – белый костюм с золотой цепочкой вокруг талии и широкополая шляпа, скрывавшая пол-лица. Типичные преуспевающие калифорнийцы, однако некоторые мелочи говорили о том, что Берни и Лейла обзавелись настоящими деньгами лишь недавно.

Таннер, наблюдая за тем, как Берни и Лейла обнимают подбежавшую к ним девочку, подумал: может быть, киносценарии и телесериалы лишь искусное прикрытие, побочное занятие, «крыша», как сказал бы Фоссет?

Таннер взглянул на часы. Пять минут шестого… Остерманы приехали раньше, чем обещали. Это их первая ошибка. А может быть, они не ожидали, что он будет дома. Обычно в те дни, когда приезжали Остерманы, он уходил из студии Вудворта пораньше, но все равно редко попадал домой до половины шестого. Лейла сообщила в письме, что их самолет прилетает из Лос-Анджелеса в аэропорт Кеннеди около пяти. Самолет мог опоздать – это было бы понятно. Но чтобы он приземлился раньше, чем положено по расписанию, вряд ли возможно.

Им придется придумывать объяснение. Впрочем, возможно, они не сочтут нужным ничего объяснять.

Из кухни выбежала Элис.

– Джонни! Слышишь, как лает щенок? Это Берни и Лейла. Что ты стоишь?

– Я… подумал, пусть Дженет первая встретит их.

– Иди, иди же скорее, глупый! Я сейчас, только поставлю таймер, а то у меня все пригорит.

Жена снова скрылась на кухне, а Таннер медленно двинулся к входной двери. Он с замирающим сердцем смотрел на дверную ручку, ощущая примерно то же, что испытывает начинающий актер перед первым выходом на сцену. Он совершенно не знал, как должен себя вести.

Облизнув пересохшие губы, он сжал пальцами ручку, дернул на себя дверь и шагнул на улицу.

Уик-энд Остермана начался.

– Привет, писаки! – с широкой улыбкой воскликнул он. Это было его обычное приветствие. Берни оно очень нравилось.

– Джонни!

– Здравствуй, дорогой!

Они стояли в тридцати ярдах от него, улыбались и махали руками. Но даже издалека Таннер видел, что глаза их не смеются. На долю секунды Берни перестал улыбаться и застыл с поднятой рукой.

Это длилось лишь мгновение. Затем он снова стал таким, как всегда.

– Джонни, как я рада тебя видеть! – Через лужайку к нему спешила Лейла.

К своему удивлению, Джон Таннер ответил на приветственное объятие Лейлы с большей теплотой, чем сам ожидал, и понял почему. Он сдал самый трудный экзамен – достойно провел первые мгновения той встречи, которой так боялся. Лоренс Фоссет был прав: все не так уж сложно.

«Ведите себя как обычно. Поступайте так, как будто ничего не случилось. Не думайте больше ни о чем».

– Джон, ты прекрасно выглядишь! Просто великолепно! А где Эли, дорогой? – спросила Лейла, отступая, чтобы дать возможность Берни поздороваться с хозяином дома. Худые длинные руки Берни легли на плечи Таннера.

– На кухне, готовит праздничный обед. Проходите в дом! Сейчас я возьму ваши вещи… Нет-нет, Дженет, милая, чемодан дяди Берни пока для тебя еще слишком тяжел.

– О, не волнуйся, – рассмеялся Берни. – В нем только полотенце из «Плазы».

– Из «Плазы»? – Таннер удивленно поднял брови. – Я думал, вы только что прилетели.

Остерман пристально посмотрел на него.

– Гм-м… Мы прилетели пару дней назад. Потом расскажу тебе почему…

Таннер с изумлением обнаружил, что испытывает огромное облегчение от того, что видит Остерманов. Казалось, ничто не изменилось: время и расстояние были бессильны против их дружбы. Они оживленно беседовали, рассказывали старые анекдоты, вспоминали события, происходившие, казалось, давным-давно. И Таннер был даже рад, что Берни рядом – задумчивый, мягкий Берни с его вечными историями о жизни голливудского «супермаркета». Берни смеялся над собой и над своим профессиональным миром, потому что чувствовал себя его полноправным членом.