– И надо признаться, не безуспешно. То, чем я занимаюсь, действительно ставит нас с Таннером по разные стороны баррикад. Во всяком случае, он так считал бы, если… если бы знал всю правду… – Тримейн перевел взгляд на жену и вымученно улыбнулся. – Правду знают в Цюрихе, но это не мешает им относиться ко мне с доверием.
* * *
Вторник, половина десятого утра по калифорнийскому времени
Остерман бесцельно слонялся по съемочному павильону, стараясь не вспоминать о звонке. Однако это ему плохо удавалось.
До утра ни он, ни Лейла больше уже не смогли заснуть и пытались понять, что все это может значить. Когда все возможные варианты были исчерпаны, возникли и другие вопросы. Почему позвонили именно ему? Кому и зачем это могло понадобиться? Может быть, Таннера преследуют за какое-нибудь из сделанных им сенсационных разоблачений? Но если так, тогда какое отношение к этому имеет он, Берни Остерман?
Таннер никогда не говорил с ним о конкретных проблемах своей работы. Разговор, если он заходил, касался каких-то общих положений. У Джона была своя точка зрения на проблемы несправедливости. Их мнения о том, что можно считать честной игрой на рынке, часто расходились, поэтому они предпочитали попросту не обсуждать этих вопросов.
В глазах Берни Таннер всегда был счастливчиком, которому не довелось хлебнуть в жизни горя. Ему не приходилось видеть, как, возвращаясь домой, отец объявляет, что потерял работу. Или как мать до полуночи перешивает обноски, чтобы сыну было в чем утром идти в школу. Таннер мог позволить себе праведный гнев – ведь свое дело он всегда делал достойно. Но многого он был просто не способен понять. Именно поэтому Берни никогда не заговаривал с ним о Цюрихе.
– Эй, Берни! Постой-ка! – Эд Памфрет, толстый суетливый продюсер средних лет, поравнялся с ним и зашагал рядом.
– Привет, Эдди! Как дела?
– Прекрасно! Я звонил тебе в офис, но девушка ответила, что ты вышел.
– Сегодня нет работы.
– Мне все передали. Тебе, наверное, тоже? Рад буду поработать с тобой.
– Да?.. Я ничего не слышал. Над чем мы работаем?
– Ты что? Шутишь? – В глазах Памфрета мелькнула обида: ему всегда казалось, что им пренебрегают как неудачником.
– Какие шутки? Я все заканчиваю здесь на этой неделе. Что еще за работа? О чем ты говоришь? Кто тебе передал?
– Ну, этот новенький… из секретариата позвонил мне сегодня утром. Я забираю половину сериала о перехватчиках. Он сказал, что ты делаешь четыре серии. Идея мне понравилась.
– Какая идея?
– Ну, план сценария… Три человека проворачивают выгодное дельце в Швейцарии. Сюжет прямо-таки захватывающий…
Остерман резко остановился и сверху вниз посмотрел на Памфрета.
– Кто подослал тебя?
– Как подослал?
– Нет никаких четырех серий. И никаких сценариев. Никаких сделок. Говори прямо, что тебе надо?
Глаза Памфрета забегали.
– О чем ты? Стал бы я шутить с такими китами, как вы с Лейлой. Я обрадовался до смерти… правда… А потом этот тип велел позвонить тебе и попросить сценарий.
– С кем ты говорил?
– С этим, как его… Ну, с новым редактором, которого привезли из Нью-Йорка…
– Как его зовут?
– Он назвал свое имя… Подожди… Таннер! Да, точно. Таннер. Джим Таннер, Джон Таннер!
– Джон Таннер здесь не работает! Отвечай, кто подослал тебя ко мне? – Берни схватил Памфрета за плечи. – Отвечай, сукин сын!
– Отпусти меня, ты что, спятил!
Остерман понял свою ошибку. Памфрет был просто посыльным. Он разжал пальцы.
– Прости, Эдди! Извини… Сам не знаю, что это на меня нашло.
– Ладно, ладно… Ты просто переутомился и все. Слишком много работаешь…
– Ты сказал, что этот парень – Таннер – звонил тебе сегодня утром?
– Около двух часов назад. Сказать по правде, я не знаю, кто он такой…
– Слушай. Это просто-напросто чья-то шутка. Дурацкая шутка, понимаешь? Никакого сериала я не делаю, поверь мне… Забудем об этом, ладно?
– Шутка?
– Даю тебе слово… Знаешь что, нам с Лейлой предлагают здесь еще одну работу – новый сценарий. Я буду настаивать, чтобы продюсером был ты, хорошо?
– Гм… спасибо!
– Не стоит… И пусть та шутка останется между нами, идет?
Остерман оставил очумевшего от счастья Памфрета и поспешил вниз по улице к тому месту, где стояла его машина. Он торопился домой, к Лейле.
На переднем сиденье его машины сидел дюжий малый в шоферской форме. Когда Берни приблизился, он вылез из машины и услужливо распахнул перед ним заднюю дверцу.
– Мистер Остерман?
– Кто вы такой? Что вы делаете в…
– Меня просили вам передать…
– Я не хочу ничего слушать! Я хочу знать, что вы делали в моей машине?
– Остерегайтесь вашего друга Джона Таннера. Будьте осторожны в разговорах с ним.
– Что за чушь вы несете?
Шофер пожал плечами.
– Я просто передаю вам то, что меня просили передать, мистер Остерман. Вы не хотите, чтобы я отвез вас домой?
– Разумеется, нет! Я вас не знаю. И я не понимаю, зачем…
Задняя дверца мягко закрылась.
– Как хотите, сэр. Я просто хотел услужить.
Вежливо откланявшись, он повернулся и зашагал прочь.
Берни стоял неподвижно и смотрел ему вслед.
* * *
Вторник, десять утра
– Со «средиземноморскими» счетами все в порядке? – спросил Джо Кардоун.
Его партнер, Сэм Беннет, повернулся на своем стуле, чтобы проверить, закрыта ли дверь. «Средиземноморские» – название, которое партнеры употребляли применительно к выгодным, но опасным вкладчикам.
– По-моему, да, – пожал плечами Сэм. – А почему ты спрашиваешь? Случилось что-нибудь?
– Так, ничего определенного… а может быть, вообще ничего.
– Ты из-за этого вернулся раньше срока?
– Нет, не только. – Кардоун понимал, что даже Бенни не стоит всего объяснять. Сэм ничего не знал о Цюрихе, и этому Джо колебался. – Но отчасти – да. Я провел некоторое время на монреальской бирже.
– И что там услышал?
– По распоряжению генерального прокурора совет фондовой биржи перетряхивает клиентуру. Все подозреваемые в связях с мафией вкладчики, на счетах которых больше сотни тысяч, находятся под наблюдением.
– Это не новость…
– Не знаю, как тебе, а мне не нравится, когда я слышу разговоры о таких вещах за восемьсот миль от своего офиса. Не могу же я просто так снять трубку и спросить своего компаньона, не угодил ли кто-нибудь из наших клиентов под суд? Телефонные разговоры, как тебе должно быть известно, прослушиваются.
– О господи! – Беннет рассмеялся. – У тебя просто разыгралось воображение.
– Хорошо, если бы это было так.
– Ты прекрасно знаешь, что я сразу связался бы с тобой, если бы возникла хоть малейшая опасность. Не верю, что ты прервал свой отдых по столь ничтожному поводу. В чем все-таки дело?
Кардоун, избегая встречаться взглядом с глазами партнера, сел за свой рабочий стол.
– О’кей. Не стану лгать. Есть одна причина… Но я уверен, что она не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к делам фирмы. Если выяснится, что это не так, я сразу приду к тебе, хорошо?
Беннет поднялся со своего стула и кивнул. За годы совместной работы он научился не задавать Джо лишних вопросов. Несмотря на кажущуюся общительность, Джо Кардоун был очень скрытным человеком. Его капиталовложения в их общее дело были весьма существенны, но он не требовал больше полагавшейся ему по договору доли. Это устраивало Беннета.
Сэм направился к двери, посмеиваясь.
– И когда ты перестанешь бегать от призрака Южной Филадельфии?
Кардоун ответил вслед ему с грустной улыбкой:
– Когда он перестанет гоняться за мной.
Беннет закрыл за собой дверь, и Джо вернулся к разбору накопившейся за десять дней его отсутствия почты. Ничего, что могло бы иметь отношение к «средиземноморской» проблеме, в ней не было. Ничего, что хоть как-то могло свидетельствовать о конфликте мафиозных группировок. И все же за эти десять дней что-то случилось, и к этому как-то причастен Таннер.
