— Если бы я посмотрел в хрустальный шар и увидел нас с тобой в данный момент — наверное, каждый инстинкт приказал бы мне как можно быстрее убегать в противоположном направлении.

Он увидел, как внезапно в глазах Ямины появилась боль, и поспешно добавил:

— Ты же знаешь, что это не так! Разве ты считаешь, что я добровольно отказался бы от того, что чувствую сейчас или вчера вечером?

— Что вы делали после того, как оставили меня одну в каюте? — поинтересовалась Ямина,

— Я шагал взад-вперед по палубе, — сказал лорд Кастльфорд, — уверяя себя в том, что это была лишь страсть, простое физическое влечение — ведь ты так красива.

— А… потом? — спросила Ямина, когда он умолк,

— Потом я понял, что это совсем другое чувство, — ответил лорд Кастльфорд. — Я знал, что ты предназначена быть моей, однажды и навсегда. Что никакие слова, никакие доводы не должны разлучить нас. Что нас связывает не только физическое притяжение, но и духовное.

— Вы действительно… так считаете? — задала вопрос Ямина.

— Конечно! — воскликнул лорд Кастльфорд. — И поэтому, моя дорогая, теперь я понимаю, что не смогу жить без тебя.

Ямина поднялась с кресла и вновь подошла к иллюминатору.

— Какой смысл говорить об этом? — сказала она. — Что мы знаем друг о друге? Как вы сами сказали, может быть, это просто физическое влечение, которое, подобно яркому пламени, внезапно разгорается между мужчиной и женщиной, но и столь же быстро гаснет.

— Значит, таково твое отношение ко мне?

Он не пошевелился, и все же Ямина чувствовала, что он стоит совсем близко от нее.

— Возможно… у женщин все обстоит… иначе, — запинаясь, произнесла она.

— Я спрашиваю тебя не о женщинах вообще, — сказал лорд Кастльфорд, — а о тебе в частности! Скажи мне, ты считаешь, что это чувство угаснет, как только мы расстанемся?

Ямина ничего не ответила, и потому лорд Кастльфорд продолжил:

— Именно таковы были мои чувства к другим женщинам. Я страстно желал их, но, как только достигал своей цели, тут же терял к ним интерес. Иногда наша, так сказать, связь, продолжалась, иногда же мы расставались сразу же, как только оказывались удовлетворены.

Его голос звучал немного язвительно. Ямина ничего не ответила.

— Значит, ты хочешь сказать, что чувствуешь ко мне лишь мимолетное влечение?

— Н-нет! — через мгновение ответила Ямина. — Это было бы святотатством — опошлить столь прекрасное, столь возвышенное чувство! Мне казалось, словно вы вознесли меня на вершину Олимпа. В тот момент мы были не людьми, а бессмертными богами! Это было… неземное… блаженство!

Лорд Кастльфорд поднялся из своего кресла и подошел к Ямине.

— Возлюбленная моя! — нежно произнес он. — И я чувствовал то же самое. Именно такой и должна быть любовь. Не спокойное, сентиментальное, слюнявое чувство, но нечто великое, бурное, как море, величественное, как гроза, всепоглощающее, как солнечный жар! Вот что, дорогая Ямина, я чувствую по отношению к тебе!

Она повернулась к нему. Обняв Ямину, лорд Кастльфорд понял, что она дрожит от восторга, который вызвали в ней его слова.

Он посмотрел ей в глаза.

— Я люблю тебя! — нежно произнес он. — И поэтому, моя милая, я знаю, что не могу жить без тебя. Мы должны быть вместе!

— Это… невозможно! — сказала Ямина. — Вам следует знать, что это… невозможно!

Он ничего не ответил, просто склонил голову и потянулся к ее губам. Они прильнули друг к другу, словно дети, которые чем-то напуганы и могут успокоиться лишь обнявшись.

Ямина обвила руками шею лорда Кастльфорда, а он все крепче и крепче прижимал ее к себе. Она словно стала неотъемлемой частью его существа, и разделить их было невозможно.

Затем за дверью раздался какой-то звук, и они поняли, что это Дженкинс несет им обед.

Они медленно разомкнули объятия.

Ямине показалось, словно их разрубили надвое мечом, и боль была невыносима.

«Как я могу… расстаться с ним? — спрашивала она себя. — О Боже… как я могу… покинуть его… и остаться в одиночестве?»

Дженкинс превзошел самого себя в своих стараниях приготовить им великолепный обед, а лорд Кастльфорд принес бутылку золотистого вина, которое на вкус оказалось легким и приятным.

Но Ямине было трудно думать о чем-либо, кроме сидящего напротив нее мужчины, зная, что, когда их глаза встречались. Земля словно прекращала вращаться вокруг своей оси.

Она сама удивлялась, что когда-то считала его отстраненным и безразличным.

Теперь она знала, что его переполняют эмоции, а в его голосе появилась новая глубина и теплота, которых не было раньше.

Ямина никогда не думала, что вообще можно испытывать такие чувства; теперь ей казалось, что только сейчас она начала жить.

Она мечтала о любви: в России любовь была неотъемлемой частью жизни; музыка, литература, философия и сами люди так или иначе испытывали на себе влияние любви.

Поскольку самой Ямине еще ни разу не довелось испытать это чувство, для нее любовь была подобно красивой картине, которая, однако, не вызывала никакого отклика в ее душе.

Теперь же все изменилось, теперь любовь заполнила все ее существо, и это оказалось совершенно иным, отличным оттого, чего она ожидала или представляла.

Она знала, что готова в буквальном смысле отдать свою жизнь за лорда Кастльфорда, если бы это было необходимо. Но проблема заключалась в том, что ей придется не умереть, а жить без него.

Обед подошел к концу, и Дженкинс, убрав со стола, оставил их наедине.

Ямина поднялась из-за стола и подошла к иллюминатору, чтобы открыть его.

Море было таким спокойным, что не было нужды держать иллюминатор закрытым, и теплые солнечные лучи залили каюту своим золотистым светом.

Воздух был напоен запахом цветов, а море меняло свои оттенки от изумрудно-зеленого до лазурно-голубого вокруг далеких островов.

Все это было необычайно красиво, и Ямина подумала, что мир вокруг нее изменился, стал светлее и ярче.

Ей казалось, словно в чистом божественном свете холмы в отдалении выглядели невероятно хрупкими, а в воздухе ощущалось какое-то неземное трепетание.

Ямина подумала, что, если они подплывут достаточно близко к одному из островов, которые навевают на мысли о греческой мифологии, она увидит олимпийских богинь — одну играющей на лире, другую — на флейте, а третью — на пастушьей дудочке.

Она почти слышала эту дивную музыку и все же знала, что музыка звучит у нее в душе, потому что она влюблена и потому что с ней лорд Кастльфорд.

Несколько минут он сидел, глядя на нее; солнечный свет обрамлял голову Ямины золотым нимбом, а безоблачное синее небо оттеняло ее утонченный профиль. Наконец он тихо произнес:

— Подойди ко мне. Ямина. Я хочу поговорить с тобой.

— Гораздо безопаснее, когда я стою не слишком близко к вам, — сказала она.

Нежно улыбнувшись, он ответил:

— Если этим ты хочешь сказать, что можешь убежать от меня, тогда ты сильно заблуждаешься!

— Я пытаюсь думать, — произнесла Ямина, — а это невозможно, когда я нахожусь рядом с вами.

— Тебе не нужно думать, — заверил ее лорд Кастльфорд. — Я уже все решил! Так что подойди сюда, как я попросил.

Ямина медленно повернулась и увидела, что он протягивает к ней руки. Не в силах противостоять своим чувствам, она бросилась в его объятия.

Лорд Кастльфорд рассмеялся от счастья и обнял Ямину. Ощутив, что она вся затрепетала, он произнес:

— Такая милая, такая неотразимая, такая желанная!

В его голосе слышалась неподдельная страсть. Ямина опустила глаза; ее черные ресницы гармонировали с молочной белизной кожи.

Он не поцеловал ее, лишь взглянул ей в лицо, крепко прижимая к себе.

— Ты готова услышать о моих планах, любимая? — спросил он.

— Вы же знаете, что я буду слушать все, что вы скажете мне, — ответила Ямина. — Но в то же время я не обещаю соглашаться с вашими планами, если окажется, что они каким-либо образом повредят вам.