— Это верно, — согласился лорд Кастльфорд, думая о человеке, которого избивала и оплевывала толпа. Интересно, совершил ли он что-нибудь дурное, за исключением того, что по рождению был русским?

— На прошлой неделе было два восстания, — сообщил лорд Стрэтфорд. — Полагаю, власти поговаривают о систематических официальных обысках каждого дома. Уж лучше, чтобы расследования проводились властями, чем толпа брала закон в свои руки.

— Вы абсолютно правы, — согласился лорд Кастльфорд. Он подумал о том, что Ямину, может быть, тоже преследуют ужасающие воспоминания об увиденном. Он знал, что ему будет трудно забыть окровавленное лицо, закрытые от боли глаза и чуть не разорванное на куски тело, которое по городским улицам тащила разъяренная толпа.

Подобные зрелища — не для женских глаз, подумал лорд Кастльфорд. Нужно было более настоятельно внушить ей, что лучше пока не ходить на базар и оставаться дома до тех пор, пока беспорядки не утихнут.

Он понимал, что девушке было очень важно достать лекарства для своего отца. Это была задача вовсе не из простых. Купить обычные лекарства нелегко, к тому же они невероятно дороги.

Она покупала травы, в целительную силу которых верили сельские жители. Это было нетипично для Турции, но вполне характерно для других азиатских и европейских стран.

Но кто знает, может быть, они и в самом деле помогали? Сам лорд Кастльфорд в этом сомневался и недоверчиво пожимал плечами, когда речь заходила о народных снадобьях.

В этот самый момент Ямина варила травы, которые обнаружила на кухне, придя домой.

Ее слуге удалось вернуться домой намного раньше, и он принес травы с собой.

— Что именно сказал травник, Хамид? — осведомилась Ямина.

Она неплохо говорила по-турецки, но все же недостаточно хорошо, чтобы распознавать диалекты, которые иногда представляли собой смесь турецкого с греческим или с другими языками. Часто их было трудно понять тем, для кого турецкий не являлся родным языком.

Хамид объяснил, и она начала тщательно чистить корешки, прежде чем разрезать их на мелкие кусочки.

— Тот господин благополучно довез вас до дома, госпожа? — поинтересовался Хамид.

— Как видишь, вполне благополучно! — улыбнулась Ямина.

— Элегантный мужчина! — заметил Хамид. — Прямо как сам Великий Эльчи!

— Я никогда не видела Великого Эльчи! — ответила Ямина.

— Великий человек, наделен большой властью! Даже султан его слушается.

— Я об этом слышала, — сухо произнесла Ямина.

Она подумала, что это так типично для англичан — завоевать себе такую власть, чтобы никто и шага сделать не мог без их согласия.

Она представила себе, что лорд Кастльфорд такой же властный человек, и сказала себе, что никогда не станет иметь никаких дел с мужчинами, которые привыкли подчинять всех своей воле и используют свою власть для достижения собственных целей.

— Они словно не люди, — сказала себе Ямина.

Положив травы в кастрюлю с кипящей водой, она сказала Хамиду:

— Пойду наверх, посмотрю, как там отец. Ты говоришь, он спал, когда ты вернулся?

— Очень спокойно спал, госпожа. Я не стал его будить. Сон лучше всяких лекарств.

— Это верно, — согласилась Ямина, — а в последнее время, как ты знаешь, господин спал очень плохо. Если травы не собьют лихорадку, Хамид, я даже не знаю, что тогда делать.

— Я попытаюсь найти доктора, госпожа.

— Нет, нет! — запротестовала Ямина. — Это очень опасно. Все эти месяцы мы справлялись самостоятельно. Будет безумием сейчас посылать за доктором.

С этими словами она направилась к двери, а затем поняла, что Хамид чем-то обеспокоен — словно он хотел что-то сказать, но не мог подобрать нужные слова. Она знала старого слугу настолько хорошо, что могла понимать его без слов.

— В чем дело, Хамид? — быстро спросила Ямина.

— Плохие новости, госпожа!

— Плохие новости? — переспросила девушка.

— Сегодня в городе я узнал, что будут обыски в домах — во всех домах.

— Зачем? — спросила Ямина, хотя и знала ответ.

— Будут искать русских, госпожа!

Ямина глубоко вздохнула.

У нее перед глазами вновь предстал несчастный шпион, которого избивали и тащили по дороге, с окровавленным лицом и закрытыми в предсмертной агонии глазами.

— Что нам делать, госпожа? — еле слышно спросил Хамид.

— Не знаю, — ответила Ямина. — Что мы можем делать, когда господин так болен, что его вообще нельзя трогать?

Она посмотрела на своего слугу. Ее испуганные глаза казались почти черными на бледном лице.

— Мы должны довериться Аллаху, — почти машинально произнес Хамид.

— Аллаху? — воскликнула Ямина. — Сдается мне, что и Аллах, и мой бог оставили нас.

Испытывая стыд за собственное малодушие, Ямина взяла кувшин с соком лайма, который сделала сегодня утром, и поставила его на поднос вместе со стаканом, чтобы отнести все это отцу.

От лихорадки он всю ночь испытывал жажду, и Ямина знала, что, когда он проснется, она должна принести ему что-нибудь освежающее.

Ямина чувствовала, что Хамид сейчас смотрит на нее, и тихо сказала:

— Ты знаешь, как мы благодарны тебе, Хамид. Если бы не ты, нас уже давно убили бы или посадили в тюрьму.

Старый слуга ничего не ответил, и через мгновение она продолжила:

— Нам знакомы дела и похуже чем это. Когда я вернусь от твоего господина, мы с тобой должны придумать, что можем сделать… и куда можем… пойти.

Голос ее дрожал. Ей было страшно, и, как бы она ни старалась подавить в себе этот страх, он словно червь грыз ее душу.

Страх зародился в ней еще давно, но сегодняшнее зрелище усилило его: умирающий человек, которого тащат по базару, кровь на его лице, злобная брань и безжалостные удары его преследователей. Не было ни малейшего сомнения в том, что до сих пор они спасались исключительно благодаря Хамиду.

Если бы он не увез их, прежде чем маленький городок и гарнизон Балаклавы сдался, было бы просто страшно подумать, что могло с ними случиться.

Теперь, почти семь месяцев спустя, Ямине казалось невероятным, что ее семья пренебрегла опасностью и сразу после начала Крымской войны не возвратилась в Санкт-Петербург.

В Крыму у них был летний дом, и им почему-то казалось, что там они будут в безопасности даже тогда, когда поползли слухи о высадке войск в сорока милях к северу от Севастополя.

Но их крымский дом всегда казался убежищем, местом, где всегда царило спокойствие.

Трудно привыкнуть к какому-либо другому пейзажу, когда солнце сияет, а сады цветут так красиво. Да и ее отец чувствовал себя немного лучше, чем предыдущей зимой.

Процветание и популярность Крыма начались двадцать пять лет тому назад, когда в состав России вошли территории северного Причерноморья. Все это было благодаря графу Михаилу Воронцову, который, после своего назначения губернатором Новороссии и Бессарабии, обосновался в Одессе.

Впервые он продемонстрировал свои блестящие административные способности, когда пустошь превратил в райский сад.

В Одессе граф поощрял развитие торговли, построил порт, больницы, училища, оперный театр и много улиц. Он собрал вокруг себя умных, образованных людей, которым поручил управление этим краем.

Постепенно граф Воронцов заново заселил пустынные степи, по Черному морю стали ходить пароходы, из Англии стали привозить скот. Он также пригласил из Франции виноделов, чтобы осуществлять надзор над новыми крымскими виноградниками.

Граф Воронцов был столь популярен, а его достижения получили такую высокую оценку при царском дворе, что множество русских аристократов поспешили приобрести земельные участки на Черноморском побережье и начали строить там свои особняки.

Отец Ямины выбрал живописное местечко возле гавани в Балаклаве. Здесь, в теплом субтропическом климате, они разбили клумбы в английском стиле и большой ботанический сад, где пышно расцвели редчайшие растения. Как и в садах Воронцова, там произрастали стройные кипарисы.