Она слегка вздрогнула — отчасти взаправду, отчасти притворно — и добавила:

— Я нахожусь на вражеской территории, пью чай с врагом моей родной страны. И все-таки это даже и вполовину не так страшно, как в султанском гареме, когда я с ужасом каждую минуту ожидала появления черного евнуха!

Вздрогнув, Ямина проснулась, а затем с чувством облегчения вспомнила, что она больше уже не находится в гареме.

Она сейчас находится на борту «Индии», которая увозит ее прочь от всего того ужаса, который она совсем недавно пережила в Турции. Увозит в неведомое будущее, которое, кстати сказать, может оказаться даже еще страшнее настоящего.

Тем не менее в этом странном состоянии между сном и явью она сказала себе, что в данный момент ей ничто не угрожает.

Затем она поняла, что в каюте присутствует еще кто-то. На полу, на куче подушек, из которых Дженкинс соорудил ему постель, лежал лорд Кастльфорд.

Ямина была уверена, что ему вполне удобно, и, хотя он смотрел на это импровизированное ложе с некоторым пренебрежением, она не сомневалась, что ее спутник просто хотел к чему-то придраться, но на самом деле не испытывает особого неудобства.

Теперь, слыша шум корабельных двигателей и ощущая мягкое колыхание волн. Ямина подумала о том, как это странно — она спит в одной каюте с незнакомцем, который ненавидит ее так же, как и она его, и их разделяет лишь закрывающая ее кровать противомоскитная сетка.

Затем она спросила себя, происходит ли это во сне или на самом деле. Когда лорд Кастльфорд вышел из ванной, переодевшись к ужину, Ямина подумала, что, пожалуй, вряд ли найдется хотя бы один мужчина, который выглядел бы более элегантно.

Дженкинс накрыл стол, и поскольку море было спокойно, поставил посередине стола канделябр с тремя свечами.

Сначала в дополнительном освещении не было необходимости, но затем, когда ужин был окончен и оставалось подать на стол кофе, Дженкинс зажег свечи и задернул шторы на иллюминаторах, чтобы в каюту не падали лучи заходящего солнца.

Просто невероятно, подумала Ямина, что она весьма любезно поговорила с человеком, который совсем недавно гневно ругал ее и который был ее врагом не только из-за своей национальности, но и потому, что она невольно вторглась в его жизнь.

И все же она понимала, что лорд Кастльфорд совершает невероятные усилия, стараясь не обращать внимания на то неловкое положение, в котором они оказались. Он рассказывал ей о своих путешествиях, о своем последнем посещении Персии — что показалось ей чрезвычайно интересным — и о некоторых опасных ситуациях, в которых ему пришлось побывать за годы его дипломатической службы.

Ямина не сводила глаз с лица собеседника, когда он рассказывал ей о своих приключениях. Любой мужчина был бы польщен ее вниманием и непременно оценил бы то, как красиво она сейчас выглядит.

— Боюсь, что по крайней мере сегодня вечером, — сказала Ямина, когда они сели ужинать, — я не смогу переодеться во что-нибудь подходящее.

— Вы выглядите очень хорошо! — заверил ее лорд Кастльфорд.

Он словно почувствовал, что проявил излишнюю учтивость, и поспешно добавил:

— Уверен, что вы сами это прекрасно знаете.

Ямина бросила на него взгляд из-под своих длинных черных ресниц, глаза ее весело блеснули.

— Жалко портить такую замечательную речь, — заметила она, — причем чрезвычайно пространную для англичанина!

Ее сотрапезник улыбнулся.

— Насколько я понимаю, вы вознамерились выставить меня и моих соотечественников несносными людьми! — сказал он. — Как знать, может быть, в один прекрасный день мы очень удивим вас, причем тогда, когда вы этого совершенно не будете ожидать!

— Пока вы переодевались, я задумалась о том, каковы же вы в тот момент, когда остаетесь наедине с собой, — сказала Ямина. — У меня создалось впечатление, что вы всегда боитесь, как бы ваши слова окружающие не истолковали превратно или их кто-нибудь подслушал. Поэтому вы выбираете слова так же осторожно, как другие люди выбирают вина.

— Видимо, именно так и должен всегда поступать дипломат, — ответил лорд Кастльфорд.

— Вы, конечно же, считаете, что это некие обязательные ограничения, накладываемые на вас профессией? — поинтересовалась Ямина. — Вам никогда не хотелось вести себя свободно, раскованно, говорить то, что в данный момент приходит в голову, быть абсолютно естественным и совершенно недипломатичным?

— Меня учили сдерживать себя, — ответил лорд Кастльфорд. Затем, встретившись взглядом с Яминой, он снова рассмеялся. — Честно вам признаюсь — когда вы вылезли из сундука, то застали меня врасплох. Но все равно мне почему-то кажется, что если вы честны перед собой, то предпочтете, чтобы я сдерживал как свой язык, так и свой гнев.

— Я скажу вам, что думаю по этому поводу, тогда, когда мы с вами лучше узнаем друг друга, — ответила девушка.

Она подумала, что к концу ужина они с этим английским дипломатом на самом деле узнали друг друга немного ближе.

Раньше ей никогда не доводилось ужинать в обществе мужчины, разве что только с родным отцом.

Когда они с лордом Кастльфордом сели за стол, стоящий посередине каюты, Ямине показалось, будто они находятся вдвоем на необитаемом острове, а вокруг них плещут волны бурного моря.

Сейчас они оторваны от всего мира — два человека, которых случайно вместе свела судьба. И, как следствие, им не оставалось ничего иного, как изучать друг друга, словно каждый из них был островком неизведанной земли.

«У нас нет ни карт, ни компасов — ничего, кроме наших собственных инстинктов, которые говорят нам, что истинно, а что ложно», — сказала себе Ямина.

Сама того не замечая, она улыбнулась, и лорд Кастльфорд, заметив это, спросил:

— Признайтесь мне, что вас так забавляет?

— Меня забавляем мы — вы и я! — призналась Ямина. — Тот факт, что мы здесь вдвоем, не зная друг о друге ровным счетом ничего, но при этом наши отношения построены на предвзятости, поскольку наши государства находятся в состоянии войны.

— Теперь вижу, к чему вы клоните! — ответил он. — И поэтому война несправедлива, бессмысленна и примитивна!

Он посмотрел на Ямину и добавил:

— Когда я был в Санкт-Петербурге четыре года назад, меня принимал царь и многие ваши выдающиеся соотечественники. Мне было приятно думать, что многие из них стали моими добрыми друзьями. И все же, поскольку русский посол повел себя намеренно агрессивно и вынудил турок обороняться, я потерял доверие людей, дружбой с которыми дорожил всю жизнь.

— Если так подумать, то вся эта ситуация становится просто абсурдной, — согласилась девушка. — Но я уверена, что, когда война закончится, вы сможете снова приехать в Россию и восстановить пошатнувшиеся взаимоотношения.

— Трудно сказать, удастся ли это, — задумчиво произнес дипломат.

— Уверена, что удастся, — заверила его Ямина. — Возможно, на это уйдет какое-то время, но подобные вещи всегда случаются, когда человек оказывается вовлеченным в международные события.

— Нет, это случается, когда правительства используют силу вместо дипломатии.

— Значит, вы считаете себя сторонником мира?

— Несомненно! — последовал ответ.

Ямина приветственно подняла свой бокал.

— Тогда я поднимаю тост за ваше будущее! Потому что все женщины стремятся к миру и ненавидят войну!

Они продолжали беседовать, сидя за столом до тех пор, пока Дженкинс не пришел забрать чашки и тарелки. Он поставил на стол бокалы и графин с портвейном.

Они продолжали разговоры до тех пор, пока у Ямины не стали слипаться глаза и она не почувствовала, что с трудом сдерживает зевоту. Ей ужасно захотелось спать.

— Вы устали, — сказал, заметив ее состояние, лорд Кастльфорд. — Сегодня у вас был очень трудный день, вы пережили массу самых противоречивых эмоций. Самой главной, наверное, был страх.

Его слова заставили Ямину вспомнить о том, как ей было страшно в те минуты, когда ее выносили из гарема, о том ужасе, который она испытала, думая, что ее могут в любую секунду обнаружить. Она вспомнила, как боялась того, что английский дипломат мог забыть о своем подарке и ей не удастся оказаться на борту «Индии».