Эми стали именовать Накш — Красавицей, и она заняла место главной фаворитки султана.
Когда у нее родился сын Махмуд, Эми стала главной фигурой в наследовании оттоманского трона. Когда умер старый султан, его племянник стал султаном Салимом III. В своем правлении он полагался на советы Эми.
Он питал страсть ко всему французскому, а власть Эми была практически неограниченной.
Но интриги и насилие в Серале скоро заявили о себе.
Султан Салим погиб, сражаясь вместе с Махмудом, сыном Эми, против тех, кто замышлял свергнуть его.
Но после его смерти султаном стал Махмуд, н Эми вновь оказалась у власти.
Много лет она отстаивала его интересы, направляла его политику и в конечном итоге стала одной из самых могущественных женщин за всю истории Оттоманской империи.
Будучи Султан Валидех, она обладала безграничной властью, и часто говорили, что Наполеону Бонапарту не удалось завоевать расположение Султана именно потому, что его ненавидела Эми.
Эми была двоюродной сестрой его бывшей жены, императрицы Жозефины, с которой она дружила, когда они жили на Мартинике.
На протяжении тридцати трех лет прелестная француженка жила в славе и почете.
В 1817 году, когда она была при смерти, в монастырь Св. Антуана в Пера позвали священника. Там он совершил последние таинства над неизвестной женщиной, и, когда она умерла, он отпустил все ее грехи.
Единственный свидетель этой сцены, бородатый мужчина, в слезах бросился на пол возле ее смертного одра.
Это был последователь Пророка, Повелитель Повелителей, султан Махмуд. Он жалобно взывал к Аллаху, скорбя о потере любимой матери.
Подобные истории помогали скоротать долгие часы в гареме, точно так же как гадание на картах или рассматривание хрустального шара приносили надежду на то, что судьба смилостивится и внимание султана переключится с Михри на других женщин.
Но Ямина поймала себя на том, что следит за черным евнухом, прислушивается к шепоту рабов и думает, не замышляет ли кто-то что-нибудь против нее, против Михри и против самого султана!
Страх всегда присутствовал здесь, как шипение змеи в траве, иногда такой неуловимый, что Ямине казалось, будто это плод ее воображения; иногда же — вполне ощутимый и леденящий душу, что было просто невозможно не дрожать.
— Что же мне делать? — вновь и вновь спрашивала Ямина.
По ночам она пыталась молиться, но почему-то Бог, который сопровождал ее всю жизнь, словно потерялся рядом с могуществом Аллаха, которому каждый правоверный мусульманин возносил молитву два раза вдень.
Жизнь шла своим чередом — неторопливая, подчиняющаяся определенному распорядку жизнь гарема, где каждый занимал предписанное ему место. Чтец Корана, главная нянька, надзиратель за банями и даже медники, садовники, плотники, штукатуры, резчики по дереву и телохранители, которые заходили в гарем, но строго соблюдали при этом все здешние правила.
По настоянию Михри Ямине удалось пропустить уроки искусства любви. Вначале она притворилась больной, на следующий день сказала, что ее вызвала к себе Михри — хотя, как предупредила ее черкешенка, этим предлогом можно было воспользоваться только один раз.
На третий день, как раз когда Ямина пыталась придумать, что же сказать гаремлик, ее позвали в комнату Михри.
Ямина сразу увидела, что икбал выглядит взволнованно и в то же время необычайно красиво.
Ее одежда была более роскошной, чем обычно, а этих бриллиантовых ожерелий и браслетов Ямина еще не видела.
— В чем дело? — спросила она, когда дверь закрылась и они остались одни.
Михри прижала палец к губам. Затем, взяв Ямину за руку, она повела ее к окну. В отличие от других комнат дворца здесь их разговор невозможно было подслушать.
Михри обняла Ямину и прошептала ей на ухо:
— У меня есть план вашего побега, но у нас очень мало времени!
— Что за план? — спросила Ямина, ощутив, что при мысли о побеге ее сердце бешено застучало в груди.
— Вначале вы должны переодеться, — сообщила Михри.
— Но зачем? — удивилась Ямина.
— Предоставьте все это мне, — еле дыша, произнесла черкешенка.
Она отошла от Ямины и громко хлопнула в ладоши.
Когда на ее зов прибежали рабыни, девушка гневно закричала:
— Вот, значит, как вы выполняете мои распоряжения? Вы дали моей сестре это тряпье? Она надевала эти вещи два — нет, три раза! Этим вы оскорбляете меня — икбал, любимицу великого падишаха!
Рабыни оцепенели от ужаса.
— Нет, нет, госпожа! Мы не хотели сделать ничего плохого! Ваша сестра сама выбрала для себя одеяния. Мы здесь ни при чем!
— Еще как при чем! — не унималась Михри. — Мне стыдно, так стыдно, что вы унижаете мою сестру своей неумелостью и никчемностью! Она должна сию же секунду переодеться! Принесите сюда сундук, который стоит в коридоре. В нем новая одежда, которую я заказала для себя, но теперь решила отдать своей сестре.
Смертельно перепуганные гневом своей госпожи, рабыни немедленно побежали исполнять приказ. Вернувшись, они принесли богато украшенный сундук, расписанный в восточном стиле, с золотыми замками и петлями.
Трясущимися пальцами они расстегнули энтари Ямины, которое показалось ей невероятно красивым, когда она впервые надела его. Но теперь из сундука рабыни достали куда более роскошную одежду — пожалуй, эти вещи могли сравниться лишь с теми, что носила сама Михри.
Полдюжины рук облачили Ямину в газовую сорочку, такую тонкую, что ее можно было бы продеть через золотое кольцо. Сорочка была с глубоким, до талии, декольте, оставлявшим грудь открытой.
Просторные шаровары стягивались у щиколоток расшитыми драгоценными камнями завязками, а алое шелковое энтари, также усыпанное самоцветами, застегивалось на жемчужные пуговицы. Рукава доставали чуть ли не до пола, а пояс был украшен жемчугом и аметистами.
В темные волосы Ямины рабыни вплели золотые цепочки с бриллиантами, надели на ее пальцы кольца, а на запястья — браслеты.
— Ну вот, теперь совсем другое дело! — сказала Михри, с сердитым видом наблюдавшая за работой женщин. — Можете идти, — продолжала она, — но только попробуйте позволить моей сестре вновь появиться в таком виде, и я прикажу выпороть вас так, что вы будете молить о пощаде!
Рабыни, дрожа от страха, молнией вылетели из комнаты.
Когда они исчезли из поля зрения, Михри на мгновение замерла, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает под дверью. Затем она прошептала Ямине:
— Полезайте в сундук!
Ямина удивленно посмотрела на нее.
— Что… ты имеешь в виду? — спросила она.
— То, что сказала! Для вас это единственный способ бежать отсюда! Вчера вечером султан сказал мне, что сегодня утром он принимает гостей. Но вначале он хочет побыть со мной и потому встретится с ними позже, и отправит одного из них — я не расслышала его имени — на королевской ладье к кораблю, который пришвартован на Босфоре.
— И ты хочешь сказать… что я… отправлюсь с ним… в сундуке? — спросила Ямина.
— Другого выхода нет, — ответила Михри. — Но корабль английский!
Ямина взглянула на нее широко раскрытыми глазами.
Слово «английский» прозвучало для нее зловеще. И в то же время она знала, что в данный момент уж лучше стать пленницей англичан, чем отправиться в гарем черного евнуха.
После того как Михри сообщила ей о его намерениях, Ямина не тратила времени попусту. Другие женщины с готовностью рассказали ей о том, что происходит во владениях черного евнуха.
О криках, что слышались в ночной тьме, о женщинах, которые исчезали после того, как становилось известно, что Кизляр Ага разгневался на них, о побоях, пытках и истязаниях — настолько неприятных, что Ямина пыталась пропускать подробности мимо ушей.
Все услышанное лишь усилило ее страхи, и Ямина еще больше прониклась ужасом. В отчаянии Ямина решила, что, если черный евнух попросит султана отдать ее ему в качестве подарка, она покончит с собой.