«Смогу ли я быть такой?» — спрашивала себя Ямина, но ее мысли уклонялись от ответа на этот вопрос.

— Помоги мне, отец! Помоги! — молилась она.

Девушка вновь прочитала молитву об усопших, которую когда-то произносила над гробом матери.

Но сейчас не будет ни службы, ни священника.

Ее отец не сможет получить последние церковные обряды, и все же она чувствовала, что это не важно для Великого Будущего, где — она была уверена — он сейчас находился, в безопасности и свободный от всякой боли.

Ямина произнесла последние слова заупокойной молитвы:

«Упокойся с миром. Аминь»

Затем она поднялась на ноги, перекрестилась и в последний раз взглянула на отца, которого так любила и который любил ее.

В последние годы они стали очень близки, а здесь, укрываясь в крошечном турецком домике, они стали ближе друг к другу, чем когда-либо.

Иногда им даже не было нужды разговаривать; каждый знал, о чем думает другой.

Часто, рассуждая на интересующие их темы, они даже забывали, где находились, словно мысленно уносясь в прошлое — в Византийскую империю, в Древний Китай или Египет времен фараонов,

«Кто теперь будет говорить со мной обо всем этом?» — печально подумала Ямина.

Затем она поняла, что время идет. В последний раз посмотрев на отца полными слез глазами. Ямина вышла из комнаты и спустилась вниз.

Хамид держал в руках чадру. Он молча закрыл ею лицо Ямины, а затем накинул ей на плечи черную паранджу.

— Вы немного подождете, госпожа? — спросил он.

Ямина кивнула, не в силах произнести ни слова.

Хамид поднялся наверх. Ямина слышала его шаги; она знала, что он разливает купленный на базаре керосин на полу вокруг кровати.

Затем он спустился в кухню и облил керосином пол, мебель и стены.

Наконец он молча открыл дверь, и Ямина вышла.

Па улице ее уже ожидал присланный из гарема паланкин. Он был похож на носилки, на которых в курортном городе Брайтоне, в Англии, носили старушек.

Глухонемые отвели взгляд, когда Хамид помогал Ямине забраться в паланкин. Затем красные шторы плотно задвинулись, и никто из прохожих не смог бы разглядеть, кого несут в паланкине.

Глухонемые уже собирались взяться за длинные шесты паланкина, но Хамид жестом попросил их подождать и вернулся в дом. Подглядывая в щелку между шторами. Ямина поняла, что он собирается сделать, и затаила дыхание.

Через несколько секунд она увидела в окнах первого этажа золотисто-алое пламя, которое разжег Хамид. Через секунду он вышел из дома, закрыв за собой дверь. Старый слуга подошел к паланкину и подал глухонемым знак поднимать его и отправляться вниз по холму.

В этот момент весь разлитый Хамидом керосин загорелся, и языки пламени вырвались через окна и дверь.

Прежде чем по команде Хамида пуститься в дорогу, глухонемые удивленно обернулись в сторону горящего дома.

Оглянувшись, Ямина увидела пламя в окнах второго этажа; оно уже перебиралось на крышу.

Выше и выше, сильнее и сильнее, огонь разгорелся до такой степени, что его рев стал слышен на расстоянии, и он, казалось, освещал весь квартал.

Люди выбегали из домов, чтобы посмотреть, что происходит.

К этому времени они уже почти скрылись из виду, и Ямина задернула шторы, более не желая смотреть на пожар.

И все же, почти непроизвольно, словно почувствовав, что теперь паланкин несут по дороге к городу, она наклонилась к шторе, чтобы бросить взгляд на свое последнее пристанище.

Кипарисы загораживали ей вид, но все же сквозь их темные ветви было видно красное зарево.

Ямина подумала, что это был величественный погребальный костер, который наверняка понравился бы отцу.

«Ты умер в сиянии славы, папа» — хотела сказать ему Ямина, и ей почти показалось, что он услышал ее слова и улыбнулся в ответ.

Затем, прежде чем задернуть шторы и откинуться на спинку сиденья в полутьме паланкина, она взглянула на дорогу и увидела, что в их сторону едет мужчина на коне.

Ямина мгновенно узнала лорда Кастльфорда.

С тех пор как она приехала в Константинополь, девушке еще ни разу не приходилось видеть никого похожего на него.

Не только его элегантная одежда для верховой езды напомнила ей о мужчинах, которых она знала в Санкт-Петербурге, но также и его надменный вид. Только англичанин может выглядеть таким отчужденным, таким равнодушным к тому, что происходит вокруг него.

И все же ей пришлось признать, что верхом на породистом коне этот мужчина выглядел очень элегантно.

Когда паланкин поднесли ближе. Ямина задумалась, что же он делает именно на этой улице в бедняцком районе города. Затем она решила, что знает ответ на этот вопрос.

Неужели он ищет ее? Неужели до сих пор столь настойчив в своем намерении нанести ей визит, который она так ловко предотвратила вчера?

Может быть, лорд Кастльфорд решил, что встретит ее здесь. А может, это она просто выдумала, и к этому времени он уже забыл девушку, которой помог выбраться из неприятной ситуации.

Они подошли еще ближе, и Ямине внезапно захотелось окликнуть его.

«Предположим, — подумала она, — я попрошу его о помощи? Расскажу, в какой сложной ситуации оказалась, что я на самом деле русская, но, конечно же, не шпионка?»

Поможет ли он? Есть ли на это хоть какой-то шанс?

И Ямина поняла, что эта идея просто абсурдна.

Что сможет сделать лорд Кастльфорд, остановившийся в британском посольстве? Конечно, немедленно передаст ее турецким властям!

Будучи дипломатом и гостем Великого Эльчи, он, конечно же, станет вести себя согласно всем правилам. Иначе и быть не может.

Теперь уже Ямина слышала топот копыт его коня. Они поравнялись друг с другом. Может, он узнает Хамида?

Девушка затаила дыхание.

Затем она поняла: крайне маловероятно, что такой надменный и равнодушный человек, как лорд Кастльфорд, станет присматриваться к простому турку, шагающему рядом с паланкином.

Хамид ничем не отличался от тысяч других турок, которые были точно так же одеты и казались — особенно для иностранцев — все на одно лицо.

Они разошлись каждый в свою сторону.

Топот копыт затихал вдали, и Ямина вновь задернула шторы.

Он не мог помочь ей. Никто не мог! Чему быть, того не миновать! В этом и заключался восточный фатализм, и Ямина должна была принять его.

Впоследствии Ямина могла лишь с трудом вспомнить свое первое впечатление от величественных, из белого мрамора, ворот дворца Долмабахчи.

Ей еще предстояло узнать, что он являет собой смесь турецкого и европейского архитектурных стилей, что отвечало требованиям султана к современному и удобному строению.

Большое, массивное здание занимало огромный участок земли. С одной стороны струил свои воды Босфор, с другой зеленели парки и холмы. По сравнению с древним Сералем, темным и мрачным, этот дворец казался поистине сказочным сооружением.

К центральному корпусу были пристроены два огромных крыла. Внизу, перед широкой белой лестницей, ведущей от главного входа во дворец, поджидала королевская ладья, готовая по волнам перевезти султана в любую часть его владений.

Впоследствии Ямина поняла, что вряд ли можно придумать более красивое или более удобное средство передвижения для султана.

Через стрельчатое окно Ямина полюбовалась этим легким как перышко, белоснежным, с розовыми и золотыми краями судном.

Лодку приводили в движение двенадцать гребцов в белых шелковых одеждах и алых фесках; они гребли позолоченными веслами. На носу располагался шатер из темно-красного бархата на золотых колоннах. Под ним стоял обтянутый шелком диван, на котором мог отдыхать правитель.

У штурвала стоял араб в золотисто-алой накидке, корму сторожил золотой орел с распростертыми крыльями.

Но все это было лишь малой частью красоты, роскоши и величия дворца Долмабахчи.

Когда Ямину пронесли через огромные главные ворота и она поняла, что Хамид не сможет дальше сопровождать ее, девушку на мгновение охватила паника. Она подумала, что нужно выпрыгнуть из паланкина и побежать обратно на улицы города, прежде чем ворота закроются за ней.