Огни снижались прямо на них, становясь все больше и сияя все ослепительнее. Вскоре на них уже больно было смотреть.

Ниари приготовился к съемке, но его так трясло, что он даже подумал: «Ну и снимки же у меня получатся!»

— А если эти штуки остановятся и откроются двери, вы туда войдете? — спросил он.

— Если они остановятся, я пойду домой.

— Звук! Слышите? — спросил Ниари.

Рев неизвестных моторов нарастал так стремительно, что людей охватил страх. В небе стало светло как днем, и все увидели… два снижающихся военных вертолета. Воздух от вертолетных турбин трепал полы одежды собравшихся людей. Их обдало горячим воздухом, газовыми парами. Воздушный вихрь засасывал пыль, платки и шапки.

Снесенные потоком ветра алюминиевые стулья, картонные столы, одеяла и прочие предметы своеобразного пикника оказались разбросаны в радиусе, по крайней мере, нескольких десятков метров.

Ниари растерянно наблюдал, как два военных вертолета парили над ним на высоте двенадцати футов. Видел, как у ослепленной огнями вертолетов маленькой старушки вихрем вырвало из альбома фотографии, закружившиеся в потоке воздуха.

Барри испуганно вскрикнул и попытался убежать, но Джулиан схватила его:

— Барри, это всего лишь вертолеты!

— Да! — закричал Ниари сквозь шум и пыль. — Это наши вертолеты!

Воздушный вихрь от роторов заставил задрожать дорожные знаки. Ниари некоторое время наблюдал за ними. Знаки вибрировали точно так же, как и в ту загадочную ночь, когда это представлялось чем-то диким, сверхъестественным. И Ниари усомнился в существовании НЛО.

Здесь, в пустыне, звезды казались больше и были похожи на большие бриллианты, особенно на горизонте, на фоне поднимающегося от земли после еще одного жаркого дня горячего воздуха.

В Барстоу, в Калифорнии, была полночь. В центре полетов Голдстоун огромное параболическое ухо радиотелескопа прослушивало небо.

Для всех непосвященных станция «14» не работала, она якобы находилась на капитальном ремонте, но это было всего лишь прикрытием. Эксперимент проводился в условиях строжайшей секретности. Двухсотдесятифутовая тарелка радиолокатора сейчас была направлена в «глубокий» космос и держала под наблюдением пространство планет Викинг, Гелиос, Пионер, Юпитер, Сатурн и других.

Внутри блокгауза была вывешена табличка, наводящая на ложный след каждого, кто сюда входил. На ней значилось: «Центр по обработке данных сети радиотрансляционных установок. Вход только для дежурного обслуживающего персонала! Контактный адрес: МС КОРСКОН 5883».

Выполнявшая функцию часового, специальная установка, идентифицирующая отпечатки пальцев, блокировала проход к изолирующей вакуумной двери.

Именно эта ночь стала самой беспокойной.

Шестеро вошедших приложили свои ладони к входной установке, оставив отпечатки. Спустя некоторое время дверь с шипением открылась. Помещение, находившееся за ней, было похоже скорее на склад, чем на компьютерный центр слежения за глубоким космосом. В центре пустого затемненного пакгауза находилась геодезическая кабина, установленная на высокой плоской платформе.

Внутри кабина была сплошь заполнена всякого рода оборудованием: мониторами, телеметрическим устройством слежения, состоящим из сложных металлических конструкций, приемо-передающими устройствами и командным пультом управления. Свободного пространства почти не оставалось, и члены экспериментальной группы с трудом разместились между всем этим оборудованием. Клод Лакомб разучивал мелодию из пяти нот на мини-синтезаторе «Ямаха». Вся эта картина была похожа на шутку-проделку университетских студентов-вундеркиндов.

Лакомб резкими отрывистыми движениями касался клавиатуры музыкального инструмента. В извлекаемых из синтезатора звуках нельзя было не узнать индийскую мелодию. Это была небесная музыка Бенареса. Сейчас она исполнялась для проверки гипотезы осуществления с ее помощью контакта с инопланетянами.

И вот пришел ответ! Электронное считывающее устройство КРТ донесло до слуха людей точно такую же мелодию. Установка IBM преобразовывала звуковые сигналы в оттиски на бумажной ленте.

Как ни пытались члены группы, но при первом рассмотрении прочесть и понять написанное не представлялось возможным — это была цифровая информация. Было очевидно, что каждой черточке соответствует импульс. Интервалы между импульсами, количество импульсов между паузами отличались друг от друга. В том, что это являлось неким посланием, Лакомб почти не сомневался. Он очень волновался. Сеанс связи продолжался уже пятнадцать минут.

— Ребята, внимание! — выкрикнул консультант по эксплуатации приборов. — Я подсчитал: мы получили следующие образцы: сто четыре импульса перед паузой и пять секунд, потом сорок четыре импульса и снова пауза в пять секунд, затем тридцать частых импульсов с интервалами в шестьдесят две секунды. Потом идут совсем другие сигналы: сорок плюс пять, тридцать шесть плюс пять, десять плюс интервал, и так далее, до ста четырех.

Лакомб снова проиграл пять нот в передающее устройство.

— Интересно, каков будет ответ на этот раз? — спросил консультант по эксплуатации Кэл Тэч.

Лакомб посмотрел на него и пожал плечами. Может быть, завтра они уже будут знать, что все это означает, но сейчас надо продолжать двадцатичетырехчасовой эксперимент, не прерывая наблюдения.

Каждый мучительно искал ответ на полученную загадку. Наступила тишина. Задумчиво глядя на числа, парень с взлохмаченной головой первым нарушил тишину:

— Нет, это явно не мой учетный номер в органах безопасности. Слишком много простых чисел.

— А может быть, это вес монет разного достоинства, полученных в Мак-Дональдсе за прошлый месяц? — пошутил кто-то.

Все засмеялись, кроме Лакомба. Француз не понял шутки и посмотрел на Лафлина в ожидании перевода, однако тот молчал. Все внимание Лафлина было сосредоточено на полученных числах. Лакомб внимательно следил за ним.

— Прошу прощения, — произнес, наконец, Лафлин.

Но его не услышали из-за оживленного разговора, который вели между собой участники эксперимента.

— Прошу прощения, — громче повторил Лафлин, пытаясь привлечь к себе внимание. Стало тихо, даже звукосниматель прекратил свою работу. Наступившая тишина совпала с окончанием приема.

— Перед тем, как я стал переводчиком, я работал картографом. Полученные числа кажутся мне очень похожими на координаты: долготу и широту.

Никто не пошевелился, все смотрели на Лафлина.

— Мы получили три группы чисел, верно? Первая состоит из трех простых цифр, а две последние группы меньше шестидесяти.

Лафлин встал, направляясь к Лакомбу.

— Эврика! — воскликнул Лакомб.

Подхватив высказанную идею, все разом заговорили, нарушив стоявшую до того тишину.

— Может быть… Может быть, они сообщают свое положение в космосе: правильное восхождение и наклон?

— А может быть, дают нам свои координаты в галактике?

— Ни в коем случае, — возразил кто-то. — Это не соответствует направлению нашего локатора. Я думаю, что тот парень прав. Это земные координаты.

Это было просто непостижимо. Кабина моментально опустела. Все побежали в кабинет, где в углу на подставке покоился большой глобус. Толкая и стараясь опередить друг друга, участники экспедиции, словно подростки, ворвались в кабинет, налетая на стулья и опрокидывая их, прокладывая себе путь к глобусу. Они попытались сдвинуть глобус вместе с подставкой, но она весила около трехсот фунтов. Тогда один математик, словно фокусник поддев глобус плечами, снял его с кронштейна и потащил с собой в коридор. Остальные члены группы пришли ему на помощь, и модель Земного шара, переходя из рук в руки как волейбольный мяч, поплыла, повернув за угол, к аудиокабине. Лафлин проследил направление долготы от Южного полюса.

— Антарктика, океан… океан… океан… — пропустив острова, он дошел до Мексики, пересек Пуэрто-Валарта.