В слепящих гигантских завихрениях песка и вырванной солончаковой полыни показались силуэты семи человеческих фигур. Они то появлялись, то исчезали в тоннах падающей бесконечным потоком земли.

Именно здесь, в этом месте пустыни, недалеко от большого городка Санойта в северной Мексике, их ожидали три агента федеральной мексиканской полиции, несколько ошеломленные происходящим. Их ослики, издавая истошные крики, еще больше заметались, почувствовав приближение незнакомцев. Они лягали и отбрыкивали все, что попадалось им под ноги. Фигуры людей были почти около них.

Временами сквозь пелену песка неясно вырисовывалось первое здание поселка, которое стояло на перекрестке дорог и выглядело призрачным и зловещим. Солнце находилось прямо над головой. Его кроваво-красный цвет сочетался с цветом старой неоновой вывески с надписью «Кока-Кола» на глинобитном сооружении, именуемом «Оазис Кантина».

Первым сквозь ветер пробился высокий мужчина в костюме цвета хаки. Он приветствовал полицейских резким кивком головы и по-испански прокричал:

— Мы прибыли первыми?

Несмотря на безукоризненное произношение, мужчина был явно иностранцем, но определить его национальность было трудно: лицо закрывали темные защитные очки фирмы «Роммел» и кожаная носовая повязка.

— Так мы здесь первые? — повторил он вопрос.

В ответ полицейский кивком головы указал на юг, где в призрачной дымке вырисовывалась еще одна группа исследователей.

Так в окрестностях Санойты во время песчаной бури встретились две поисковые экспедиции. Всего их было четырнадцать человек. Последовали краткие рукопожатия, раздались сдержанные голоса.

— Среди вас говорит кто-нибудь по-французски? — спросил мужчина с замаскированным лицом с типичным американским акцентом, слегка провинциальным, возможно, штата Огайо или Теннеси.

— Да, сэр. Но по специальности я не переводчик, — отозвался самый низенький человек из второй прибывшей группы. Боясь, что его могли не услышать из-за воя ветра, Давид Лафлин сказал более громко и уверенно:

— Мое занятие — картография и топография. Я картограф.

— Вы можете переводить с английского на французский и с французского на английский?

— Да, но только имейте в виду: мне платят не за это.

В этот момент другая фигура выступила вперед, протянула руку картографу и заговорила на ломаном английском языке, с явным французским акцентом:

— Вы мосье… э-э… Лу-о-лин?

— Лафлин, — мягко поправил Лафлин и пожал ему руку. Что-то в голосе француза было такое, что располагало к мягкому и вежливому ответу.

— Оу, да, да… пардон, простите, — весело и извиняюще ворковал француз, мешая французские и английские слова. Затем он заговорил только по-французски:

— Господин Лафлин, как давно вы участвуете в разработке операции вместе с нами?

Лафлин ответил, тщательно подбирая слова:

— С тех пор, как моя страна стала сотрудничать с французами в области данных исследований. С 1969-го. Я присутствовал на переговорах в Монтсореу, которые проходили на той самой неделе, когда присоединились французы. Поздравляю вас, господин Лакомб.

Вся команда Лакомба порывалась идти дальше, надеясь увидеть то, ради чего был проделан весь этот путь.

В это время мексиканские полицейские, несколько опережавшие всю процессию, закричали что-то, указывая туда, где все еще свирепствовал сильный ветер. Из-за непрерывно бьющего в глаза песка и пыли то, что открылось их взору, временами напоминало стрекозу с размахом крыла в 50 футов. Люди осторожно приближались к загадочному предмету.

Поперек дороги находилось нечто. Было похоже, что оно имеет колеса с крыльями, хвост и пропеллер. По бокам была маркировка, на одном из крыльев — цифры. Когда красный от песка ветер на какое-то время стих, все увидели еще шесть точно таких же предметов. Это были морские торпедные бомбардировщики Граммен ТБМ Овенжер приблизительно времен второй мировой войны.

Экспедиция здесь же остановилась на привал. Лакомб отошел на несколько шагов, поднял свои залепленные комками грязи защитные очки. Необыкновенное чувство умиротворения охватило его. Казалось, он был погружен и размышления над увиденным.

Лакомб глубоко вздохнул, тыльной стороной руки стер с языка частички песка, надел стерильную полиэтиленовую перчатку и отдал первые приказания Лафлину. Лафлин понимающе кивнул ему и прокричал по-английски:

— Снимите таблички, номера маркировок со всех машинных отсеков.

Уже секунд через четырнадцать весь личный состав экспедиции ползал вдоль крыльев и хвоста, открывая люки, крышки, отвинчивая крепежные болты. Вся работа проводилась в специальных защитных стерильных перчатках. Один из технических работников открыл верх кабины. Она легко, плавно и без зацепок сдвинулась с места. Пазы и шарикоподшипники были в отличном состоянии, как новые.

Другой работник, также в перчатках, используя хирургический пинцет, извлек из-под приборной доски календарь. Это был путевой листок. Последняя запись была: «Спецаэродром Пенсакола. Флорида». Но самым удивительным оказалась дата вылета.

— Господин Лакомб! — закричал, задыхаясь от волнения, техник. — Он датирован маем.

— Что?

Лакомб обратился за переводом к Лафлину, но техник опередил его:

— С декабря 1945 года по май.

Лакомб просиял и через Лафлина приказал:

— Проверьте, есть ли горючее… бензин в баках. Посмотрите, будет ли бензин поддерживать горение.

У телохранителя Лакомба, стоявшего рядом с Лафлином, от удивления отвисла челюсть.

— Бог мой! Эти крошки в отличной форме! Не может быть!

Другой техник сверял номера по своему списку:

— Все номера машинных отсеков совпадают, так же, как и номера крыльев.

Несмотря на усиливающийся временами ветер, работа продолжалась.

Кто-то, проверяя действие посадочных огней одного из самолетов, на какое-то время осветил фигуру Лакомба. Защитная повязка, прикрывающая его нос и шею, порывом ветра была задрана высоко ко лбу, глаза возбужденно блестели.

— Возможно ли это? — произнес Лакомб.

Сбитый с толку и ничего не понимающий Лафлин слегка толкнул локтем телохранителя:

— Простите, не введете ли вы меня в курс дела?

Роберт, наклонившись к нему, как бы по секрету сообщил:

— Это вылет 19.

— Ну и что из этого?

— Вылет 19. Разве вы ничего не знаете? Эта эскадрильи самолетов стартовала из Пенсаколы на тренировочные маневры в мае 1945 года… И никто их больше не видел. До сегодняшнего дня. Вот и гадайте…

— Но где пилоты? Где экипаж?

Их беседу прервали громкие, но неразборчивые крики, раздавшиеся совсем рядом, в нескольких шагах. Лакомб, а за ним и Лафлин сразу же направились в ту сторону. На пороге Кантины три мексиканских федеральных агента обступили нервно суетящуюся крошечную фигурку человека. Голоса полицейских не умолкали.

Лакомб сразу же посмотрел в сторону Лафлина, давая понять, что без его помощи никак не обойтись. Но Лафлин только улыбнулся и развел руками:

— К сожалению, я не говорю по-испански…

Положение спас Теннеси-Огайо:

— Они говорят, что этот человек был здесь два дня и что он видел, как все это случилось.

Француз опустился на одно колено и рукой в стерильной перчатке приподнял подбородок совсем оробевшего человека. Мексиканец плакал, но не это приковало внимание Лакомба. Половина лица человека была вишнево-красного цвета и покрыта волдырями от лба до ключицы. Это был самый ужасный ожог, который когда-либо в жизни приходилось видеть Лафлину на смуглом лице, привычном к раскаленному летнему солнцу Мексики.

Человек поднял голову, силясь что-то сказать, но не смог произнести ни слова.