Джоанна впала в сладостное забытье, но еле слышный внутренний голос подсказал ей, что так не годится. Ведь секс предназначен для двоих.
- Я тоже хочу ласкать тебя. - Выпростав руку, она положила ее ему на грудь.
- Потом. - С восхищением глядя на нее, он поднес ее руку к губам и перецеловал все пальчики один за другим. - Сегодня я буду любить тебя. Так что расслабься, и все.
Прикосновение его рук было таким ласковым, спокойным и умиротворяющим, что она не нашла в себе сил спорить. Закрыв глаза, она позволила этим восхитительным ощущениям захлестнуть себя, целиком отдавшись любимому.
Он страстно приник к ее губам, и голова у нее совсем пошла кругом. Он покрывал ее тело жадными поцелуями, и она окончательно утратила способность владеть собой. Он вновь и вновь нашептывал ей на ухо невыразимо прекрасные слова, и она сделалась податливой, словно воск. Руки его по-прежнему ласково ощупывали ее тело, но в их нежных прикосновениях ощущалась спокойная, неубывающая сила.
Губы его осыпали ее всю медленными, восхитительно возбуждающими поцелуями, обдававшими жаром ее разгоряченную кожу.
- Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, - тихо произнес Редклифф.
Губы его прижались к ее сорочке цвета эбенового дерева, оставив на ней влажный след, и Джоанна, вконец утратившая власть над собой, содрогнулась всем телом в порыве экстаза.
- Все, что захочешь.
Эти слова, слетевшие с ее дрожащих губ, были истинной правдой. Она была готова дать ему все, что он захочет. По мере нарастания его ласк она все больше проникалась уверенностью в том, что готова на все, лишь бы он был рядом.
- Обещай, что никогда не перестанешь носить такое сексуальное белье. - Редклифф нисколько не сомневался, что при виде Джоанны в этом на редкость соблазнительном французском белье он будет возбуждаться так же, как и сейчас, даже когда им обоим исполнится по девяносто лет.
- Обещаю, - выдохнула она в тот момент, когда он обхватил губами ее сосок.
Его ладони принялись нежно ласкать ее дрожащие ноги с внутренней стороны, и она радостно раскинула их, чувствуя, даже в полубессознательном состоянии, что никогда еще не была более беззащитной. Даже в те жуткие мгновения, когда рядом с ней был Бертье.
И все же, ощущая прикосновения его губ, ласкавших ее ноги, его языка, осторожно касавшегося родинок, его жаркое дыхание, согревавшее ее тело сквозь шелковую материю, уже ставшую влажной от ее собственного пока еще неудовлетворенного желания, Джоанна никогда еще не чувствовала себя спокойнее. Потому что Редклифф любит ее. А любовь - это сильнее, чем страсть, чем потребность в близком человеке. Любовь этого человека была для нее всем, чего она желала, даже не отдавая себе отчета в этом желании.
Умелыми, ловкими движениями Редклифф стянул с нее сорочку, затем трусики, и пальцы его принялись перебирать пушистые золотисто-рыжие завитки у нее между ног. Он припал губами к пульсирующему, возбужденному клитору, и Джоанну затопила жаркая волна удовольствия.
- Ты такая нежная, что просто не верится.
Эти слова, сказанные срывающимся от волнения голосом, еще больше распалили ее плоть, млевшую под его жаркими и невыразимо чувственными поцелуями - под стать тем, которыми он покрывал перед этим ее губы.
- Ты такая податливая.
Джоанна едва удержалась от крика и выгнулась всем телом, полностью доверяя и отдаваясь ему. Все ее чувства обострились до предела, и малейшего прикосновения было достаточно, чтобы ее бросило в жар. Казалось, ее разгоряченное тело превратилось в один тугой жаркий комок. Она судорожно открыла рот, чтобы глотнуть воздуха, но вдруг задрожала и, наконец обессилев и потеряв ориентацию, упала навзничь на постель.
Она такая чувственная! - мелькнула у Редклиффа мысль. Такая нежная. И она моя. Целиком моя.
Он крепко прижал к себе ее дрожащее тело и спрятал лицо в ее волосах. Он возблагодарил судьбу, которая по какому-то странному капризу даровала ему встречу с этой женщиной.
Джоанна спокойно лежала в его объятиях, пока дрожь не прекратилась. Ей хотелось рассказать Редклиффу обо всем, что она сейчас чувствует, но, не в силах прийти в себя после только что полученного наслаждения, она не могла найти подходящих для этого слов.
Она должна показать ему, как любит его. Она прижалась губами к жилке, бьющейся у него на горле.
- Я люблю тебя, - шепнула она и стала потихоньку сползать с него, покрывая его грудь жаркими поцелуями, оставлявшими влажный след на коже. - Люблю. - Она обхватила руками его мокрое от пота тело. - Люблю.
Следуя примеру Джоанны, Редклифф целиком отдал себя в ее власть, позволив ей делать с собой все, что заблагорассудится. Она в полной мере воспользовалась этим, наслаждаясь прикосновениями к его стальным мускулам, судорожным вздохом, вырвавшимся у него, когда она нежным, чувственным движением губ дотронулась до его плоского живота, хриплым стоном, слетевшим с его губ, когда она коснулась губами его твердого, словно камень, пениса.
Она нежно трогала губами его пульсирующий член, лаская его от самой головки до яичек. Горячая волна затопила Редклиффа. Ему казалось - еще немного, и остатки еще сохранившегося у него самообладания разлетятся в пух и прах.
- Родная, - простонал он, запуская руку в копну ее густых волос, - если ты не перестанешь, я сейчас… Господи, Джанни!…
Он почувствовал, что еще немного - и наступит разрядка, поэтому вовремя заставил себя отпрянуть, сгреб ее в охапку и, крепко прижав к груди, стал жадно хватать ртом воздух, стараясь взять себя в руки. Сумев, пусть ненадолго, совладать с собой, Редклифф уложил Джоанну на спину и нагнулся над ней. По-прежнему чувствуя дрожь в руках, он откинул спутанные пряди золотисто-рыжих волос с ее лица.
- Я люблю тебя.
Он нежно овладел ею, уступая жаркому плотскому желанию, которое влечет мужчину к женщине, а женщину к мужчине. Со сдавленным вздохом она всем телом подалась ему навстречу.
Немногим позже, лежа в его объятиях и чувствуя, как ровное дыхание постепенно возвращается к ней, Джоанна, поклявшаяся себе еще раньше, что не будет жаловаться, тихо сказала:
- Жаль, что мы не можем быть вдвоем все время.
- Да, - отозвался Редклифф глухим от горечи и неизбывной грусти голосом. - Не падай духом, дорогая. Я кое-что придумал. Единственное, что от нас с тобой требуется, - это запастись терпением. Тогда все будет хорошо.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как довериться ему. И ждать.
Маленькая девочка сидела, прижавшись к внутренней стенке платяного шкафа и зажмурив глаза, словно это могло отпугнуть чудовищ, маячивших неподалеку.
Эти чудовища убили ее маму и папу. Воспоминание об этом кровавом зрелище по-прежнему темно-алым пятном расплывалось у нее перед глазами.
Так будет еще долго.
Она боялась, что чудовища убьют и ее, но Мэри подхватила ее на руки и вместе с ней выбежала из дому. Они выбрались наружу в одних ночных сорочках, на босу ногу, но все-таки сумели улизнуть незамеченными.
Вынырнув из ночи, мимо пронеслась легковая машина. Мэри крикнула, но машина не остановилась. Элисон лишилась дара речи от того ужаса, которому стала невольной свидетельницей.
А затем снова наступил день. Спрятавшись в гостиничном номере, они стали ждать какого-то телефонного звонка. Мэри заверила девочку, что тогда все решится само собой.
Но никто так и не позвонил. А вскоре чудовища нашли их. И убили Мэри так же, как перед этим убили родителей Элисон. Мэри заранее заперла девочку в темном шкафу, и та не видела, как чудовища убивали ее няню - женщину, которую она привыкла считать своей матерью, в отличие от той ослепительной красавицы, которая доводилась ей матерью на самом деле.
Но Элисон слышала рыдания Мэри. Даже зажав уши обеими руками, она не могла не слышать сначала ее сдавленные всхлипывания, потом душераздирающий вопль. Пока, к ее невыразимому ужасу, не воцарилась наконец мертвая, гнетущая тишина.
Маленькая девочка утратила всякое представление о времени и пространстве. Единственное, что она знала наверняка, что ощущала всеми фибрами своего хрупкого тельца, - это то, что чудовища все еще здесь. Они здесь, за дверью. И только и ждут возможности слопать ее точно так же, как большой злой волк съел бабушку маленькой Красной Шапочки, а потом и ее саму.
