- Грандиозно! - произнесла она с легким вздохом удовлетворения. - Вы знаете толк в ресторанах, мистер Морино.

Ее накрашенные губы оставили на лепешке красный след в форме полумесяца, а уголок рта испачкался в сливках. Она, словно кошка, сняла их языком, и Редклифф почувствовал, как тело его наливается тяжестью.

- Благодарю. - Редклифф сделал большой глоток чая и пожалел, что это не виски.

- По вашему неодобрительному отзыву о вторжении тетушки в область спиритизма, - продолжала Памела, - я делаю вывод, что сами вы не верите во всякие таинственные явления, которые случаются по ночам.

- Нет, конечно. Хотя я и рос в окружении всяких суеверий, колдовства, сам никогда не увлекался миром привидений.

- Колдовства? - Памела подалась вперед, всей своей напряженной позой выражая крайнюю заинтересованность. И снова она напомнила ему романтическую героиню Фицджеральда. Голос ее ассоциировался с лунным светом, мерцанием звезд и шампанским, глаза переливались, как драгоценные камни.

- Я вырос в штате Миссисипи, - пояснил он. - Сейчас это там уже не так широко распространено, как когда-то, но все же еще живы местные суеверия и знахарство, их и называют колдовством.

- Миссисипи, - задумчиво повторила Памела.

Редклифф наблюдал по ее лицу, как что-то происходит в ее очаровательной светловолосой головке. - Ну конечно же! - Она всплеснула руками. - Теперь понятно, откуда у вас этот акцент, который я то и дело улавливаю. Вы потомок французских протестантов.

Она посмотрела на него с откровенным обожанием, как мог бы смотреть ученый на случайно обнаруженный им новый вид животного.

- А это правда, что о вас говорят?

- И что же говорят?

- Что ваш девиз: «Laissez les bons temps rouler»?

- Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга? - Редклифф улыбнулся. - Конечно нет. - Он попытался вспомнить, когда же за последний период жизни он наслаждался тем принципом «эх, раз, еще раз!», на который явно намекала Памела, и не смог.

- Вы меня успокоили. - Ее бархатистый голос, словно чувственные нежные пальцы, вызвал у Редклиффа желание предложить ей немедленно отправиться в вестибюль к регистратуре и взять номер.

- Как часто самые удивительные истории оказываются на деле преувеличением. И влекут разочарование.

Однако выражение лица Памелы говорило о том, что собеседник ее ничуть не разочаровал, а, скорее, наоборот.

- Должно быть, вам нелегко, - стала размышлять она вслух, - управляться со всеми делами, пока тетя Милдред закрывается в библиотеке с этой ужасной старой ведьмой и устраивает сеансы.

- Ничего, я справляюсь, - успокоил Редклифф.

Внутреннее чувство подсказывало ему, что у племянницы Милдред может быть какая-то тайная цель. Правлению понадобится голос Памелы на предстоящем ежегодном собрании. И у Редклиффа не было ни малейшего намерения посвящать ее в истинное положение дел в фирме, перспективы которой в будущем обещали быть далеко не такими радужными, как раньше, помешать чему он не мог.

- Впрочем, так даже лучше для вас, - предположила она.

Редклиффу пришлось бы изобразить глухого, чтобы не услышать призывного тона в ее голосе. А когда она улыбнулась ему, он снова почувствовал глубоко в паху наливающуюся тяжесть.

Памела очаровательно склонила головку. Потом положила ногу на ногу, чувственно прошуршав шелками и соблазнительно продемонстрировав ему кружевную подвязку и полоску гладкого бедра.

Пошел дождь, ровный, моросящий, заструился по окнам, стирая границу между небом и океаном.

- Боюсь, мне следует признаться, что в дела американского филиала предприятия я не вникаю, мне хватает дел со своим лондонским филиалом. Конечно, я не оставляю попыток расширить ассортимент модных товаров в наших универмагах. Но я знаю, что правление нашей фирмы находится в Майами. Вы прибыли в Сарасоту еще до сердечного приступа тетушки. Что вас привело сюда? Дела или желание развлечься?

Еще утром этого дня он ответил бы однозначно - дела. Но ошибиться в подаваемых ею знаках было невозможно, и Редклифф ответил иначе:

- И то и другое.

- Я всегда восхищалась мужчинами, которые умеют и работать на полную катушку, и развлекаться с размахом. - Она глотнула чая и бросила на него выжидательный взгляд из-под шелковистой бахромы искусно накрашенных ресниц. Всем телом подавшись к нему, она положила руку на его колено и посмотрела прямо в глаза.

- Теперь, когда вы выполнили свой долг, поддержав мои угасающие силы, нам следовало бы вернуться в больницу. Одному Богу известно, что там успела натворить эта ужасная женщина и как это отразилось на давлении тети Милдред.

Однако, судя по ее настроению, когда они покидали салон и дожидались, пока им подадут «мерседес» Редклиффа, Памеле меньше всего хотелось сейчас возвращаться в больницу.

Через десять минут Редклифф поставил машину на отведенное для парковки место возле больницы и сказал:

- Мне нужно обсудить с Милдред ряд деловых вопросов. А потом вы, вероятно, захотите увидеться с ней еще раз?

- Нам есть о чем поговорить с тетушкой, - согласилась Памела.

- Я в этом не сомневался. Затем я отвезу вас домой.

- Буду очень признательна. А вы уверены, что я не нарушаю ваше деловое расписание?

Именно так и обстояло дело. Но Редклиффу сейчас было все равно.

Воображение его терзали эротические образы. «Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга».

- Я успею покончить с делами, пока вы будете у Милдред. - Он выключил зажигание и положил ключ в карман. - А когда вы устроитесь дома, я повезу вас обедать.

- Звучит заманчиво, - проворковала Памела.

Не в силах больше сопротивляться соблазнительности кремовой кожи, он провел тыльной стороной руки по ее щеке.

- А потом, после обеда, вы проведете со мной ночь, - объявил он низким голосом, не допускающим возражений. - Всю ночь. В моей комнате. В моей постели.

Губы Памелы медленно раскрылись, и соблазнительная улыбка озарила его жарким пламенем, словно олимпийский огонь.

- Да.

Дни сливались в недели, недели в месяцы, время накатывало словно череда океанских валов, а жизнь Джоанны протекала в трудах праведных под неослабевающим вниманием Бертье.

Дизайнер продолжал придирчиво направлять ее работу, там грубо убирая оборку, тут безжалостно разделываясь с украшением из перьев, которое, как ей казалось, придавало наряду очаровательную сексуальность, и держал ее в постоянном чувственном возбуждении случайными на первый взгляд прикосновениями и интимными улыбками, от которых у нее слабели ноги.

Его личный интерес к новой протеже не остался незамеченным другими помощниками дизайнера. Зависть, широко распространенная в мире моды, поднимала свою уродливую голову и проявлялась в будничных мелочах. Бывали случаи, когда, придя на рабочее место, Джоанна обнаруживала, что уборщица «по ошибке» выбросила вчера ее наброски. Или коллега «нечаянно» проливал кофе на ее рисунки, над которыми она корпела далеко за полночь, торопясь их закончить. Даже ее любимые карандаши исчезали, но, к счастью, потом обнаруживались, к примеру, под грудой грязных полотенец в комнате, служащей им раздевалкой.

Но хотя все как один отказывались принять ее за свою, ничто не могло испортить то приподнятое настроение, с которым она каждый день входила в салон.

Прошло уже четыре месяца с того времени, как Джоанна стала работать. И однажды Бертье пригласил ее поужинать с ним. Не желая разыгрывать из себя скромницу, она сразу же приняла его приглашение.

Они ужинали в кафе «Ле Флер» - в одном из тех немногих мест, сохранивших свой прежний вид с тех времен, когда Пикассо организовал свой неофициальный салон, а Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар пережидали немецкую оккупацию за столиком в задней комнате.

Но Джоанна мыслями была устремлена в будущее, а не в прошлое. А если точнее, то в ближайшее будущее.

Она надела один из тех туалетов, которые создавались ею исключительно для того, чтобы привлекать внимание мужчин. Платье из узорчатой парчи без бретелек обнажало спину до талии. Искрящееся золото ткани перекликалось с оттенком ее волос. Оборки черных кружев нижней юбки мелькали из-под расклешенного подола. Праздничный наряд завершали ослепительные золотые чулки, туфли без задников на невероятно высоких каблуках и золотые подвески в ушах, свисавшие до плеч.