«Пап-па-паа-паа-паа», — как могла подпевала я Эллингтону, распаковывая свои вещи и заваривая чай дарджилинг, а потом стала звонить друзьям — поведать том, что я наконец-то обзавелась собственным телефоном. Когда они спрашивали, как идут дела с моим парнем, я отвечала, что все замечательно.
В спальне у Мерседес возле одной из стен стоял длинный стол с тремя компьютерами. Она была помешана на них и втайне развлекалась хакерством. Впрочем, своими способностями она пользовалась не из злых побуждений, а для добрых дел — именно она помогла вырвать меня из подлой ловушки, которую подстроил ОТБРОС.
Повесив свое платье в шкаф Мерседес, я пошла в ванную взглянуть, нет ли у моей подруги каких-нибудь новых косметических средств. Там нашелся флакон туалетной воды «Наваждение» от Кляйна, который, судя по всему, еще ни разу не использовали. Я побрызгала воздух, а потом прошла через него.
Хотя домашний уют в этом районе стали ценить гораздо выше, бандитизм здесь по-прежнему находился на опасной отметке. Когда я вышла на улицу, чтобы прикупить что-нибудь на ужин, на углу соседней улицы дрались мексиканские бандюки, все очень грозные, с черными татуировками и в идеально выглаженных брюках. Я перешла на другую сторону улицы, наглухо застегнула свой жакет, чтобы они не увидели чего лишнего, и двинулась дальше, глядя строго вперед.
На улице показалась полицейская патрульная машина, и мужики куда-то убрались.
Моя любимая такерия[34] находится в шести кварталах от дома Мерседес, среди прочих кафе, ресторанов, баров и маленьких магазинчиков. Поскольку моя книжка в обложке так и не высохла, мне была необходима другая. Сначала я думала купить еще какой-нибудь роман Шарлотты Бронте, но потом откопала потрепанное издание «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во в переплете.
Я купила несколько тако и орчату[35] и, вернувшись в квартиру Мерседес, принялась за чтение и еду. Это отшельническое занятие обычно приносит мне удовольствие, но мысли как-то не задерживались на герое книги Себастьяне Флайте, а постоянно возвращались к хорошо известному мне Себастьяну, ОТБРОСу. Жизнь порой таким образом вторгается в литературу. Себастьян всегда казался мне очень красивым и умным, и я никак не могла предположить в нем моральное разложение. Я считала, что любовь способна преодолеть все классовые и культурные различия.
Читая о нравственном падении Себастьяна Флайта, я в очередной раз скорбела о том, что ОТБРОС утратил свое душевное здоровье.
Тревожные мысли сновали в моей голове, словно жучки, неся с собой какие-то обрывочные сведения.
Я отмахнулась от них, равно как и от предположения, что я могла точно так же обмануться в Освальде.
Когда я отштукатурила лицо вечерним макияжем, намазала волосы гелем, а потом сбрызнула их лаком так, чтобы объем увеличился вдвое, время уже было позднее. Я немного прошлась по улице, а потом наняла такси, что было гораздо проще, чем самой вести машину в центр.
Клуб Мерседес располагается в мрачном районе, состоящем из нескольких дешевых гостиниц с постоянными жильцами, бесплатной столовой для неимущих, стрип-клубов и крошечных вьетнамских закусочных. Снаружи здание клуба было абсолютно черным, а название «Мой подвальчик» складывалось из мелких красных буковок. Несколько человек в потрепанных деловых костюмах покуривали на тротуаре, а внутри ухала музыка.
Вышибала Денни улыбнулся, увидев, как я вылезаю из такси, но, судя по морщинке между бровями, он был напряжен.
— Привет, девочка, рад тебя видеть. Дай же мне сладенького.
Ленни всегда злоупотреблял объятиями, и сегодняшний вечер не был исключением. Схватив меня за пятую точку, он как следует помял ее.
— Да и потрогать тебя рад, особенно, когда есть за что.
Я отстранилась, чтобы Ленни перестал меня ощупывать.
Он обрился наголо. Я провела рукой по темной блестящей макушке.
— Когда ты это сделал?
— Когда там стало больше кожи, чем волос. Что скажешь?
— Сексуально, Денни. Все группи будут твоими.
— Ха! Группи. Только моей жене этого не говори. — Он подмигнул. Денни был женат на служительнице церкви.
Войдя в фойе клуба, я помахала рукой гардеробщице и вошла в основной зал. Там я постояла несколько минут, чтобы глаза привыкли к темноте, а уши — к шуму. Кроме обычных рокерских типажей, в группе наличествовали саксофонист, двое парней, игравших на удах,[36] один с конгой и еще кто-то с диджериду.[37]
Такое вроде бы сочетаться не может. Солист визжал, а сама песня сначала впала в абсолютный диссонанс, но потом вдруг оказалась вполне гармоничной. Я не смогла понять ни стиля, ни слов песни. Впрочем, это было необязательно. Волны музыки наполнили все мое существо. Остальное не имело значения. Мне хотелось броситься в толпу участников корпоративной вечеринки — извивающихся типов с остекленевшими глазами, но сначала нужно было поздороваться с Мерседес.
На лестнице я наткнулась на трех человек, которые вытворяли нечто такое, что, по моему мнению, явно запрещалось корпоративными правилами. Они меня даже не заметили. Мерседес я обнаружила на балконе, возле пульта звукорежиссера. Она была явно взволнована — приветствовав меня быстрым abrazo,[38] Мерседес снова обратила свой взор вниз, на зал.
— Ой, какая прическа! Очень симпатично, — одобрила я, коснувшись маленьких аккуратных дредов.
Мерседес отдернула голову.
— No mе moleste,[39] — отозвалась она. — Не видишь, что ли, что внизу происходит!
— Эта группа здорово зажигает. Я раньше ничего подобного не слышала.
— С ними одни проблемы.
— Люди веселятся — что в этом плохого?
— Этнические ритмы имитируют биение сердца, так же как и музыка транс, а тут еще и рок-составляющая. Народ слетает с катушек.
Внизу разбилось стекло. Молодой человек в костюме, вскочив на стойку бара, принялся срывать с себя одежду и выть. Взлетевшая в воздух туфля-шпилька стукнула его по голове. Он упал в толпу.
— О черт, только не это! — сердито воскликнула Мерседес. — Задаток этого не покроет. — Обратившись ко мне, она добавила: — Наверное, тебе лучше уйти отсюда.
— Но я ведь еще не танцевала.
Две женщины с криками взобрались на сцену и принялись стягивать джинсы с вокалиста. Мерседес схватила рацию и помчалась вниз. Толпа подняла на руках мужчину, который недавно раздевался на барной стойке. Судя по виду, он был без сознания. Помахав звукорежиссеру, я тоже спустилась вниз. Один мужик обрызгивал толпу пеной из огнетушителя, а какая-то женщина, вскочив ему на спину, принялась его мутузить.
Такого побоища в «Моем подвальчике» я еще не видела, но особенно поражало то, что за плечами учинивших его хулиганов были не судимости, а дипломы бизнес-школ.
Сжимая в руке рацию, в клуб притопал Денни. Он приложил губы к моему уху и проговорил:
— Тебе лучше смыться отсюда. Полицейские уже едут. — А в рацию проорал: — Выруби их немедленно!
Свет на сцене погас, оставив группу в темноте; усилители заглохли. Денни и другой вышибала стали подпихивать кричащую и громко хохочущую публику к выходу, приговаривая:
— Выходим! Выходим!
Изумленные люди сначала послушно двигались к двери, но потом поворачивались и возвращались на танцпол. Я пробралась сквозь толпу и вышла на улицу. Когда я садилась в такси, к зданию уже подъехали полиция и «скорая».
Как только Мерседес приехала домой, я приготовила для нее ванну, в которую налила изрядное количество геля-пены с запахом жимолости. Потом я направилась на кухню, решенную в тонах карибской синевы, и открыла бутылку цинфанделя, которую привезла с собой. Наполнив два бокала, я отнесла один Мерседес в ванную.
