Может быть, они простят ей последнюю промашку. Томас и Бен уже простили. И Крау. И Тоби. И Булли и Лир…

О Боже, Люси сталкивает крышку с бочки соленой кефали!

— Гудж! — закричала она, но он уже заметил и бежал к своему любимцу.

Помахав ему рукой, Прю сморгнула слезы и бросилась догонять Крау и Прайда. И только теперь у нее мелькнула мысль, что Прайд планировал остаться с Гедеоном и до начала следующего сезона перевозить грузы.

Она все разрушила.

Они подошли вброд к баркасу, который стоял на якоре возле борта «Полли». Прю без чужой помощи перевалилась через низкий борт и смотрела на берег, пока Крау устанавливал парус. И очень скоро послушное маленькое суденышко заскользило по воде и двинулось в открытое море вместе с отливом.

Прю пришло в голову, что Гедеон мог бы прийти посмотреть, как она отплывает. Но почему он должен прийти? Он не сделал ни единой попытки поговорить с ней после того, как принес в свою каюту медную ванну и наполнил ее теплой водой из гигантского котла, который находился в камбузе. Он настоял, чтобы она воспользовалась ванной первая.

Что она и сделала. Потом быстро оделась и, прикрыв маленькое красной пятнышко на его постели, ускользнула на полубак, прежде чем он вернулся в каюту.

Положив руку на румпель, Крау наблюдал, как остается позади стоянка. Он встретил взгляд Прайда, и что-то пробежало между двумя мужчинами. Потом оба проводили глазами баркас, который пересек широкий и бурный пролив и теперь шел вдоль бесплодной полосы низкого берега к деревне, расположенной на северной оконечности острова Портсмут.

Прю удивлялась, находя, что многое осталось таким же, как и было. Но многое изменилось. Разве склады и амбары выглядели такими запущенными? Ей казалось, что они чистые и аккуратные. Но на берегу все быстро обветривается из-за погоды. И деревья. Почему-то она их помнила куда более высокими, чем они были на самом деле. Хотя некоторые вещи никогда не меняются, подумала она, выбираясь на причал и чувствуя себя чуть ли не смущенной после столь долгого отсутствия.

— Альберт! — крикнула она, увидев полную фигуру, скрывшуюся за углом зернового склада.

Она не сомневалась, что он слышал ее, но по какой-то причине не остановился. Выполняет особо важное поручение, подумала она, — наверно, отец велел ему узнать, что готовит мать к обеду.

Наконец Крау нашел пространство между пришвартованными кораблями, стоявшими в ряд у причала, выбросил на пристань ее вещевой мешок и потом проворно вылез сам. Он вроде бы что-то или кого-то искал. Прю заметила, что он вручил Прайду какой-то сверток. Несколько минут они поговорили, но так тихо, что она не могла подслушать. Прю отвернулась от них и увидела Энни, вышедшую на крыльцо выбросить мусор. Дом Дювалей стоял напротив Верхней дороги, и прямо от него шла короткая тропинка к пристани.

Прю помахала Энни рукой. Но, к сожалению, та не увидела ее, и Прю не захотелось окликать подругу. Потом у них будет достаточно времени поговорить.

Сможет ли Энни, посмотрев на нее, понять, что случилось? Видно ли это?

Несколько рыбаков работали в конце причала. Сейчас они собрались в кружок и уставились на них так, будто не верили своим глазам. Прю улыбнулась им и помахала рукой, потому что знала этих людей с самого рождения.

Как странно! Они словно не видели ее. Может, не узнали в брезентовых штанах, с босыми ногами и с волосами, похожими на крысиные хвостики? — решила она.

Пожав плечами, Прю обернулась и увидела, что Крау и Прайд стоят на том же месте. Она нахмурилась. Прайд выглядел разъяренным, и даже Крау, не привыкший выказывать свои чувства, казался немного озабоченным.

Заметив, что она наблюдает за ними, высокий метис подошел к ней.

— Здесь твоя доля, маленький гарпунер. Прю спрятала руки за спину.

— Спасибо, мне ничего не полагается. Он… Капитан заплатил мне, как и остальным.

— Здесь еще. — Обойдя ее, Крау всунул ей в ладони сверток с монетами. — Конец сезона. Платят долю. Мы поделили добычу. — Он сморщил лицо — так выглядела у него улыбка. И Прю почувствовала, что готова броситься ему на шею и умолять отвезти ее назад, к людям, оставшимся на стоянке. Где она снова найдет таких друзей? Друзей, которые приняли и оценили ее такой, какая она есть, не копаясь в прошлом? — Скажи Лии, я скоро быть здесь.

Она кивнула и с гордо поднятой головой отступила назад. Ни за что на свете она не позволит ему заметить свои страдания, потому что он может передать все Гедеону. А Прю скорее умрет, чем позволит Гедеону узнать, что она чувствует. Ведь он вырвал у нее из груди сердце, выпроводив со стоянки без единого слова. И неважно, что она сама долго просила отправить ее домой.

Прю и Прайд стояли и смотрели вслед шлюпке, пока она не вошла в пролив. На мгновение западный ветер прижал ее к железным перилам, но потом маленькое суденышко быстро заскользило вперед и скрылось позади пузатого торговца, нагруженного бочками с ромом и патокой.

Забросив за спину вещевые мешки, брат и сестра пошли по Верхней дороге, свернули у дома Дювалей, миновали знакомую рощицу с чахлым дубом, кедром и пальмой сабаль. Не замедляя шага, Прю обогнула сгоревший дотла пень, откуда начиналась дорожка к их дому. Слезы щипали глаза, и Прю дрожащей рукой смахивала их со щек.

Только под навесом собственного крыльца ей пришла мысль, что было бы мудрее послать вперед Прайда, чтобы он принес ей какое-нибудь платье. Тогда она могла бы переодеться, прежде чем предстать перед бабушкой.

Но дверь открыла не бабушка. На пороге стояла, скрестив руки на тощей груди, Лия и смотрела на мир, как темный ангел-мститель.

— Наконец ты явилась, бесстыжая девчонка!

— О, Лия, я так рада… — Рада? Чему?

Прайд проскользнул, видимо, незамеченным и заспешил наверх по узкой лестнице. Но Прю удача не улыбнулась.

— С бабушкой все в порядке? — спросила она, вдыхая знакомый запах древесного дыма, пыльных ковров, лаванды и вареной рыбы.

— Много ты заботишься о ней. Убежала с ордой диких мужчин, будто ты одна из тех общих женщин, которые болтаются на берегу!

Прю уронила свой сверток. Знакомые запахи, знакомый вид бабушкиного старого кресла-качалки и деревянной скамьи с высокой спинкой, где они с Прайдом устраивались, чтобы часами слушать рассказы Урии о приключениях в южных морях, снова вызвали слезы. Все долгое утро она боролась, чтобы не заплакать, решив не сдаваться ноющей душевной пустоте. Но запах кукурузного хлеба, который пекла Лия, доконал ее.

— Ох, Лия, — жалобно застонала она, прижавшись к не одобрявшей ее поведение женщине. — у меня так болит сердце, что я могу умереть. И у меня… такой ужасный вид, и от меня так пахнет, и он… он ненавидит меня…

— Шшш, малышка, приведи себя в порядок в кухне. Лия наполнит тебе ванну.

Прю всхлипнула и вытерла нос об ее рукав. Лия хлопнула Прю по руке.

— Перестань! Теперь ты дома. Мы сделаем тебя чистой, пока этот Клод, мужчина, не пришел. Этот Клод навел порчу на мизус, плохо-плохо.

Прю едва ли слышала хоть слово, потому что как раз вносила свои вещи в кухню, построенную отдельно от главного дома и соединенную с ним крытым переходом. Вдоль теневой стороны, откуда дул ветер, тянулись полки с кувшинами кислого молока, с горшками сала, вытопленного из домашней птицы, с бочонками соленой кефали, с накидками от дождя и с высохшей рваной жаберной сетью, принадлежавшей Урии.

Вдруг Прю сразила страшная усталость. Будто она пробежала через все невзгоды последних нескольких месяцев за один день и теперь смотрела, как они уходят вдаль. Но не потому, что так сильно устала, а потому что не могла догнать их и вернуть назад. Даже не могла приблизить их и услышать любимый голос или увидеть голубые глаза с морщинками в уголках и изуродованное лицо, которое было для нее гораздо красивее, чем у любого другого смертного на земле.

— Ох, Боже мой, Лия, что мне делать? Вольноотпущенница подтащила большую медную ванну и выпрямилась, подозрительно сощурив глаза.