— Можешь сесть. — Это прозвучало ворчливой командой, а не любезным приглашением.

Но Прю по-прежнему стояла возле люка, точно зачарованная огнями, видневшимися на морских просторах. Несмотря на жару, она не снимала короткий непромокаемый плащ, полученный на стоянке. И он не смог не отметить, какими элегантными волнами он спадает с ее стройных бедер, делая ноги невероятно длинными. Хотя она едва доставала ему до плеча.

— Хэскелл, Прюденс… черт возьми, какое у тебя настоящее имя?

— Прюденс.

Брови у него полезли вверх. Прюденс? То есть благоразумие? Если ему и попадались девчонки с неподходящим именем, то такого несоответствия он еще не встречал. Потому что менее благоразумной женщины он еще в жизни не видывал. Не отрывая взгляда от стройной спины, которую она выставила ему на обозрение, он вошел в каюту и ради предосторожности запер за собой дверь.

Защелка, которой раньше почти не пользовались, с шумом закрылась. Девушка резко повернулась и уставилась на него.

— Зачем вы это сделали?

— Зачем запер дверь? Надо ли говорить, что я сделал это, чтобы защитить твое доброе имя… мисс Прюденс? Конечно, тебя не беспокоит, что один из твоих приятелей ворвется сюда и откроет, что ты в каюте наедине с мужчиной, который тебе не муж. Ну а теперь этого не случится, так?

Прю не верила ни его словам, ни его тону и начинала чувствовать себя неуютно. Сначала она пошла с ним, понимая, что ничего другого не остается. Он поймал ее справедливо и честно, удивительно, что это не случилось раньше.

— Тебе нечего сказать в свое оправдание? — поддразнивающим тоном спросил Гедеон.

Когда он приблизился, Прю отступила назад. Ее пальцы коснулись стола с ободком из вишневого дерева, на котором она нащупала нож для бумаги с довольно твердым острием. Его можно было использовать как оружие.

— Даже и не думай об этом, — бросил он, и Прю вытаращила глаза. Все шло совершенно не так, как ожидалось. Она предполагала, что с его стороны последуют обвинения, а с ее — признание и даже, возможно, извинение. А потом — немедленное изгнание. То есть именно то, чего она хотела. Она хотела этого?

Она отбросила нож. В конце концов, Гедеон справедливый человек. Не станет же он ее бить! Особенно теперь, когда знает, что она женщина.

— Ладно. Вы раскрыли меня, — проговорила Прю и удивилась, когда у него вдруг раздулись ноздри.

— Да, раскрыл… Что дальше?

К этому времени Прю обнаружила, что упирается спиной во что-то вроде комода или платяного шкафа, разумно примыкающего к изножью кровати, стоявшей у другой переборки каюты.

— Хорошо. Я прошу прощения. Вы это хотите услышать от меня? Ошибка произошла с самого начала. Но вы не можете сказать, что я не сдержала слова и не выполнила свою часть договора.

Теперь, когда хмель начал выходить из головы, Прю все больше и больше злилась.

— Нет нужды во всем этом… этом… — она жестом нетерпеливо показала на запертую дверь.

Хотя он не шелохнулся, но каким-то образом сумел создать ощущение угрозы. Будь он проклят, это несправедливо! Он не имеет права таким способом запугивать ее.

— Ну, скажите же что-нибудь! — наконец воскликнула она.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

Прю вытерла рукавом лоб. От жары нечем было дышать.

— По крайней мере откройте дверь!

— По-моему, здесь вполне терпимо. Если тебе жарко, почему ты не снимешь плащ?

Она вцепилась в края плаща, плотнее запахивая его, и уставилась на него. Он хорошо и даже прекрасно знал, почему она не стала снимать плащ! Ее проклятая повязка была на месте но она износилась — вот почему! Один глубокий вздох, и повязка вся расползется — и тогда конец всему!

Но сейчас и так уже конец всему. Как странно думать, что уже нет причины притворяться, нет причины так стягивать грудь, что почти невозможно дышать, нет причины откликаться на чужое имя и нет причины продолжать этот проклятый маскарад.

— Как вы узнали? — прошептала она, присев на спинку широкой кровати.

Гедеон сделал шаг и встал перед ней, упершись одной ногой в перекладину кровати, сделанную из красного дерева. А она старательно отворачивала лицо. Он был такой большой, так близко стоял, мужчина с головы до пят.

— Я видел тебя в пруду, — ответил он после мучительно долгого молчания.

Она вскинула голову и встретилась с его взглядом. — Что?!

— Я видел тебя в тот день, когда ты видела меня, — пожал он плечами.

— Но вы не знали… то есть вы думали, что я… Вы объясняли мне…

Гедеон улыбнулся. Его и вправду начала развлекать эта сцена.

— Объяснял тебе, как любить женщину? Да, должно быть, ты немало посмеялась. Скажи мне, хорошо я рассказывал?

Она покраснела, что очень удивило его. Он думал, что такое создание, как она, уже давно потеряло способность смущаться.

— Как у женщины, у тебя наверняка имеется свое мнение, — продолжал настаивать он. — В конце концов, ты слушала меня внимательно, и я почти уверен, что ты меня разглядела. Как бы ты оценила меня в качестве возможного любовника? Ты удовлетворена тем, что видела и слышала, или тебе напомнить?

Она сама напрашивается, убеждал он себя, так пусть получит. Он вложит в нее страх перед Богом, и после этого она, наверно, дважды подумает, прежде чем проделать свои фокусы с другим честным мужчиной.

— Ну? Говори, женщина. Ты славно умеешь завирать, уверен, что сможешь придумать какое-нибудь ловкое оправдание, чтобы перетянуть весы в свою пользу.

— Перетянуть? Что вы имеете в виду? Ведь вы, конечно, не собираетесь… наказать меня только за то, что я… что вы…

При звуке ее дрожащего голоса, при виде чего-то неопределимого, сиявшего в больших ясных глазах, Гедеон разрешил себе пережить момент спокойного удовлетворения. Наконец он одержал верх. Было краткое мгновение, когда маленькая хитрюга вкралась в его сердце и растрогала его. А он никому не разрешал бередить себя.

Будь проклята ее коварная маленькая душонка, она заслуживает наказания. А он имеет право на отмщение за все, что пережил из-за нее. Она выставила его дураком перед его собственной командой!

Она сама расстелила постель. Пускай в нее ложится. Он доведет ее до края соблазна. Он услышит, как она просит пощады, и тогда отправит ее домой с поджатым хвостом, как выпоротую ведьму.

— Вы намерены наказать меня, правда? — Ее плечи поникли. Уголки губ опустились. Он уставился на ее рот и не мог оторваться, пока не поймал себя на этом и не отвел взгляда.

— Конечно, это не будет наказанием, — мягко проговорил он и намеренно наклонился к ней. И вдруг почувствовал бесконечно слабое веяние сирени, идущее от ее волос. Сирень… сирень? Черт возьми, кто когда-нибудь слышал, чтобы китобой вонял сиренью?

Эта женщина была соблазнительницей самого худшего пошиба. Она носила штаны, выставляя напоказ всей стоянке ноги, обтянутые штанинами от интимного места до пальцев. Приблизившись, он схватил ее за запястье и рывком поставил на ноги, отметив вытаращенные в страхе глаза. От ярости и еще какого-то неведомого чувства у него свело кишки.

— Ты знала, да? Будь проклята твоя коварная маленькая душонка, ты знала, что я был в лесу в тот день, когда ты купалась. Ты нарочно разрешила мне вволю насмотреться!

Прю начала дрожать. Эта сторона натуры Гедеона была ей совершенно незнакома. Оставаясь внешне спокойной, она сказала себе: «Ты сумеешь быть с ним разумной, если не потеряешь голову».

— Гедеон, что бы вы ни думали о том, что я сделала, я искренне сожалею и прошу прощения. Но вам придется признать, что вас, как и меня, есть в чем упрекнуть. В конце концов, я не просила вас похищать меня и привозить…

Он вскинул брови, а потом моментально сощурился, и Прю решила переменить тактику. Если понадобится, она всегда сможет применить силу. Отец научил ее нескольким действенным способам ошеломить насильника, в случае если на нее нападут. Он научил и Прайда, как избегать нападений того же рода.

Невольно взгляд ее упал вниз, на уязвимое в этом смысле место, и она была потрясена, увидев, что оно неузнаваемо изменилось. Смятение, близкое к страху, пронзило ее. Она посмотрела ему в лицо и обнаружила, что он стоит, уставившись на ее рот. Тут Прю выпалила первое, что пришло на ум: