Профессор Гаспар Картер сидит в своём кабинете на самом верху Башни Наук и тоже смотрит на снег. Который в виде кинутого кем-то снежка комком висит на чудом уцелевшем стекле его окна. "И как только забросили на такую высоту?" - думает он. До его ушей доносятся еле слышные вопли тех немногих, кто рискнул продолжить дальнейшую игру у подножия Башни.

   ...К чёрту! Да хоть целые снеговики... Наплевать... К дьяволу!

   Вот как раз дьявола ему и не хватало, чтобы понять, что теперь делать. Перед ним на столе лежит всего лишь детская игрушка - шар с белыми крупинками внутри и с маленькими фигурками детей, играющих в снежки. Школьников, судя по всему, потому что ранцы брошены в несколько щепотей игрушечного снега, которые изображают здесь огромный сугроб. Снег уже оседает вниз, а ещё минуту назад он взвивался белыми струями - и вот тогда-то как раз каким-то образом проходил сквозь хрустальную оболочку, становящуюся мгновенно только видимостью хрусталя и более всего походящую на твёрдый воздух, и заполнял собой комнату. Серебряная дымка неспокойна, она ещё хранит образ полупрозрачной фигуры, которая минуту назад была почти материальна, почти осязаема. Почти. Её нельзя потрогать, зато можно услышать - крючконосая старуха, с голосом, словно карканье ворона, и седыми космами, выбившимися из-под платка, завязанного сзади. Натуральная цыганка, думает про себя Картер, но дело не в этом - да будь она хоть эскимоской, хоть с острова Новая Гвинея, - смысл от этого не менялся.

   Думал ли он, что так обернётся всего лишь эксперимент с некогда разбитым шаром провидицы Хэрриот, на успешный исход которого он и не надеялся? О чём он вообще думал, неделями - или нет, месяцами - складывая кусочек к кусочку, снежинку к снежинке? Выпуская из рук пинцет и отрываясь от микроскопа только для того, чтобы поесть, да и то, когда чуть ли не силком принуждали вездесущие ассистенты, которые приходили в Башню Наук, отоспавшись и поев два, а то и все три раза - и заставали его всё в той же позе? С часовой линзой, делавшей Картера похожим на циклопа, от которой у него уже образовался вокруг глаза продавленный кружок. Этот кружок не успевал исчезнуть за то время, пока он, торопясь, поглощал, не глядя, то, что ему приносили, сдвигая злополучную линзу на лоб подобно заправскому часовщику. Он, пожалуй, знает, о чём думал: как интересно пронзить бездну времени и услышать то, что было сказано вещей старухой несколько веков назад. Узнать, как устроен чёртов колдовской шар, ибо Картер не верил в колдовство, а верил только научным фактам, которые не требовали бы того, чтобы он полагался на недоказуемые байки и иррациональные домыслы.

   Картер в первый раз своими ушами слышал полный текст Прорицания. И теперь не знал, что ему делать.

   Даже руководствуясь всеми теми знаниями, которые он накопил за долгие годы труда. Целебные настойки и яды, быстрые, как укус змеи, тайны психики и сознания, позволяющие управлять людьми, секреты растений, в которых сосредоточена сила мира, и много чего ещё. Но его никогда не прельщала власть явная, куда интереснее было смотреть со стороны за этими играми, самому оставаясь хоть немного, но в тени. Пока это, конечно, было возможно. Так и должно быть. Такие, как Близзард, знающие только, как убивать, идут вперёд, рискуя всем и сразу, а такие, как он, до поры до времени остаются невидимыми, выходя на сцену только в самом крайнем случае. Каждому своё. И теперь решать, что делать, только ей, а никак не ему. Каким бы образом ни повернулось будущее.

   Тишина Башни Наук располагает к размышлениям. Картер сидит, потирая виски и уже привычный кружок от линзы, наверное, давно ставший предметом шуток. "Пусть решает сама", - думает он. В конце концов, потеря человека, не так уж хорошо умеющего работать мозгами, не очень страшна для их сообщества - в нём говорит не столько политик, сколько инстинкт самосохранения. Что ж, пускай так, он и не отрицает этот факт.

   Башня похожа на маяк, и кабинет Картера примерно там, где должна быть линза. Выше только обсерватория. Когда-то Башня строилась около самого леса, но постепенно рядом вырос город, который сейчас подступал почти вплотную, а Башня так и осталась.

   Откуда-то сверху раздаётся тихий скрип: на самом верху в куполе Башни поворачивается по кругу огромный медный телескоп, видимо, ища в пространстве какую-то новую цель. Да ещё галдят под окнами ребятишки-ученики, которые не верят байкам о том, что те, кто тут работает, могут выскочить и превратить их во что-нибудь малоаппетитное, вроде лягушки или тритона.

   Около стола Картера день за днём бесконечно вращается планетарная модель Солнечной системы. Подвешенная в воздухе на невидимых нитях, она в точности отображает бег планет вокруг центрального светила. Медные шарики с руническими надписями крутятся с различными переменными скоростями - Меркурий летит быстро, Плутон еле движется, так, что непривычный глаз и не заметит. Свет зимнего дня и огоньки свечей поблёскивают на боках отполированных небесных тел, и Картер почему-то начинает думать, что совсем не телескоп мог скрипеть пару минут назад, а нерадивый ассистент давно не проверял и не чистил модель, к примеру, кольца Сатурна, а передоверил это скучное занятие ученику. Когда Картер вернётся, то кое-кто получит взбучку, потому что везде и во всём нужен порядок. И, кстати говоря - на этом месте Картер поднимает палец вверх, как всегда, разговаривая с воображаемым собеседником, - Близзард права хотя бы в этом: уж своих-то домочадцев она держит в ежовых рукавицах.

   Хм... Луна войдёт в тень земли... Не так уж нескоро, надо предполагать. Ну, и что из этого? Что произойдёт? Вселенная рухнет? Твердь небесная поменяется местами с твердью земной?

   Медные планеты летят по своим невидимым орбитам. Рунические письмена - плотности планетных ядер, диаметры орбит, состав атмосферы, циклы затмений, солнечных и лунных... Древняя вязь рунического письма - всего-то навсего - сплетается в неясный пока итог старого Прорицания.

   Профессор Картер, главный учёный Башни Наук, ещё пару минут сидит, глядя в одну точку, потом встаёт, снова поднимает палец, что-то бурча под нос и прощаясь с воображаемым собеседником, и надевает тёплое пальто. Консенсус с невидимым визави достигнут: "Сама, и только сама, леди Монфор... м-да... интересно... так что же может так скрипеть...", - бормочет он. Ещё один снежок громко ударяется о стекло и прилипает рядом с первым, но Картер не обращает на это никакого внимания. Он проходится по пальто рукой, разглаживая несуществующие складки, и покидает кабинет. Он спускается по винтовой лестнице на первый этаж Башни и направляется прямо к сквозному зеркалу.

   - Привет, Близзард, - говорит Картер, и у меня почему-то нехорошо замирает сердце. От двух простых слов.

   - Поговорим? - спрашивает он. И уточняет: - Наедине?

   Чёрный бархат скатерти на столе. Серебряный канделябр. Ещё недавно тут лежали те самые карты.

   Картер разворачивается, на цыпочках подходит к двери и резко открывает её, проверяя, не вздумал ли кто-нибудь подслушивать наш разговор. Это настораживает меня прямо-таки до крайности.

   - Близзард, - начинает он. - Ты знаешь что-нибудь о Прорицании?

   Я чувствую, что улетаю куда-то в пустоту. Такого со мной не случалось уже много лет. Время резко замедляет свой ход и, наверное, почти останавливается. Вместе с моим сердцем. Я отрицательно качаю головой.

   - Я скажу тебе его полный текст. Для начала, - говорит Картер и цитирует: "...Раз после долгой зимы голодная стая затеет охоту. Но вырастет мальчик-пастух, отмеченный руной Победы на левой руке, и стадо волкам не отдаст - убьёт вожака. Мать принесёт его вместе с луною, войдёт что в земли тень, и будет он точно тогда же с той силой, что в десять раз больше обычной... Всего только часа не много - но и не мало, чтоб стяг водрузить со шкурой звериной, как руна о том говорит..."