Долорес оставляет гореть крошечный ночник, и я приказываю ей завести музыкальную шкатулку - подарок Лены на шестнадцатое октября, день Святой Ядвиги. Впрочем, у меня тоже есть для неё подарок - золотой медальон размером с монету, только овальной формы. Я хотела отдать его в день её именин, но зеркальных дел мастер не поспел к восемнадцатому августа, когда Лена празднует день ангела, и потому пока что медальон ношу я - до подходящего случая. На одной стороне выгравирован вензель "B", на другой "L". Это милый сюрприз - если его открыть, то внутри будут два зеркала, моё и её. Создатель всемогущий, сколько же усилий пришлось приложить, чтобы зеркальщик мог сделать свою работу тайком! Миниатюры, конечно. Не в полный рост, а только портреты. И - словно ветер приносит издалека - шёпот звёзд или ледяной звон хрустальной волны разговора без слов, но только между нами, двоими: "Близзард?" - "Легран?" "Помнишь?" - "Помню". Верно, тоже какой-то секрет старинного ремесла, за который надо было всего лишь заплатить звонкой монетой.
Долорес бережно, но ловко орудует крошечным резным ключиком - знает, что ей не поздоровится, даже если она просто поставит шкатулку не так, как надо. Она тоже видит или, скорее, чует, как я раздражена. Неуклюжая человечья дрянь, надо было велеть выпороть её, чтобы хоть немного успокоиться, это было бы удовольствием даже большим, чем заставить её корчиться от боли. Чёртов Картер. Чёртова провидица, уже несколько веков, как гниющая в своей проклятой могиле.
Хрустальный звон молоточков - как льдинки в высоком бокале с фруктовым лимонадом в жаркий день.
Нота "ре" - солёные брызги моря, крик чаек и силуэт корабля на бархатных занавесях возле моей кровати. Нота "ми" - клубника с каплями росы и почти фиолетовое закатное солнце, выглядывающее из-за тучи после только что прошедшей грозы. Над вересковой пустошью? Над лесом и вспененной горной рекой? Нота "ля" - поцелуй, лёгкий, как крылья бабочки - и непременно Божоле Виляж... фиалки... малина... "Камамбер, Легран?" - "Нет, бри, если ты не против" - и на секунду её профиль... и - Эдвард целует мне пальцы, а внизу уже, верно, слышен звон посуды...
Волшебные видения плывут по бархатному пологу, изменяются и складываются в картины, но так недолго. Я что-нибудь придумаю... почему я не велела выпороть девчонку, и почему бы мне не сделать это самой? Отвешиваю ей пощёчину - со всей силы. Сейчас мерзавка снова начнёт просить "не надо боль" - человечья дура не в силах оценить этой чарующей красоты, даже когда ты захлёбываешься кровью, скользя пальцами в лужах собственной блевотины на полу. Но она молчит, только слеза выползает из уголка глаза и падает на мою руку. Я пальцем смазываю солёную каплю - не кровь, но всё ж лучше, чем ничего.
Долорес подтыкает мне одеяло. Резким взмахом руки велю ей убираться прочь, и она исчезает за дверью. Тщательно нагретые простыни раздражающе тёплые, в то время как я хочу холода. Или не знаю, чего я хочу. Вылезаю из кровати, сбросив на пол проклятое одеяло, и иду к окну, за которым серебром сверкает снег. Пальцы непроизвольно тянутся к стеклу, но я тут же отдёргиваю их, словно обжёгшись о нарисованные морозом узоры. К Создателю и ко всем чертям! Надо просто лечь спать, потому что утро вечера мудренее. Чёртов Картер. Просто-напросто лечь спать. И что-нибудь да придумается.
Глава 13
...Брызги ледяного шторма - это первое, что я чувствую после прохода на изнанку зеркала. Стальная хватка стражника, того, что справа, ослабевает, мне хочется лечь и больше не подниматься. Голова кружится.
- Ну, вперёд, высокородная, чего стоишь? - один из стражников пихает меня так, что я чуть не падаю.
Над штормовым морем туман из мельчайших капелек воды. По здешним меркам - это лето. От зеркала и до входа в крепость идти ещё ой как далеко. Под ногами - голое скальное основание, усыпанное мелким щебнем. Каблук у туфель не очень высокий, но идти всё равно неудобно. Спотыкаюсь, чуть не подвернув ногу, и тут же слышу брань этого полукрового ублюдка. Но я не доставлю им такого удовольствия. Нет, никогда!
- Сделай, чтоб руки впереди были, - оборачиваюсь я к нему и вижу искажённое ненавистью лицо.
- С-с-сука! - он с размаху со вкусом бьёт меня по щеке. - Может, тебя вообще отпустить?
Я сбрасываю туфли и, присев и извернувшись, кое-как беру их руками, скованными сзади. Первый шаг, второй... Острые камни рвут шёлковые чулки и ранят до крови. Зато можно идти. Царапины заживут, а вот вывихнутую лодыжку, боюсь, мне не вправит никто.
- Пошевеливайся, ты, - кто-то из них ещё раз пихает меня в спину. Просто так. Быстрее я всё равно не пойду. Если только они не потащат меня на себе.
Арка входа, потом первый этаж. Толстые стены, заглушающие рёв шторма. Маленькая канцелярия, запах пыльных бумаг и старых тряпок. Меня сдают с рук на руки совершенно лысому человечку, который торопливо поднимается нам навстречу из-за стола. Стражники дожидаются какую-то бумажонку, которую он умело скручивает в свиток и запечатывает печатью с "волчьим крюком", и отбывают. Наверное, это фирменная, чёрт дери, печать крепости Утгард, если на ней такой же знак, какой я имею сомнительное удовольствие созерцать каждый день.
Я с некоторым облегчением прислоняюсь спиной и скованными руками к холодной стене. Ноги сбиты в кровь, от чулок осталось одно название. Рука болит - там, где краснеет рубец наспех залеченной раны на внутренней стороне запястья, на котором я перегрызла вены. Точнее, пыталась это сделать. Проклятая медлительная дура!
- Раздевайтесь, - лысый человечек, похожий на колобок, суетливо снимает с меня наручники. - Так положено, просто положено, - торопливо добавляет он.
Если я не сделаю этого сама, то сделает он. Чёрт подери! Но этого не будет, нет!
Кое-как я стаскиваю мятое платье. Кое-как - потому что разорванные сухожилия ещё не до конца срослись, и левая рука практически не действует.
Беглый осмотр - понятно, боятся, как бы мы не пронесли под одеждой василиска, - и татуировка, утгардский номер. Он велит одеться, а потом несмело прикасается к левой руке. Я обнажаю плечо - смотри, сволочь полукровая, тебе ведь это надо, чтобы меня ударить? Но он проводит пальцем по красному шраму на запястье. Я вздрагиваю, скорее от неожиданности, чем от боли.
Лысый снова надевает на меня наручники, потом откатывается к своему столу и начинает что-то строчить в многочисленных ведомостях. Перо летает, покрывая поверхность бумаги ровными чёрными строчками.
- Близзард... пожизненная ссылка... номер такой-то, - бормочет он себе под нос.
Я снова опираюсь спиной на стену - и не выдерживаю. Медленно съезжаю к самому полу и в такой позе остаюсь. Силы на исходе.
Неожиданно скрип пера смолкает. Лысый прикуривает сигарету и выпускает густую струю дыма. А потом подходит и суёт её мне в правую руку.
- Покури, пока можно, - тихо говорит он.
Я секунду смотрю на него, а потом подношу сигарету к губам. Правая рука тянет за собой левую, которая повисла беспомощно, как плеть. Я глубоко вдыхаю дым и закашливаюсь. Какого чёрта!
Голова начинает кружиться. Рёв шторма каким-то образом проникает сквозь стены тюрьмы, и я уже ничего больше не слышу, кроме него. Тёмная вода попадает в нос и в рот, и дышать я тоже не могу. Создатель великий, я никогда не умела плавать...
И ледяная стена прибоя накрывает меня...
Я вздрагиваю и просыпаюсь. За окнами по-прежнему полная луна. Комната пуста, и не слышно ни звука, кроме тиканья часов на каминной полке. Проклятая зима! Она доконала меня! Шёлковые простыни влажные от пота. Я передвигаюсь на другую половину кровати и снова засыпаю...
